Скрупулезное обследование утолило любопытство древней скитницы. Продолжая гладить Пенни шершавыми руками, она говорила:
– Да, я обучила Максвелла эротическому искусству древних. Эта практика почти утрачена человечеством. Никто уже не хочет посвящать ей бессчетные часы, а ведь без должного прилежания не стать мастером сенсуалики.
Зато Максвелл, похоже, был не прочь потрудиться. Она с радостью приняла такого ученика для передачи опыта, тем более что…
– Если не считать Макса, последний раз студент ко мне заглядывал лет шестьдесят тому назад. Звали его Рон Джереми[13].
Продолжая посасывать палец, она рассказывала:
– Максвелл перенял у меня все, что я знала и умела. Усвоив плоды вековых автостимуляций моего лона, получил на блюдечке суть всех моих открытий. Но нынче Максвелл применяет сексуальные премудрости, чтобы мучить многочисленных женщин к личной выгоде.
Пенни была потрясена ясновидческими талантами колдуньи. Когда та вновь выставила сучковидный палец, Пенни нанизалась на него с восторгом и радостным ожиданием.
Беря новую вкусовую пробу, Баба вещала:
– Ты испытываешь чувство великой вины. Предала сестер по полу. Помогала пристреливать оружие порабощения. Не счесть теперь рабынь, коих ты ввергла в лапы окаянного Максвелла своими же трудами.
Пенни рыдала, внимая этим словам. Звучала истинная правда. Страшная и до того горькая, что она ни разу не позволила себе поверить в нее до конца.
Баба чмокала пальцем во рту. Насосавшись, выдернула его со звучным хлопком и лакомо облизнулась.
– Ты, Пенни Харриган, пришла ко мне, чтобы натренироваться для борьбы с этим злом.
Серый язык обвил палец змеей. Вылизывая, подбирая последние росинки правды, притаившиеся в морщинах.
– Вы узнали мое имя? – изумленно пролепетала Пенни. Впервые за все время пребывания в пещере она заговорила, и собственный голос резанул по ушам. – Прямо вот… на вкус?
Потрескавшиеся губы Бабы растянулись в улыбке.
– Я много чего знаю.
Она жестом показала на циновку, сплетенную из лишайников и ее собственных оческов.
– Располагайся. Тебе понадобится много сил для тренировок. А я покамест заварю чаю.
Под стать тому, как Пенни отдалась опытам Максвелла, производимым в уединении пентхауса, сейчас она вверила самое себя наставническим заботам Бабы в келейной тиши высокогорного обиталища.
Пенни впервые довелось «возлежать» с другой женщиной, и сейчас все было совсем иначе. Она отродясь не чувствовала себя более желанной, как в те минуты, когда ее нежная, упругая плоть соприкасалась с морщинистой оболочкой древней ведуньи. Баба передавала ей великие тайны сексодейства. Отшельница беспощадно работала пальцем, пока Пенни не принималась кричать, вопя так, что эти звукоизлияния казались ее последними словами на земле. Ведьма редко просила о встречных услугах, но если такое случалось, Пенни исполняла задание с величайшим уважением к сморщенной наставнице. А уж если удавалось извлечь из учительницы хотя бы кряхтенье, она собой по праву гордилась.
Отправляясь на промысел, старуха наказывала воспитаннице не терять времени даром, а упражняться самостоятельно с костями и булыжниками, учиться вырезать из них собственные инструменты. Тряся перьями на палке, Баба хвасталась:
– Со стороны поглядеть – тьфу, веник, да и только. Ни в какое сравнение не идет с орудиями Макса. Однако на деле такая метелка почище любого цветочного букета раздувает пламя женской энергии.
Подмигнув бельмом, она заверяла:
– Не пожалеешь.
И, наваливаясь ближе:
– Ну что, наказать тебя, сладенькая?
Баба предостерегала:
– Большинство, кто алчет эротической премудрости древних, не способно с нею совладать.
С грустной улыбкой:
– Нет-нет да и забредает ко мне иной студент, взыскующий сих навыков. Многие гибнут в пути, но еще больше тех, кто налагает на себя собственные руки.
Секс-ведунья делилась грустными повестями, как носила им деликатесные яйца, но воспитанники отказывались питаться. Приглашала разделить с ней постель из мхов и птичьего пуха, но упрямцы и упрямицы не желали отвлекаться на сон.
– Вечно одно и то же. – Она удрученно пожала плечами. – Стоит ознакомить человека с рудиментарными приемами сенсуальной практики, как его в скором времени пожирает самонаслаждение.
К вящему изумлению Пенни, однажды вечером ей удалось довести мудрого педагога до длительного, яркого выброса. Жалящими ударами языка и точно выверенной работой губ она раздразнила лукавую травницу, вырвав из нее тонкоголосое тявканье. Костлявая секс-волхатка бурно выражала одобрение, крутясь на двуспальном ложе из веточек. Беззубые десны ходили ходуном.
Пенни довела сладкую муку чуть ли не до жестокости и лишь затем принялась потихоньку ослаблять атаку на интимные части ведуньи. Наконец она отвела мокрое лицо, обтерла капающий подбородок пригоршней гигроскопического мха, задорно взглянула на Бабу и сказала:
– Поведай мне тайну, старая!.. Или я залижу тебя до потери рассудка!
Пенни знала, что та сейчас довольна. И действительно, запыхавшаяся Баба, пьяная от восторга, трясла головой, отбиваясь от лавины повторяющихся оргазмов.
– Секрет! Секрет! – ликовала Пенни.
– Ну ладно, – согласилась Седобородка. Приподнявшись на локтях, она таинственно зашептала: – А Максвелл говорил тебе, отчего решил пойти ко мне в ученики?
Пенни пожала плечами.
– Чтобы набраться знаний?
– Не-ет, – печально покачала головой Баба.
– Чтобы отвлечься. Чтобы забыть великое горе, посетившее его в один злосчастный день.
– А, когда погибла мать? – кивнула Пенни. – Ну какой же тут секрет? Все давно задокументировано таблоидами.
И вновь Седобородка поправила ученицу:
– Макс отправился в сексуальное паломничество для того, чтобы забыться после смерти жены.
Настала очередь Пенни качать головой. Вот так новости.
– Он был женат?!
Баба молча кивнула. Макс однажды состоял в браке. Познакомился в колледже со старшекурсницей, девушкой примечательной во всех отношениях, да еще с юрфака. Любовь оказалась взаимной и глубокой. В ту пору он не был тем холодным, клинически отстраненным Максом, с которым развлекалась Пенни. Свою невесту молодой человек носил на руках. Пара стояла на пороге счастливой совместной жизни.
Бывалая кудесница вздохнула.
– Обстоятельства смерти девушки не столь важны. Вроде бы, анафилактический шок. Ее кончина поставила точку и в жизни Макса.
В пещере Бабы появился молодой вдовец. Ожесточенный, озлобленный на всех и вся, он хотел лишь одного: спалить оставшиеся годы в горниле гедонистических забав.
Пенни с удовольствием послушала бы еще, но не та была минута, чтобы тормошить наставницу, требуя новых подробностей.
Она спросила:
– А как ее звали?
Пальцы Пенни подкрались к ветхой отшельнице и шаловливо коснулись дряблой ткани заднего прохода. Изношенное отверстие колдуньи потребовало нескольких плевков.
– Как звали? – Баба мягко осела, отдаваясь ласке. Голос осип, словно накатывала дрема. – Фиби ее звали.
Фиби. Эхо этого имени еще долго звучало в голове Пенни. Фиби Максвелл. Похоже, что подручные Макса удалили всяческое упоминание о ней из газет, которыми тот владел, из Интернета и вообще из истории. Вот она – ахиллесова пятка Вклинуса. Вот доказательство, что даже его сердце может быть разбито. Осмысляя вновь выявленный аспект его жизни, Пенни задумчиво склонила лицо к белесой поросли на лобке, который успел нетерпеливо выпятиться, требуя внимания.
Возвращаясь за «ученическую парту», она вдруг задалась вопросом, как долго продолжалась супружеская жизнь Макса и Фиби. Ответ пришел на ум сам собою…
Сто тридцать шесть дней.
Во время передышек между уроками Баба втирала мази в саднящие слизистые Пенни. Чувственная репетиторша с любовью укладывала ее на ложе из сушеного мха, а сама отправлялась по окрестностям за яйцами и грибами. Заваривала бодрящие чаи и настои, приучив девушку лакать из ее морщинистой горсти, показывала, как правильно толочь пауков камнями, добывая аналог бальзамического кольдкрема для повышения анальной чувствительности. Череда дней тянулась до того умиротворенно, а взаимопонимание и тяга друг к другу были настолько искренни, что Пенни и думать позабыла о легионе коварных микроботов, которые прямо сейчас могли копошиться у нее в венах.
Блаженное забытье продлилось недолго.
Однажды ее соски вдруг встали и завибрировали, словно Макс где-то нажал кнопку, прозванивая цепь: работает ли? Вслед за сосками дрожью зашелся и клитор. Тем утром старуха столько раз доводила ее до оргазма, прежде чем отправиться за ящерицами к обеду, что от самой себя подобного поведения Пенни ждала меньше всего. До того странной и неожиданной была эта напасть, что она поняла: без Макса не обошлось. В ту минуту она сидела в одиночестве на каменном полу, скрестив ноги по-турецки и попивая лишайниковый настой. Не успела она вскочить, как нахлынула вторая волна возбуждения.
