Вэкэт думал. Туар и Мрэн ждут его с Агнес. Многие решили, что он поехал за ней. А почему, действительно, не принять предложение Ивана Яковлевича? Оно ему нравится, и учиться можно. Дальше видно будет. А пока он не может вернуться в родное стойбище…
Когда самолет приземлился в Анадыре, Вэкэт дал согласие.
Здесь же в аэропорту вместе с Иваном Яковлевичем они сочинили телеграмму директору совхоза. Две другие телеграммы — родителям и Агнес — Вэкэт послал уже без помощи своего нового знакомого. Агнес он написал коротко: "Мой новый адрес: полярная станция, остров В., бухта Недоразумения".
Вэкэт почти не спал. Едва дремота переходила в глубокое забытье, как его будила мысль о том, что он ненароком может опрокинуть чайник и пролить драгоценное содержимое. И еще одно не давало ему уснуть: до того как он нашел банку сгущенки, он страдал от голода скорее психически, чем физически. Мысль о том, что организм питается за счет самого себя, и ощущение растущей слабости, сознание своего бессилия — вот, пожалуй, что больше всего его мучило. А желудок через три дня голода затих.
Но вот стоило попить разведенного сгущенного молока, как желудок взбунтовался. Он требовал еды! Болезненные спазмы сжимали живот, рот наполнялся слюной. Губы сами тянулись к носику чайника, и только мучительным усилием воли Вэкэт отводил лицо в сторону и крепко держал под боком драгоценный сосуд.
Он засыпал и просыпался, а услужливая мысль работала в нужном направлении. Конечно, надо растянуть подольше разведенное сгущенное молоко. Это не прибавит сил, а лишь позволит оставаться живым еще какое-то время. Но если решиться и тронуться в путь — ведь, кажется, ветер переменился, — тогда надо влить в себя весь остаток и этим хоть как-то приободрить себя.
Вэкэт выпростал из спального мешка чайник и задумался: можно, конечно, вскипятить на примусе. Но не испортится ли жидкость от того? С другой стороны, пить холодное не так полезно, тем более что собираешься пускаться в дорогу. Вэкэт решил, что кипятить смесь не следует, но надо подогреть.
Рискуя сжечь рукава кухлянки, Вэкэт держал обе ладони на чайнике, пока тот стоял на огне. "Еще чуть-чуть, — удерживал он себя. — Пусть еще немного подогреется…" Наконец, когда жидкость достаточно разогрелась, Вэкэт с наслаждением приложился к носику. Он старался пить мелкими глотками, чтобы продлить удовольствие. Но против его воли глотка сокращалась так, что он и не заметил, как покончил с чайником. В горло уже шел один чистый воздух, а Вэкэт все делал глотательные движения.
Отдышавшись, Вэкэт выбрался из спального мешка. Сил не прибавилось, но воспоминание о том, что он пил молоко, бодрило. Выйдя из палатки, Вэкэт не упал под порывом ветра: либо ветер действительно приутих, либо прибавилось сил. Летящий снег продолжал бить по лицу. Вэкэт побрел к полузанесенной нарте.
Оловянной тарелкой, которой он пользовался вместо лопаты, Вэкэт принялся откапывать нарту. Очень скоро почувствовал, что устал и задыхается. Вэкэт присел рядом с нартой, откинул голову и увидел звезды… Это было так неожиданно, что Вэкэт помотал головой. Но звезды не пропали.
Вэкэт огляделся: ветер гнал снег понизу. Пурга шла на убыль.
Это его так обрадовало, что он крикнул:
— Э-гей! Пурга кончается!
И с ожесточением принялся откапывать нарту. Жаль, что отрезал ремни: нарта будет плохо идти, зарываться. Обиднее всего, что так и не пришлось поесть ременного варева. Полный котелок стоит в палатке.
Вэкэт откопал нарту, Полозья катились легко, хоть передняя часть и опустилась, словно голова у крепко выпившего человека.
Потом Вэкэт пошел к собакам. Первый снежный бугорок он попытался раскопать ногой, но снег так затвердел, что без помощи оловянной тарелки не обойтись. Вот показалась припорошенная снегом шерсть, и тарелка звякнула об окаменевшее тело.
Вэкэт отпрянул и бросился к другой ямке. Он торопился и, сделав отверстие в снежном бугре, сунул туда руку и снова, как и в первый раз, наткнулся на окоченевший труп.
Пока Вэкэт откапывал собачьи трупы, посветлело. Снег летел полосами, и видимость была настолько хорошей, что порой можно было разглядеть плато.
Из двенадцати собак лишь пять оказались живы, Четырех собак Вэкэту удалось поднять и вывести из снежных ямок. Он притащил их в палатку и разделил между ними вываренные куски лахтачьего ремня.
Вэкэт торопился. Может быть, это лишь временное затишье, которое может снова смениться пургой.
Вэкэт запряг собак и оглядел лагерь. Вернулся в палатку и вытащил спальный мешок. Погрузил и примус с остатками бензина, чайник. Из снега торчала обложка книги Стефансона. Книга была библиотечная. Вэкэт выдернул ее из-под снега и сунул в спальный мешок. Он решил не брать палатку. Лагерь разбивать больше не придется: или он дойдет, или…
Кое-как перевязав груз, Вэкэт тронул за баран [Баран — дуга посреди нарты. ] нарту и крикнул на собак. Он не надеялся, что они пойдут. Но собаки пошли.
Ветер дул в спину. Он гнал легкие, словно из одной шкуры, тела собак, а те, в свою очередь, тянули облегченную нарту, за которую держался каюр.
Медленно двигалась укороченная упряжка в глубь тундры Академии, направляясь на плато, откуда уже недалеко до полярной станции.
В низкой поземке быстро скрылись палатка и темные пятна раскопанных Вэкэтом собачьих могил.
С каждым шагом наливались усталостью ноги, но Вэкэт знал, что, если он остановится, он уже не сможет больше двинуться.
Ветер помогал путнику. Если бы не ветер, Вэкэт давно остановился и упал бы в снег.
Он боялся смотреть вперед: плато не приближалось. Единственным свидетельством продвижения было то, что палатка исчезала из глаз.
Наступал день. За низкой пургой, скрывшей горизонт, угадывался восход солнца. Вокруг посветлело, и уходящий назад нартовый след был хорошо виден. Его заметало снегом на глазах, и это тоже было свидетельством того, что он медленно движется: ведь пурга уже не так сильна, и ветер несет совсем немного снегу.
Вэкэт несколько раз падал. Но упорно поднимался, хватался за баран и шел дальше, с трудом передвигая ноги.
Собаки тоже порой ложились в снег, но Вэкэт поднимал их, встряхивая за шиворот, и даже пинал ногами. Собаки жалобно скулили, но вставали и шли дальше.
Силы быстро убывали, словно в теле Вэкэта открылось какое-то невидимое отверстие, через которое ветер выдувал тепло и остаток сил.
Вэкэт снова упал. На этот раз, как ни старался, он не смог подняться на ноги. Собрав последние силы, Вэкэт вполз на нарту и улегся ничком на спальный мешок. Горячее дыхание растопило снег у его рта, и он лизнул влажный матерчатый верх.
Собаки улеглись, свернувшись клубком. Они мелко дрожали от холода и голода.
Только не закрывать глаза… Это будет конец. Надо отдышаться, спокойно набрать силы и идти. Только не закрывать глаза! Надо смотреть на собак, на поникший передок нарты, на горизонт, угадывающийся за летящим снегом. На снег смотреть трудно и неинтересно — сплошное белое поле, никакого разнообразия… Но что это? Сердце у Вэкэта забилось сильнее. Что-то необычное, странное на однообразном снежном поле. А вдруг что-нибудь съестное? Ведь послала же судьба банку сгущенного молока, когда уже не оставалось никаких надежд… Вэкэт сначала сел на нарту, потом встал на подгибающиеся ноги и направился к странному предмету, торчащему из снега. Предмет оказался всего лишь в двух шагах от нарты. Это был чудом залетевший обрывок газеты. Кто-то за тысячи километров прочитал газету и выбросил. Газетный лист преодолел снежные заносы, торосы, разводья, горные хребты и оказался на арктическом острове… Вэкэт протянул руку и взял бумажный лоскуток. На нем был только заголовок — "Пожар в английском посольстве".
Вэкэт побрел к нарте, улегся на спальный мешок и снова прочитал, произнося вслух: "Пожар в английском посольстве". Не надо закрывать глаза! Но искушение слишком велико. Вэкэт смежил веки и тотчас увидел этот старинный особняк в глубине парка, две милицейские будки, пустой флагшток. И тут же повернулся спиной к английскому посольству. Пусть оно горит. Ведь он пришел на эту набережную, чтобы стать на то место, где стояла Агнес и смотрела на Кремль. На красную стену и сияющие золотые купола соборов… Какая красота! А сзади шумит и трещит в огне английское посольство. Олений топот на набережной… Откуда стадо в центре Москвы?.. Горит английское посольство…
Вездеход остановился у нарты.
Люди кинулись к неподвижно лежащему человеку. Один из них обрадованно крикнул:
— Жив!
Вэкэт поднял веки и увидел низко над собой глаза Ивана Яковлевича. Значит, он тоже пришел на набережную. Вэкэт, как ему показалось, крикнул: "Пожар! Горит особняк посольства!"
— Что ты говоришь, Рома? — Иван Яковлевич почти приложил ухо ко рту Вэкэта. — Говори громче.
