Барретт купил билет, вошел в зал и устроился на свободном месте под балконом. «Бинго Лонг» давно начался, может, даже подходил к концу. В прохладном воздухе отвратительно пахло. Огромный зал был заполнен на две трети, сидевшие группками зрители курили, смеялись, переговаривались и изредка поглядывали на экран. Из самых дальних и темных уголков раздавались повизгивания и стоны. Какая-то женщина на балконе, судя по звукам, рожала двойню, и никому не было до нее дела. Барретт попробовал прочность кресла и откинулся на спинку. Перед входом в кинотеатр он купил бутылочку «Кольта», пронес ее в коричневом бумажном пакете, даже не пытаясь спрятать от билетера. Вырвавшийся газ произнес что-то вроде «шафффф», зрители на ближайших сиденьях, услышав этот звук, наверняка подумали: «А я, болван, не додумался купить».
«Бинго Лонг» оказался совершенной дрянью. Явно переборщили с диксилендовским джазом, с Билли Ди Уильямсом, очевидно, вообразившим себя Редфордом в «Афере», и с Джеймсом Эрлом Джоунсом. Фильм быстро подошел к концу. Началась «Автомойка», и все казалось замечательным — галдящие зрители, прохлада, «Кольт», который, по счастью, не успел закончиться к началу второго фильма. Большинство зрителей пришли сюда в основном из-за «Автомойки», но с ее началом нисколько не притихли.
Он увидел их в перерыве, когда зал озарился светом. Черная курчавая голова, а рядом светлая, рядов через двадцать от него, почти у самого экрана, откуда изображение кажется чересчур увеличенным. Узнать их было легко — по синим кедам, упертым в спинки передних сидений. Видимо, Мингус позвал Дилана, да, скорее всего. И потащил его к «Радиосити», чтобы продать билеты. Загнали, наверное, за бешеные деньги каким-нибудь выряженным белым. И вернулись в Бруклин, решив сходить в кино. Точно Мингус прочел днем мысли отца. Хотя телепатия здесь совсем ни при чем. Любой нормальный человек в Бруклине пошел бы сегодня в «Даффилд», даже тот, которому утром принесли два бесплатных билета на концерт Рея Чарльза. Какой дурак не воспользуется возможностью посидеть в прохладном темном зале, поглумиться над «Бинго Лонг» в волнительном ожидании «Автомойки» и побалдеть под музыку саундтрэка «Роуз Ройс»? Присутствие здесь Мингуса говорило о том, что со здравым смыслом у него полный порядок.
Да, да, именно так все и случалось: одна-единственная песня могла разрушить человеческую жизнь. На одинокого парня насылалось музыкальное проклятие, и он бывал раздавлен, как крошечный жук. Песня, та самая песня, прилетала из ниоткуда, находила его, завладевала всем его существом. Становилась его чертовой судьбой, привязывалась к нему крепко-накрепко. Попсовая мелодия, которую слышишь буквально повсюду.
Или делалась дорожкой, ведущей к разрушению, превращалась в фатальный лейтмотив жизни. Все сужалось до ритма ударных, звучания непреклонной бас-гитары и посредственного вокала — подобия монотонного ржания, разбавляемого сладострастными стонами. Им подыгрывала туба или валторна, или ритм-гитара, или труба — громкая порой до нелепости. Создавалось впечатление, что певец подошел к тебе вплотную и приставил пистолетное дуло к твоему виску. Как такое могло произойти? Кто разрешал крутить это по радио? Эту песню следовало запретить. В ней не звучали расистские акценты — ты ничего не понял бы, не стоило даже тратить время, чтобы разобраться, — но она была направлена против тебя.
«Да, они танцевали и пели, позабыв обо всем, но вот кто-то крикнул…»
Каждый раз, выходя на улицу, тебе вслед орали слова этой песни. Страшно было даже подумать о том, что тебя ждет в новом учебном году.
Седьмого сентября 1976 года, когда Дилан только-только пошел в седьмой класс школы № 293 на перекрестке Корт-стрит и Батлер, песня «Уайлд Черри» «Сыграй фанки» заняла верхнюю позицию в ритм-энд-блюзовых чартах. А две недели спустя взобралась на вершину хит-парада журнала «Биллборд». Гимн твоих страданий, песня номер один.
Пропой сквозь стиснутые зубы: «БЕЛЫЙ ПАРЕНЬ!»
Забудь о буги-вуги, играй фанки, пока не умрешь.
Впервые Дилан встретился с Артуром Ломбом, когда тот имитировал приступ боли в дальнем конце двора. Дилан, ступивший на крыльцо, услышал крик и повернулся. Увидеть Артура Ломба было все равно что заметить среди сотни летящих на землю листьев падающую птицу или вспышку света. Или летающего человека — в общем, все, что Дилан желал и не желал замечать. Это случилось в тот момент, когда прозвенел звонок на урок, учителя физкультуры, следившие за порядком у школы, а за ними и толпа учеников исчезли внутри здания, и двор превратился в территорию без законов, — словом, в один из тех ужасных мгновений хаоса, которые время от времени случаются везде, даже в школьных коридорах. Мальчик, корчившийся сейчас на земле, совершил ошибку. Он оказался слишком далеко от крыльца и попал в лапы обидчиков. Ошибка, о которой Дилан никогда не забывал.
Артур Ломб стоял на коленях, держась за грудь, и стонал. В опустевшем дворе отчетливо слышались его слова:
— Не могу дышать!
Он еще раз повторил это, задыхаясь.
— Не! — Пауза. — Могу! — Пауза. — Дышать!
Артур имитировал приступ астмы или что-то вроде этого. Его мотивы были ясны: он хотел убедить всех в том, что и так страдает. Кто будет продолжать мучить мальчишку, который уже плачет? Беспомощное, никчемное создание. На сопротивление или терпение его не хватало, и это в каком-то смысле отталкивало. А может, он обращался к тому, кто только собирался его обидеть, к воображаемому грозному лидеру, намеревавшемуся над ним поглумиться. Или его в самом деле терзал приступ? Кто мог сказать? Тебе оставалось единственное. Бросить ему: «В чем дело, белый парень? Я даже пальцем тебя не тронул». И уйти.
Дилан оценил стратегию бедолаги, ощущая холодный трепет узнавания и жгучий стыд. В какой-то миг ему показалось: это его двойник, сменщик, и он втайне порадовался тому, что внимание толпы темнокожих шутников на перемене было обращено не к нему.
С этого момента рыжеватые волосы и опущенные плечи Артура Ломба постоянно попадались ему в школьном дворе на большой перемене — в другое время они не виделись, учась в разных классах. Артур носил яркие полосатые рубашки и светло-коричневые туфли. Брюки часто были ему коротковаты. Однажды Дилан услышал, как две темнокожие девочки дразнят Артура стишком, которым его самого никто не донимал уже с четвертого класса: «Потопа нет, сухи дороги, а он боится вымочить ноги».
У Артура был огромный ярко-голубой рюкзак — еще один предмет насмешек. В нем свободно могли уместиться все школьные учебники или два здоровенных булыжника. Если бы Артур не горбился, рюкзак все равно пригибал бы его к земле. Он светился, как мишень, словно упрашивал подойти к его хозяину, рывком опрокинуть на пол и еще раз полюбоваться сценой приступа. До того как они впервые заговорили друг с другом, Дилан видел этот спектакль пять раз. Однажды даже наблюдал, как ребята шлепают извивающегося на полу Артура по рыжеволосой макушке и напевают ту песню. «Сыграй-ка чертову музыку, белый парень!» Два последних слова звучали протяжно, издевательски, будто их произносил кролик Баггз Банни — «беллллыйййййпаррррень!»
В школе было еще трое светлокожих — все девочки, которым приходилось сталкиваться с совсем другими, девчачьими проблемами. Одна училась вместе с Диланом — черноволосая итальянка, миниатюрная и замкнутая, затюканная одноклассницами, вступившими в период полового созревания. Взрослеющие пуэрториканки и афроамериканки злились на все и вся, нападали в своей ярости и на учителей, и друг на друга. Маленький рост итальянки шел ей на пользу: так легче оставаться в толпе черных незамеченной. Классная комната была островком тишины спокойствия в царстве коридорных криков и гвалта, и Дилан никогда не разговаривал с одноклассницей-итальянкой. Что до Артура Ломба, они сторонились друг друга намеренно, повинуясь какому-то тайному инстинкту, чтобы их не сочли заговорщиками из-за похожести. Дилан усердно придерживался этой тактики, даже не будучи полностью уверенным, что она единственно правильная. Но и при таком положении он постоянно чувствовал страх Артура, смешанный с его собственным. И не торопился сближаться с ним, почти не желал его знать.
Они впервые столкнулись и наконец заговорили в библиотеке, где проводилось несколько совместных уроков двух классов, из-за того что заболел кто-то из учителей. Расписание изменилось, но многие просто проигнорировали это. Большинство отправленных в библиотеку учеников вовсе не явились на занятия, сочтя такое совмещение за освобождение от уроков.
В библиотеке школы № 293 царила мрачная, но какая-то умиротворяющая атмосфера. Дилан сел у стены под рекламой «Героя с бутербродом» — книги, которой в библиотеке никогда не было, — и раскрыл второй выпуск комикса «Побег Логана». На перемене Артур Ломб дважды пытался заговорить с ним и прочитать название комикса, затем поджал губы, притворился, что рассматривает книги на ближайшей полупустой полке, и будто между прочим обронил:
