Вечерами, после ужина, он шел на пустующий склад, где профсоюз делал ремонт, переоборудуя помещение для нужд стачечного комитета. Он мало делал и много болтал.
Гарри стал крепче спать – глубоким сном без сновидений; однако перед сном, когда он лежал на боку, ему еще более отчетливо, живо представлялись многочисленные пустующие цеха, разрушающиеся здания и падающие тела, более резко очерченными виделись силуэты и лица, более мягкой и дряблой – плоть; тлели кончики сигар, запахи сигарного дыма и лосьона после бритья приводили в негодование и доставляли удовольствие. Потом образы постепенно начинали перекрывать друг друга, переплетались и вместе кружились одним расплывчатым, сделанным в многократной экспозиции фотоснимком, а с лица Гарри почти исчезала презрительная усмешка, он улыбался и засыпал.
В последний день действия договора Гарри насвистывал за работой. Вернее оказать, издавал невнятный шипящий звук, временами напоминавший свист. Новый договор пока еще не был подписан, и вечером должно было состояться профсоюзное собрание. Когда рабочий день закончился, Гарри вышел из цеха в веселом расположении духа, похлопывая многих рабочих по спине с таким глубоким чувством товарищества, на какое только был способен, напоминая им про собрание и прощаясь до встречи в зале. Некоторые рабочие по дороге домой зашли в бар, не спеша выпили пивка и поболтали о забастовке, желая знать, как долго она продлится и чего они добьются. Гарри купил бутылку пива и расхаживал по бару, то похлопывая кого-нибудь по спине, то стискивая чье-нибудь плечо и произнося лишь несколько слов: мол, час настал, вечером все решится. Примерно с полчасика он околачивался в баре, потом отправился домой.
Когда Гарри вошел в зал, все руководство уже было в президиуме. Миновав боковые ступеньки, он гордо прошествовал перед залом и одним прыжком взобрался на сцену. Там он с обычной своей улыбочкой пожал всем руки, послушал немного, о чем говорят собравшиеся группами члены президиума, и продолжал переходить от группы к группе, пока зал медленно заполнялся, а через десять минут после того момента, как, согласно регламенту, должно было начаться собрание, председатель местной организации дал понять, что скоро начнет, группы разошлись, все заняли свои места, и Гарри сел на стул во втором ряду с краю, подвинувшись так, чтобы его было видно между двумя рабочими, сидящими впереди.
Председатель сел, достал из портфеля бумаги, просмотрел их, время от времени передавая документы кому-нибудь другому, достал повестку дня и прекратил начавшуюся было дискуссию. В конце концов бумаги были распределены так, как ему хотелось, и он поднялся, оставшись стоять за небольшим столом. Люди в зале притихли, а председатель объявил собрание открытым и предоставил слово секретарю, попросив его зачитать протокол предыдущего собрания. Протокол был зачитан, поставлен на голосование и одобрен рядовыми членами организации. Затем казначей сделал доклад, состоявший из множества цифр и пояснений по поводу статей расхода, по поводу того, сколько денег в кассе и сколько в забастовочном фонде – цифры, касающиеся забастовочного фонда, были оглашены последними, громко и медленно, и неофициальная группа поддержки, рассредоточившаяся по всему залу, принялась, как и было запланировано, аплодировать и свистеть в знак одобрения, и многие другие последовали ее примеру. Доклад был поставлен на голосование и одобрен рядовыми членами организации.
Потом председатель перешел к рассмотрению насущных задач и сообщил членам профсоюза, что они знают, зачем на самом деле все сегодня здесь собрались. Вновь аплодисменты и одобрительный свист группы поддержки и многих других. Председатель с важным видом поднял руки, требуя тишины. Ваша переговорная комиссия долгое время упорно трудилась, пытаясь заключить справедливый договор и добиться для вас, рабочих, справедливой оплаты труда. Аплодисменты. Мы требуем не многого – только того, что зарабатываем. Но хозяева компании хотят, чтобы всю работу выполняли вы, а все деньги прикарманивали они. Шиканье и топот. Разрешите мне огласить только их последнее предложение. Он схватил со стола бумаги, смял в руке края листов и презрительно посмотрел на них. Они хотят, чтобы мы сохранили тридцатипятичасовую рабочую неделю… громкие возмущенные выкрики… хотят предоставить нам жалкие двенадцать дней отдыха… вновь возмущенные выкрики… несмотря на поднявшийся шум, председатель продолжал читать. Никаких отгулов на дни рождения, учет рабочего времени и полставки за сверхурочную работу… очередной взрыв негодования… повышение зарплаты на какие-то несчастные двадцать пять центов в час и весьма незначительное увеличение их отчислений на программу социального обеспечения, к тому же они хотят, чтобы ее контролировал независимый попечитель… он читал, поглядывая на рабочих с презрительным выражением на лице… далее – куча пустых обещаний, не имеющих никакого значения, и они еще набрались наглости все это нам предлагать… гиканье и свист. Но мы показали им, – стуча кулаком по столу и вызывающе крича, – мы показали им, каковы настоящие члены профсоюза: мы послали их к черту! Он выпил глоток воды, потом вытер лицо, слегка опустил голову и подождал, пока рабочие не успокоились. Послушайте, всем нам известно, как много мы работаем – не забывайте, что я и сам двадцать лет в поте лица трудился у токарного станка, а это было еще до создания профсоюза, когда на предприятиях существовала настоящая потогонная система… аплодисменты… председатель поднял руки. И хозяева компании тоже знают, как много вы работаете, но разве их это волнует?.. громкое НЕ-Е-Е-ЕТ группы поддержки и некоторых других, потом рёв рабочих… а вот нас волнует, не правда ли?.. оглушительное ДА-А-А-А-А… вы правы, черт побери, волнует, и, ей-богу, среди нас нет ни одного человека, который допустит, чтобы это сошло им с рук… рёв… и могу вас заверить, что они это знают. Он сделал паузу, выпил глоток воды, откашлялся. Мы требуем всего лишь справедливой платы за добросовестно выполненную работу и приличных условий труда, а на это имеет право каждый американец как свободный человек, – подчеркнув слова «имеет право», «американец», «свободный» ударами кулаком по столу и слегка наклонившись вперед, к рабочим, которые кричали и топали ногами. Теперь все мы знаем, чего требуем… рабочие в зале принялись недоуменно переглядываться, пытаясь вспомнить, чего же они такого требуют… но я оглашу наши требования в том виде, в каком они были предъявлены руководству компании. Тридцатичасовая рабочая неделя… одобрительные возгласы… увеличение на двадцать пять процентов отчислений из доходов компании на нашу программу социального обеспечения, в дальнейшем контролируемую профсоюзом, – оторвав взгляд от бумаг, наклонившись вперед и стукнув кулаком по столу, – я сказал, контролируемую профсоюзом, чтобы эти чертовы адвокаты и бухгалтеры, работающие на компанию, не смогли обманом лишить вас того, что вы заслужили… свист и топот… шестнадцать оплачиваемых дней отдыха, в том числе день рождения каждого члена профсоюза, или двойная оплата, если он вынужден работать в любой из этих дней отдыха… аплодисменты. Он выпрямился. Так вот… ваша переговорная комиссия встречалась с комиссией компании, и после напряженных двухнедельных переговоров… а среди нас нет ни одного человека, который не знает, что вы заслуживаете всего, чего мы требовали… и через две недели вице-президент сообщил нам, что компания не в состоянии удовлетворить наши требования… крики и шиканье… Мы встретимся с ними еще раз, но я хочу, чтобы каждый из присутствующих понял, что ни сейчас, ни в будущем мы не намерены позволять им брать нас за горло и принуждать одобрять договор, который является несправедливым по отношению к рядовым членам нашего профсоюза… свист, крики, топот… и на какие бы ухищрения они ни пошли, какие бы махинации ни пытались провернуть, да и как долго ни пришлось бы нам бастовать, все это не сойдет им с рук… рёв… а если они думают, что имеют дело с недоумками, то скоро им придется изменить свое мнение…
Еще полчаса выступал председатель триста девяносто второй местной организации – его то и дело перебивали одобрительными возгласами, топотом, свистом, а он объяснял, что если сейчас рабочие пойдут на поводу у компании, их всю жизнь будут грабить и безжалостно эксплуатировать; что за ними стоят все члены профсоюза в стране, которые торжественно поклялись оказывать им всяческое содействие – то есть помогать деньгами – до окончания забастовки; что профсоюз полностью готов к забастовке и все идет по заранее намеченному плану: для размещения временного стачечного комитета арендован пустующий склад, уже сделаны надписи на деревянных нагрудных плакатах и напечатаны инструкции, где сказано, когда каждый из собратьев должен дежурить в пикете… он не скупился на обвинения и обещания…
