уселись на скамейку под раскидистым деревом. Нас освещала масса фонарей. Сверху нависали гирлянды из разноцветных лампочек. По тропинкам и аллеям неспешно прохаживались люди: парочки, компании; кто-то выгуливал собак, – а у меня в это время мелькала мысль о том, что к утру газоны снова будут загажены собачьим дерьмом…
«Мне всё не даёт покоя один вопрос,» – говорил тогда писатель.
«Какой же?»
«Что его так смутило во время нашего разговора?»
«Актёра-то?
«Да».
«Хм… – улыбнулся я, опустив голову, подыскивая слова. – Долгая история. Ещё из детства».
«Ну-у… думаю, раньше начнём – раньше закончим».
«Да, наверное, как писателю, тебе будет интересно, что приключилось как-то с нашим горячо любимым актёром в детстве… м-м-м… – я почесал подбородок, как будто бы думая, с чего бы начать, а затем, не особо-то и думая о чём-то, возможно, просто оттягивая время, неизвестно зачем и почему, начал так:
Нам он рассказал эту историю опять же за очередной гулянкой. Ну… хотя как гулянкой. Гулянкой-то и нельзя это назвать. Мы просто года два назад собрались, вот как сегодня, и просто приятно посидели вместе: я, мой друг-режиссёр, операторы были все, актриса, актёр, ещё пара кое-каких ребят из съёмочной группы, в общем, девять человек. Для меня это, конечно, была уже толпа. Но, благо, к тому моменту, когда актёр разоткровенничался, остались только те, кого ты сегодня застал. Не помню, правда, всего вечера, ну, в смысле наших диалогов… Помню только хорошо момент, когда разговор зашёл о том, с чего начинаются сексуальные отклонения; мы все пришли к выводу, что так или иначе эти отклонения есть у всех, только развиты в разной степени. (Весьма курьёзно поглядеть на людей, рассуждающих о сексуальной девиации, которые не более как пять часов назад этой девиацией активно занимались и снимали всё на камеру). (…)
«М-да… – говорит мой друг, потягивая из своего бокала колу. – Японцы здесь опять впереди планеты всей. Слышали о недавнем громком процессе? Отец-педофил и его сподручный снимали детское порно с участием годовалого младенца, сына того педофила?»
«Же-э-э-сть!» – восклицает актриса.
«Ага, – кивает режиссёр, продолжая, задержав бокал у лица. – Даже представить себе не могу, сколько бабла отваливали за эти видео любители такой мерзости! И ведь немаловажно ещё и то, что ролики-то уже и удалить окончательно будет нельзя: эта непотребщина будет до скончания века блуждать по закрытым, платным, порнушным хостингам для всякого сброда».
«Да это просто ужас какой-то! – продолжает сокрушаться актриса. – Ох… бедный ребёночек! А кто это хоть был? Мальчик? Девочка?»
«А вот ты меня щас слушала, нет? Мальчик, я же говорю, сын это его был,» – отвечает мой друг-порнограф.
«Ну мы-то с тобой знаем, что в Японии все запреты – не более чем условность,» – говорю я, насаживая на вилку макароны в соусе.
«Да брось, кто этого может не знать? – отвечает мне режиссёр. – Помнишь, когда общественники подняли хай по поводу педофильской манги?»
«Да-да, помню – киваю я. – Раньше символом Японии была сакура и восходящее солнце; а теперь – полуголая школьница».
«Вот-вот. Они ж тогда процесс-то проиграли,» – продолжает мой друг-порнограф.
«Да помню я, что ты мне пересказываешь?! – отвечаю я с набитым ртом. – Там контраргументом была свобода слова и самовыражения… ха, порнографические картинки в манере педо-хентай кто-то считает средством выразительности! – Я запиваю пасту газировкой. – Создают все условия для того, чтобы педофилы могли знатно подрочить. Словарное значение слова “демократ”? – подняв вверх правую бровь, подстёгиваю я режиссёра.
«Это конченный ублюдок, – воодушевлённо продолжает за мной мой друг, – который будет бороться за право убивать детей, но при этом круглые сутки оберегать серийных убийц».
«В точку, чувак!»
«Хотя, по сути, – меняет тон мой друг с шутливого на серьёзный, – ни одна коллекция ни одного уважающего себя анимэшника не обойдётся без богатой подборки такого рода манги и развратных мультях с грудастыми бабами в форме японских школьниц, ведь так».
«Не могу не согласиться; тут опять же действует твоя ли, не твоя ли, но аксиома о пороке как общечеловеческом проявлении и о самоконтроле. Я сам, знаешь ли, не раз и не два пялился на педофильский хентай, где директор школы пёр нескольких учениц и до кучи их учительницу, которая делала кунилингус стонущей фальцетиком отличнице…»
Мой друг разражается хохотом, а за ним и вся наша компания.
«Сраный ты извращенец! – ржёт режиссёр. – О-о-ойх, чё я смеюсь-то? Сам такой же, блин… – перестаёт он смеяться. – М-да, пусть лучше эти выблядки растлевают детишек у себя в фантазиях, остервенело теребя свои мошонки, держа при этом томик манги в свободной руке, чем бы в реальности эти твари мучали бедных детей. Сучьи выродки…»
«Таким образом, выходит, что Японию можно смело назвать обителью педофилии?» – присоединяется к обсуждению актриса.
«Ха, ничего себе заявление! – таращит глаза режиссёр. – Не-е, так уж категорично, мне кажется, не стоит…»
«Ну а почему не стоит-то? – перебивает девушка. – Вы же сами тут только что говорили о том бедном годовалом младенце, которого отец насиловал на камеру, не так ли? И постоянно – у вас двоих эти разговоры: вы только и говорите о том, что японское порно – самое изощрённое, я не права разве? Так почему Японию нельзя назвать педофильской страной, а? Ведь называют же Бразилию страной зоофилов-собачников, а Тихуану – чуть ли не единственным в мире экспортёром “ослятины”. Именования, конечно же, неофициальные, но факт-то остаётся фактом: Тихуана действительно заливает в сеть гигабайты подпольной порнухи с участием людей и ослов! Так Япония чем лучше? Лучше Бразилии и Тихуаны?»
«Согласен, – разводит руками мой друг, – ничего не могу добавить, ты права. Это уже фольклор, наш современный фольклор».
«М-да… – попиваю я свою колу, дожёвывая макароны. – Люди и ослы… Прям Апулей… приятно потрещать о классике…»
«Всё равно уму не постижимо… – качает актриса головой, ковыряясь вилкой у себя в тарелке с салатом. – Бедный мальчик… даже представить себе не могу, как такое может быть…»
(…) И, значится… затем разговор зашёл в общем о детстве: вспомнили к тому же, между прочим, об уже притче во языцех о сексе при детях и том, какой это может оставить отпечаток в сознании ребёнка. Режиссёр приплёл сюда фон Триера с его “Антихристом”, но потом вспомнил, что ребёнок в фильме погиб прежде, чем стать извращенцем, – на том он и умолк, что удивительно, кстати. А вот актёр не замолчал и начал распространяться… эх… в общем, в тот вечер мы узнали, что они с сестрой, двойняшки, с самого младенчества были воспитанниками детского дома; а когда им исполнилось
