— Ты хоть понимаешь, что это значит?! — продолжаю кричать я, — Твоя корова жива! Ее просто подменили.
— Откуда ты знаешь, что она жива? — Осведомляется моя собеседница, несколько успокоившись.
— Я это чувствую. Это знак, тебе пора избрать другой путь, — отвечаю ей с уверенностью.
— Думаешь, это Бог сделал?
— Нет, не думаю. Но какая разница, кто это сделал? Ты хоть понимаешь, что произошло? Радуйся! Радуйся, мать твою!
Она радуется.
В одном загородном заведении в VIP-зале стилизованном под средневековую таверну семеро мужчин различного возраста расположились за столом. Они пили эль, время от времени со стуком ударяя кружками о дубовую поверхность стола, и периодически посматривали на часы. За все время совместного времяпровождения ни один из них не обронил ни слова.
— Пора! — громко провозгласил, наконец, грузный мужчина, сидящий во главе стола.
Впрочем, грузный — слабо сказано, чтобы передать впечатление о внешности мужчины, вернее было бы назвать его грудой сала. Одет толстяк был в серый деловой костюм и белую рубашку, из кармана его торчал галстук. Было очевидно, что этот человек привык одеваться официально, но сегодняшняя встреча таковой не являлась.
— Итак, — продолжил толстый, — внутреннее чутье подсказывает мне, что именно я как самый толстый из вас и должен открыть наше собрание и быть председателем. Никаких ущемлений здесь присутствующих в правах, разумеется, просто так удобнее.
Слушатели дружно зааплодировали. Один из них, плюгавый мужичок лет сорока в замызганной одежде даже привстал и ободряюще крикнул:
— Дерзай, жирдяй!
— Благодарю вас, — ничуть не обидевшись на, казалось бы, оскорбительное слово, проговорил мужчина. — Итак, все мы собрались здесь, прочитав в газете весьма оригинальное объявление, подписанное «Джим Слэйд». Ежели все это не розыгрыш и человек, именующий себя подобным образом, присутствует среди нас, предоставляю слово ему.
Долго ждать не пришлось. Молодой человек, одетый довольно необычно — синие джинсы, малиновый пиджак, бандана с Веселым Роджером и огромная золотая цепь на шее — поднялся со своего места и молвил:
— Я - Джим Слэйд. Можете звать меня просто Джим. И сейчас все мы исполним то, зачем мы здесь. Но для начала — хоббит, еще эля!
На зов немедленно явился маленький человечек, действительно очень похожий на хоббита. По всей видимости, представитель местного обслуживающего персонала.
— Для всех, милорд?
— Разумеется, для всех.
Не прошло и двух минут, как кружки были расставлены по местам.
— Что-нибудь еще? — услужливо осведомился «хоббит».
— Да. Зажгите, пожалуйста, камин. Потом — свободны.
В скором времени огонь запылал в камине, все шестеро сидящих пристально глядели на Слэйда, ожидая развития событий. Джим не заставил себя долго ждать.
— Итак, джентльмены, я — бессмертный бог, — надменно провозгласил Джим. Слушатели вряд ли ему поверили, но смолчали. Слэйд же продолжал. — Время не властно надо мной, но созерцание хода его доставляет небывалое удовольствие. А посему я снимаю с руки свой «Ролекс» и приношу его в жертву. — Слова Джима с делом не разошлись, он снял часы, подошел камину и бросил их в огонь. Совершив этот ритуал, Джим вернулся на свое место, присел и принялся медленно потягивать из кружки эль.
— Что ж, Джим Слэйд на деле доказал серьезность своих намерений. Так последуем же его примеру, — вновь взял слово толстяк. — Я очень люблю поесть. Разумеется, все время есть я не могу, но все же всегда ношу с собой вкусную булочку, испеченную собственноручно моей любящей супругой. Это на случай, если совсем уж невмоготу станет. Эта вот булочка и будет моей жертвой.
Когда булочка отправилась вслед за часами, и грузный мужчина занял свое место, из-за стола поднялся парень лет двадцати.
— Меня зовут Иннокентий, я студент четвертого курса. Учусь всю жизнь на «отлично». Так вот, жертвой моей будет моя зачетка, думаю, это самое.
Вот уже и зачетка скрылась в огне вслед за первыми двумя жертвами, Иннокентий занял свое место и пригубил эля. Следующим на очереди был пожилой человек интеллигентного вида, с усами и в очках.
— Друзья мои, — сказал он. — В этом мире остался лишь один по-настоящему любимый мною человек — моя жена. Она очень любит цветы, и я как раз сегодня купил вот этот букет, — он взял в руки цветы, ранее лежавшие на столе, — хотел ее порадовать. Это будет достойная жертва.
После окончания ритуала, с места вскочил тот самый плюгавый мужичок, обозвавший жирдяем председателя. И говорил он так:
— Я, слесарь Василий, живу на белом свете вот уж сорок пять лет. И тридцать пять из них пью, двадцать пять — пью много. Идейный алкоголик, так сказать. И сейчас я вылью в камин бутылку водки, лучше жертвы не придумать.
— Извините, я не готов. — Сказал вдруг бледный молодой человек. — Я лучше пойду.
— Да никто тебя, собственно, и не держит, — улыбнулся Слэйд. — Но знай, ты никогда не будешь готов. Иди. Только за эль заплати, и не забудь чаевые.
Все проводили отступника взглядом, после чего слово взял последний из собравшихся, мужчина непримечательной внешности.
— Больше всего на свете люблю я деньги, — сообщил он, — и лучшей жертвы, чем мой кошелек, мне в жизни не придумать.
Когда последняя жертва была принесена, Джим Слэйд допил эль, поднялся и заговорил:
— Господа, поздравляю вас. Мы сегодня совершили серьезный поступок, сделали большой шаг на пути к личной духовной свободе. Разумеется, потребность в жертвоприношении заложена в нас с рождения, и избавиться от нее невозможно, да и не нужно. Но сегодня никто из нас не знал, кому адресованы наши жертвы. Лишь делая жертвоприношения неизвестно кому, мы можем подавить в себе идолопоклонничество.
* * *
Слэйд шагал по городу, наслаждаясь чудесной погодой — было прохладно, сухо и пасмурно, подобная погода стояла уже месяц, сводя мирских людей с ума и благотворно влияя на нашего героя. Внезапно Джим замедлил ход и крепко пожал руку встречному. Это был Люций, человек со страшным взглядом и голосом в длинном черном плаще. Люций любил музыку группы «Shocking blue» и не любил людей. На концерты своей любимой группы он иногда ходил во сне, людей же называл «презренными смертными». И была в нем еще одна примечательная особенность. В юном возрасте, когда Люций впервые в жизни брился, он порезал лицо. Это настолько пришлось подростку не по душе, что он из чувства эстетизма достал из туалетного шкафчика завалявшееся там древнее лезвие «Нева» и изрезал себе лицо вдоль и поперек, шрамы сохранились и по сей день.
Люций и Джим пережили вместе немало увлекательных приключений. Взять хотя бы их последнюю поездку в Мариуполь, этот город-наследник Сан-Франциско шестидесятых, раскрашенный в кислотные тона безумным художником по прозвищу Ризограф. Вернее, попытку поездки.
В преддверии той благополучной поездки Слэйд и его товарищ беспечно, ни о чем не подозревая, пили пиво в привокзальном кабаке. Джим рассказывал услышанную им недавно историю о борьбе с браконьерством на Новый Год. Изобретательные милиционеры придумали такой метод — они вымазали стволы елок и сосен города фекалиями и спрятались в кустах в ожидании потехи. Уж очень им хотелось посмотреть на реакцию незадачливых нарушителей закона. Ребятки в голубой форме, они же как дети малые, катаются втроем на некоем подобии тарзанки, напоминающей гротескную тру-готичную петлю для великана, играют в КВН-щиц Жанну и Свету, в общем, любят повеселиться вволю. Но вот незадача — никто так и не подошел. Но милиционеры не унывали. Они весь вечер играли в карты, и проигравшие под радостный хохот коллег облизывали ствол.
Затем, уже в поезде, настал черед Люция рассказывать. Он поведал трагическую историю проводницы вагона, в котором они ехали. Она была худшей проводницей в истории, мало того, что своим характером она порождала ненависть пассажиров, она к тому же не умела заваривать чай. Собственная бездарность повергала проводницу в бесконечные депрессии. По ночам она очень долго плакала в подушку, настолько долго, что одной подушки ей на ночь не хватало, требовались минимум четыре. В перерывах между рыданиями, поменяв подушку, проводница открывала окно вагона и громко кричала в ночь: «Ебать!». Единственной радостью в ее жизни был воображаемый демонический любовник. Впрочем, не совсем воображаемый, этот человек существовал на самом деле. Но проводнице он нанес визит лишь однажды: подошел к окну, и их голоса в крике «ебать!» слились воедино.
Чувство того, что в этом поезде что-то неладно появилось у друзей еще при посадке. Не зря женщина, что проверяла билеты при входе в вагон, была без формы и выглядела подозрительно. Чутье не подвело. Той ночью их отключили усыпляющим газом, очень сильнодействующим, повергающим жертв в сон на несколько суток. Затем Джима и Люция, используя потайные мосты и туннели и неведомые железные дороги увезли на остров Мадагаскар. Выбраться с этого странного клочка суши с необычной флорой и фауной было непросто…
