– А Лориэла не видела?
Энджи ухмыльнулась, услышав имя, но затем взяла себя в руки.
– Лодырь забыл дорогу сюда. Я даже не знаю, где он сейчас.
Терри не нравилось слово «лодырь». Оно напоминало ему о хиппи, который бездельничает весь день, сачкуя, вместо того чтобы работать. Только Терри не звал Лориэла лодырем, потому что сам назвал его в честь легендарного Лориэла Эткина*. Он хотел, чтобы парень пришел в офис и немного поработал, почувствовал, что это значит, задумался о возможности работать в его фирме после окончания школы, и даже унаследовал бы ее однажды. К тому же, у него начинались каникулы, и подворачивался шанс заработать немного денег. Энджи заметила разочарование на его лице.
* Лориэл Эткин (Laurel Aitken) – вокалист, кот. способствовал распростр. по всему миру не только ска, но и в целом ямайской культуры как таковой. На Ямайке в конце 1950-х и нач. 1960-х он записывается у знам. продюссеров Дюка Рейда (Duke Reid) и Лесли Конга (Leslie Kong). В 1960 г. Эткин едет в Великобританию и выпускает свои записи на только что открытом лейбле Blue Beat.
– Он всего лишь подросток, – решилась, наконец, сказать Энджи. Наверное, гуляет сейчас с приятелями.
– Думаю, что так и есть. Я просто подумал – это отличный опыт добыть для себя немного денег.
– Вспомните, какими вы сами были в его возрасте. Терри рассмеялся.
– В этом-то все и дело. Я всегда где-нибудь пропадал, но я не хочу, чтобы он подцепил наши привычки. На его месте я бы запрыгал от радости, если бы мне предложили легкий заработок. Нет, уж я-то никогда не отказывался от работы.
Теперь рассмеялся громкоговоритель.
– Не хотите чашечку чая? – спросила Энджи.
– Я сам сделаю, – ответил Терри, вскакивая с места.
Он прошел на кухню и обнаружил там Гэри. Гэри сидел за столом с банкой колы и сэндвичем, изучая фотографию блондинки топлесс в газете.
– Как самочувствие? – осведомился водитель.
– Живой пока.
Гэри рассмеялся на всякий случай, не зная, шутит ли его босс. Но Терри славился своим добродушием, и сомнения Гэри как рукой сняло.
– Видел небось ту передачу ночью?
– Нет, но Энджи записала ее для меня. Гэри ответил кривой ухмылкой.
– Одна из худших. Куча гребаного дерьма.
Терри и не собирался смотреть ее. У него было чем заняться.
– Знаешь, что, – продолжал Гэри. Это даже хуже чем пизда МакИнтайр.
Терри почувствовал себя неуютно. Ко всему прочему он оголодал. Воспоминания о роган-джоше* заставили его вкусовые рецепторы трепетать от нетерпения. Он был крупным мужчиной и нуждался в правильном питании. Он не мог выжить на заячьей еде. «Чапатти Экспресс» никогда не мошенничал с порциями. Именно в нем Терри видел сейчас свое спасение.
Он сделал две чашки чая и отнес их в приемную. Офис был маленьким и тесным, аромат чая быстро вытеснил прежний запах кофе.
* Карри из ягнятины.
– Я собираюсь пойти позавтракать, – заявил он, жадно заглотив свои пакетики.
Энджи взглянула на часы.
– Еще только пол-одиннадцатого.
– Но я сегодня еще не ел. Ничего существенного, по крайней мере. Я не могу ждать до обеда. Хотите, захвачу для вас что-нибудь?
– Нет, спасибо.
– Вы уверены?
– Да, все в порядке. Куда вы пойдете?
Терри как раз думал об этом. В кафе за углом подавали отличные поджарки, но он уже был там позавчера и воспоминания о карри подтолкнули его мысли в направлении чего-нибудь более острого, чем коричневый соус.
– Попробую кебаб
– Это на завтрак-то?
– Терри нахмурился, и Энджи расплылась в улыбке.
– Хотите, чтобы я принес вам кебаб?
– Я приготовила сэндвичи.
– Вы уверены?
– С сыром и соленьями. В самый раз для меня.
– Хорошо, я вернусь через час или около того. Снова раздался звонок.
– Такси «Дельта»…
Терри покинул офис, обходя лужицы масла, образовавшиеся там, где останавливались его парни с протекавшими двигателями. Краем глаза он заметил промокшую газету, прилипшую к тротуару. Информация таяла в лужице вместе с бумагой. Гэри вышел вместе с ним и вскоре умчался в своем «Мондео». Терри же пошел пешком в противоположном направлении, уже не столь уверенный в своем желании отведать кебаб. Он взглянул на небо и узрел скопище темных туч, толпившихся там с самого утра. Настоящий англичанин непобедим в холод и дождь. Терри поднялся вверх по улице к своему любимому кафе. Его разрывало на части от раскрывавшихся перед ним перспектив: мысли о роган-джоше боролись с возможностью заполучить большой доннер-кебаб и чипсы. Он был одержим выбором, который давала ему демократия. И Терри должен был сделать свой выбор. Преисполненный решимости, он вошел в кафе, уже зная наперед, что это выбор самый правильный, как тут же раздался удар грома.
Терри уселся у окна, ожидая, пока ему принесут заказ. Он уставился на улицу, следуя вековой традиции, отхлебывая чай из чашки. Он провожал взглядом прохожих. Головы их были опущены, тела намокли. Две блондинки, выбежавшие из магазина, завизжали, очутившись в луже, а затем рассмеялись ярко-красными от губной помады ртами. Терри вновь мерещилась Эйприл, на этот раз постаревшая. Она только что вышла из ванной, обернутая в синее полотенце, вода капала на ковер с ее обнаженного тела, когда она прошествовала перед ним. Она была прекрасной в юности, но с возрастом стала еще лучше. Это была любовь с первого взгляда, их страсть не угасала ни на миг. Терри и Эйприл – вместе навсегда. Они были созданы друг для друга. Все так говорили. Она была мертва уже десять лет, и несмотря на новые надежды лучше ему с тех пор так и не стало. Он чувствовал грусть и пустоту. Это совсем на него не походило. Он отбивался, как мог, пытаясь думать о поджарках. Во рту появилась слюна. Молния озарила улицу, и Терри вновь отсчитал секунды перед ударом грома.
Вспыхнул зеленый свет, и Рэй попытался было пролезть в первый ряд, но забарахлила передача. Он повторил попытку, затем еще раз, сильнее, налег на рычаг – третий, четвертый раз, – пытаясь сохранять спокойствие. Голова раскалывалась, лицо покраснело. Он вспомнил о старикане на заднем сиденье и стиснул зубы, поборов желание разбить руль вдребезги. Обливаясь кровью и потом, он сражался с рычагом, сердце бешено стучало, в ушах раздавался протяжный звон.
Папаша Сингера разобрался бы с неполадкой. Именно он обслуживал большую часть машин фирмы за сравнительно небольшую плату. Но последнее, что сейчас собирался сделать Рэй, – это заплатить за новую коробку передач, и плевать на задержки на дорогах. Он кормил двух прекрасных дочек и сварливую жену, платил за свою комнату в Хэнсам Мэншионз. Что-то шло не так. Он тяжело работал, отдавал свое время фирме, как никто другой, но едва сводил концы с концами. Гудки машин, двигавшихся в соседнем ряду, усиливали давление в черепе. Это тупое нытье в голове подбивало его разорвать что-нибудь или кого-нибудь на части. Слишком громкий гудок заставил его посмотреть в зеркало заднего вида. Вежливостью здесь и не пахло: оскорбительные гудки продолжались три или четыре секунды. Дождь прекратился. Рэй пронзал взглядом грязное лобовое стекло «Ниссана», стоящего позади. Наконец-то ему полегчало.
Двое мужчин в «Ниссане» выкрикивали оскорбления и трясли головами, их тонкие губы скривились в презрительной усмешке: они намекали на то, что машина Рэя сломалась. Рэй ненавидел насмешников. В свое время он раздавал удары направо и налево и избавил кое-кого от лишних зубов, но он никогда не насмехался. В насмешке было что-то нездоровое. Она выдавала что-то большее, чем простая злоба, чем даже ненависть. Насмешка отдавала шутовством. Когда водитель «Ниссана» вновь ударил по гудку, на лице Рэя появилась довольная улыбка: злоба претворилась внутри него из яда в лекарство. Он почувствовал тепло, словно вонзил зубы в знаменитые поджарки своего дядюшки – разновидность тяжелой пищи, которая помогает, когда нужно снять похмелье или когда тебя просто задрала жизнь.
Убедившись, что его машина стоит на нейтрале, Рэй заглушил двигатель и выбрался на свет божий, вываливая свою тушу высотой под два метра. Гиены в «Ниссане» мгновенно притихли, увидев, как к ним приближается полтонны скинхедовых мышц. Водитель уставился на огромный череп, выбритый до блеска, подвижные голубые глаза блестели внутри мраморных впадин, челюсти шевелились. Монстр доктора Франкенштейна заслонил собой солнце. Парень явно пересмотрел телевизор: в его воображении отчетливо вставал неандерталец, волочащий камнеобразные кулачища по лесистой равнине. Человек-«Ниссан» поднял руки вверх, обреченно сдаваясь, а его пассажир отвернул лицо.
Мозг Рэя не поспевал за яростью Рэя, судорожно пытаясь спустить пар, но в целом ситуация была не нова. В юности Рэй был известен как Психованный Рэй, а иногда просто как Oi! Псих. Теперь у него была семья, несмотря на то, что последние четыре месяца он не жил со своей женой. Он был заботливым отцом, который тяжело работал, качал железо и заслуживал выпивки по выходным. Он и на рабочей неделе не упускал возможности пропустить пинту с друзьями, но на работу всегда приходил трезвым. Тест на IQ его не разочаровал, а его учителя говорили, что он создан для университета, но формальное образование никогда не привлекало его. Он предпочитал народную поэтику Джимми Пёрси* напыщенной позе Байрона и Шелли. И поскольку Рэй был так умен, он всегда задавал вопросы, на которые не получал ответа. Это злило его. Он приучился к чтению еще с того времени, когда подростком работал в ночную смену в аэропорту, а с тех пор, как переехал в Хэнсам Мэншионз, заглатывал по две-три книги в неделю – солидная доза истории и политики. Эти две науки в последнее время особенно привлекали его. Внутри Рэя все кипело, но он не подавал и виду. Он ненавидел свою старую кличку и был рад, что смог избавиться от нее. Он давным-давно перестал быть Психованным.
