– Я ехала мимо и увидела вашу церковь, примыкающую к…
Примыкающую? Когда вы в последний раз слышали, чтобы люди употребляли в разговоре слово “примыкающий”? Может, я жил слишком замкнуто и не замечал ничего вокруг? Может, я просто не в курсе, что “примыкающий” снова вошел в словарь повседневного общения?
Когда эта Марыся вошла, я посмотрел на часы, потому что сразу наметил себе: выделить ей минут десять, после чего объявить, что мне нужно бежать по делам. Я уже в энный раз повторяю: “Простите, мне нужно идти”, – но она меня даже не слышит. Я понимаю, что мне от нее просто так не отделаться. Я старательно изображаю досаду: хмурю лоб, делаю недовольное лицо, – но тщетно. Марыся – вся в своем горе.
Она очень переживает за своего двухлетнего внука, у которого проблемы с пищеварением. Я всегда думал, что говорить о детском запоре в течение пятидесяти минут, не умолкая ни на секунду – это физически невозможно. Если бы мне предложили сто тысяч долларов за то, чтобы я почти час вдохновенно рассказывал о детском запоре, я бы, конечно же, попытался что-то такое изобразить, но я бы выдохся на десятой минуте, если не раньше. А Марыся говорит уже пятьдесят минут. Действительно не умолкая ни на секунду. Хотя во многом она повторяется. Я так понимаю, она владеет какой-то особой дыхательной техникой, позволяющей говорить и дышать одновременно. Она действительно проговорила ровно пятьдесят минут. Я засек время. Безусловно, физиологические отправления – немаловажная часть человеческой жизни, но пятьдесят минут страстного монолога на дефекационные темы, с моей точки зрения, это уже перебор. Да, я согласен, моя работа – сочувственно слушать. Но сейчас я себя чувствую каким-то пищеварительным ферментом.
– Далее копролит проходит…
Я примерно догадываюсь, что такое копролит, но сомневаюсь, что врач, который пользует малыша, хотя бы слышал такое слово. Марыся – из тех матерей (или бабушек), спастись от которых практически невозможно, разве что попытаться сбежать на край света. Да и то не факт, что поможет.
Она действительно очень противная. Она меня раздражает. И, я уверен, не только меня. А ведь она не была такой изначально. В детстве она была милым ребенком. И вовсе не собиралась становиться противной докучливой теткой. Не мечтала об этом, не посещала специальные курсы. Быть может, она совершала ошибки. Принимала неверные решения. Но кто из нас без греха? Да, наверное, она могла бы бороться с собой упорнее, чтобы не дать себе превратиться в назойливую зануду, которая только и делает, что ноет и жалуется на жизнь, но, опять же, много вы знаете людей, которые не сдались? И если нет надежды на спасение, значит, надежды нет вовсе. На секунду я проникаюсь к ней искренней жалостью. Но лишь на секунду.
Обычно когда мне приходится выслушивать жалобы и нытье, я “отключаюсь”, погружаюсь в себя, размышляю о чем-то своем – в общем провожу время с пользой. Причем собеседник этого не замечает, потому что занудам, зацикленным на своих проблемах, даже не важно, слушают их или нет. Истинным нытикам хочется именно что поныть, и чтобы им не мешали предаваться этому бесконечному нытью. Но сейчас я не могу отключиться. Эта женщина, она слишком громкая и настырная. И я не знаю, как ее можно заткнуть. Я всерьез подумываю о том, чтобы инсценировать сердечный приступ, но тут у этой Марыси звонит телефон. Кажется, мне повезло. Ее вызывают по какому-то важному делу, требующему ее немедленного присутствия.
– Вы ведь можете помолиться, чтобы у моего внука наладилась эвакуация каловых масс? – спрашивает она.
Разумеется, я могу помолиться. И тут же озвучиваю просьбу к Богу дать передышку маленькому Леону. Перед тем, как уйти, Марыся дает мне свою визитку. Я удивлен. Я-то думал, что она – младший библиотекарь в какой-нибудь провинциальной читальне, а она оказалась вице-президентом нефтяной компании.
В связи с чем у меня сразу же возникает ряд мыслей.
Мысль первая: эта женщина ничего не знает о нефти и нефтяном бизнесе. Вы только не думайте, что я слишком категоричен и берусь делать поспешные выводы о человеке, б которым общался не больше часа, причем темой общения был исключительно запор. И тем не менее я знаю, что Марыся разбирается в нефтяном бизнесе едва ли не хуже меня. А я в этом бизнесе не разбираюсь вообще.
Мысль вторая: превращать жизнь в спортивное состязание – занятие неблагодарное, и тем не менее есть прирожденные победители, а есть те, кто всегда будет проигрывать. Несмотря ни на что. Как бы ты ни стремился к победе. Это суровая правда жизни. То, что Марыся ничего не знает о нефти, еще не значит, что она не может быть вице-президентом нефтяной компании. Очень даже может! Таков стиль нашего времени. Сейчас на рынке труда наблюдается большое движение, и невежество потенциального сотрудника давно не является препятствием для получения должности. То, что я проработал пятнадцать лет в одной и той же компании – это было почти ненормально. Разумеется, я пытался сменить работу, но это уже другая история. Невежество, оно повсюду: юристы, которые не разбираются в юриспруденции, врачи, которые не разбираются в медицине, и т.д., и т.п.
У меня были соседи. Их дочь устроилась подработать на лето. Девочкой на побегушках в какой-то рекламной компании. Ее брали на две недели. Через три месяца она стала директором компании, и вовсе не потому, что была жутко талантливой или стремилась к карьерному росту любой ценой и шла к намеченной цели, сметая все на своем пути. Просто был ряд обстоятельств: пошла волна увольнений по собственному желанию, несчастных случайностей, беременностей, шумных ссор с хлопаньем дверью, – и в итоге дочка соседей возглавила компанию, хотя ее вовсе не интересовала реклама и рекламный бизнес. Она стала директором исключительно потому, что кто-то же должен управлять компанией. А больше вроде как было некому.
Марыся уходит. Может, все дело в том, что у нее слишком высокий голос.
Как-то вечером я возвращаюсь домой очень поздно и вижу в доме напротив, на втором этаже, освещенное окно в обрамлении темноты. Вся комната – как на ладони. Двое – он и она – занимаются любовью. То ли они воспылали такой бурной страстью, что забыли задернуть шторы, то ли их возбуждает, когда на них смотрят.
Комнаты в этом доме сдаются туристам на малый срок. Первым я узнаю мужчину. Это новый бойфренд моей бывшей жены. Мне хорошо видно, как он наяривает, ублажая партнершу. У него характерный высокий лоб и прическа, похожая на побритое зеленое насаждение. При более пристальном рассмотрении выясняется, что женщина, которую он одаряет столь пылким вниманием – моя бывшая жена. Я ее не сразу узнал. Потому что с того места, где я стою, мне ее плохо видно. И еще потому, что она изменила прическу. Женщины вечно меняют свой внешний облик, а потом обижаются, если их не узнают. Помнится, с Нельсоном был такой случай: он снял девушку в баре и повел ее в отель. Уже взялся за ключ, собираясь открыть дверь в номер, и тут девушка сообщила, кто она такая. Это была младшая сестра жены Нельсона (которую он видел мельком раза два-три, не больше). “Я сразу понял, что это ты”, – тут же нашелся Нельсон и делано рассмеялся, но эта попытка выдать все за веселый розыгрыш не спасла его от страшной кары.
Иду на кухню, готовлю себе скромный ужин холостяка: тост без всего. Поднимаюсь к себе, смотрю в окно. Моя бывшая со своим новым по-прежнему предаются разнузданному разврату. Я мог бы взбеситься по этому поводу. Не потому, что они там занимаются этим самым, а потому, что из миллиона квартир, которые сдаются внаем в этом городе, они выбрали именно эту. Прямо напротив моего дома. Это практически невероятное совпадение. Я бы мог заподозрить, что моя бывшая сделала это специально. Но я точно знаю, что, если бы она узнала о нашем соседстве, она бы пришла в такой ужас, по сравнению с которым мой ужас – это вообще ничто. Ситуация действительно абсурдная. И это наводит на мысли о провокации. Мироздание подстроило это нарочно – чтобы вывести меня из себя. Нет ничего хуже хаоса. А если тебя не особенно расстраивают неудачи, значит, все не так плохо. Неудача будет неудачей, только если ты сам ее воспринимаешь в подобном качестве. На самом деле это очень непросто – заставить себя не расстраиваться. Но если ты овладеешь этим искусством, жить станет проще.
Я ничего не имею против нового друга Ди. У него свое дело: предприятие по разведению божьих коровок. Поначалу я думал, что у него явно что-то не то с головой – пока не узнал, что садоводы закупают божьих коровок в больших количествах, чтобы те уничтожали вредных насекомых. Компания у него небольшая, в штате человек двадцать. Он никогда не будет богатым настолько, чтобы снарядить свою собственную частную армию, о чем все мальчишки мечтают в юности. Но у него хороший, стабильный доход. Он может позволить себе дважды в год отдохнуть за границей. У него большой дом с большим садом. Я так думаю, Ди предпочла бы солидного, пожилого банкира, которым не стыдно похвастаться перед подругами. Потому что когда твой бойфренд занимается разведением божьих коровок, в этом все-таки есть неизбежный комический элемент. Но нельзя получить все и сразу.
