к диспуту: ты говоришь, что в детских потрахушках виновата порнография, но вот вопрос: а в чём тогда причина неожиданной беременности у вполне себе взрослых людей? М?» – Бровь моего друга подскочила вверх.
«Здесь уже целиком и полностью людская тупость, – разводит актёр руками. – Тут уж не поспоришь. – Он чуть отпил из своего бокала, и тут вдруг поменялся в лице, будто ему на ум пришла мысль: – А вот ты – как ты при такой хорошей матери смог вырасти, как ты говоришь, на порнографии?»
«А здесь дело не в том, насколько безукоризненно воспитание: каким бы замечательным ни был родитель, это уже не остановить. Увы».
«Выходит, что мы культивируем пандемию для молодёжи».
«Нет. Выходит, что мы культивируем публику».
«Но посредством этой самой пандемии».
«А это уже не нам решать, а историкам, что́ мы делаем: занимаемся ли мы искусством или же распространяем среди человечества чудовищную заразу».
«А ты как считаешь?» – спрашивает актёр.
«А это уже опять история о достойных и недостойных, если элементарно. Естественный отбор».
«То есть для кого-то это будет искусством и новым этапом развития…»
«Да. А кого-то это растлит до основания,» – кивает мой друг.
«Эх-х-х… если б всё было так просто, как ты говоришь,» – вздыхает актёр.
«А здесь и не нужно разводить демагогии, зачем? Всё предельно просто: ты либо умеешь использовать информацию себе во благо, либо… либо… либо ты идиот, не приспособленный к саморазвитию и вообще к этому не склонный. Такие дела. Вы вот, может, не знали, но уже добрые лет пятьдесят учёные-физиологи пытаются найти способ сделать так, чтобы мужчины достигали оргазма без выброса спермы, – это к слову о твоей селекционной теории, – обращается он ко мне. – Не правда ли: это решило бы множество демографических проблем».
«Хм, мне казалось, что демографическая проблема может заключаться лишь в низкой рождаемости и, наоборот, высокой смертности населения,» – говорит актёр.
«Ну-у… – тянет мой друг. – Это тривиальное понимание. Главная проблема не в том, сколько рождается и сколько умирает, хотя и это, бесспорно, важно; главное, как воспитывают: хорошо ли или плохо, сволочей ли или же людей. В этом и зерно. Родить легко – с этим может справиться любая тупая матка на ножках; а вот воспитать должным образом – это уже совсем другое дело, требующее чего-то особого».
«Стоп, – вдруг говорит писатель. – А какая тогда разница, какая была беременность: запланированной или нет – если даже она и была запланированной, то всякое достоинство этого плана теряется при плохом воспитании».
«Хм…» – задумался мой друг.
«Вот то-то и оно, – продолжает писатель, – что нет совсем никакого различия в том, план это был или чувственная спонтанность, главное – воспитание, внимание к ребёнку».
«А ведь и правда, – говорю я, – какая к чёрту разница. Даже и при условии какого-то планирования родов, мать или отец – всякий – может затем скурвиться».
«М-да-а… – протягивает актёр. – И тут уже встаёт вопрос о том, кто будет исправлять ошибки этих уродов, ведь ничего лучше такого же урода им не вырастить».
«Ну, тут я не согласен, – протестует писатель, – опять же: как можно спрогнозировать то, что́ будет, – невозможно. Может, как раз таки родительское скотство станет катализатором для развития нравственности у ребёнка».
«То есть от обратного? – присоединяется режиссёр. – Маловероятно, но вполне может быть и такое. Однако согласитесь, в неблагополучных семьях, где только пьют и трахаются, ха, – поддерживая тем самым эту пресловутую демографию, – шутит он, – трудно ожидать появление полноценного ребёнка. И здесь даже не стоит вопрос о его физическом здоровье – здесь уже, в первую очередь, дело в его психике, не так ли? Потому что физический изъян увидеть можно практически сразу, а вот проблемы с мозгами обнаружить гораздо трудней. И много шансов в пользу того, что он станет тем же чудовищем, что и его распрекрасные, ужратые вдрызг родители. И опять же, возвращаясь к твоим рассуждениям, – обращается он ко мне, – когда ты говорил о том, что бросил попытки исправить лаской и игрой всякую малолетнюю шпану, – согласись, чтобы исправить этого отброса, который постепенно, но последовательно, определённо, будет уподобляться своим дефектным матери и отцу, какому-то хорошему человеку, возможно, придётся положить на это целую жизнь. Однако, энергозатратно, не находишь? Странный и неоправданный альтруизм. И ещё и без гарантии на успех».
«А не ты ли говорил когда-то, что дети – это бизнес-проект, который должен окупаться. И поэтому случаю: разве родители не должны сделать всё, чтобы их проект-таки стал прибыльным?» – спрашивает актёр.
«Не-ет, контекст совсем иной. Да и тогда я имел в виду не то, что мать и отец должны костьми лечь, лишь бы их чадо чего-то достигло, – я хотел сказать, что задача окупаемости лежит целиком и полностью на ребёнке; мать с отцом или кто-то из них поодиночке – в общем, семья должна вложить в его разум лишь зачатки, которые в дальнейшем разовьются в нечто значимое. Если, как ты говоришь, родители будут способствовать всеми правдами и неправдами успеху ребёнка, делая за него всё абсолютно, то он уж точно не окупится, потому что затрат слишком много. Всё и вся должно хотя бы окупаться. Иначе бизнес нерентабелен и его стоит ликвидировать».
Мы все дружно рассмеялись его последним словам.
«Ладно, конечно, всё это спорно,» – говорит актёр.
«Ну а как ещё иначе? – отвечает мой друг. – В какой-то степени всё в нашей жизни – это блуждание на ощупь. И чёрт знает, куда тебя это всё заведёт. – Пьёт он очередной бокал вина».
«А о ком ты говорил, – спрашиваю я, – “какому-то хорошему человеку”? Кто это?»
«А кто его знает?» – отвечает он уклончиво.
«Ты что, сам не знаешь, о чём говоришь?» – не унимаюсь я.
«Да нет, – отвечает писатель вместо режиссёра. – Здесь всё предельно просто. Родители этого гипотетического ребёнка – антисоциальные личности, грубые, омерзительные животные; не с них же ему брать пример того, что хорошо, – он их и сам, определённо презирает; чтоб это бедное чадо хоть что-то стало собой представлять и мало-мальски отличаться от прочих подрастающих общественных паразитов, в его жизни должен появиться такой человек, который будет иметь над ним влияние. И, я согласен, этому человеку нужно будет посвятить себя всего воспитанию этого уже развращённого ребёнка, сколь бы мал он ни был».
«М-да-а… – вздыхает режиссёр. – Такие маленькие, а уже такие уроды».
«Ага… – писатель тоже вздохнул. – И в этом случае есть лишь три пути: самый распространённый – пустить всё на самотёк; самый сказочный – любовью и лаской исправить этого зверёныша; и самый действенный…»
«Удавить..?» – вклинивается
