Балти остановился и заглянул в окно магазина Уилла. В окне стояла картина с Иисусом в черной рамке. Темное лицо арабского типа, наверное, еврейское, но было понятно, что это Иисус, потому что на голове его были колючки и из порезов струилась кровь. Страшная картина. В ней не было никакой красоты. Не было тепла. Только холодная боль и несчастье. Самопожертвование, как скажет викарий. Балти не мог себе представить, чтобы кто-то готов был выложить за такое хорошие деньги. Особенно если помнить, что Иисус может выглядеть по-другому. Надо суметь это сопоставить. Стояла ваза, наполненная дешевой бижутерией, то да се, какие-то бронзовые украшения вроде как более высшего класса, только ценники отвернуты, и он не видел, что там на них написано. Он видел, как Уилл обслуживает кого-то в своем магазине. Когда женщина повернула к выходу, Балти вошел. Женщина несла под мышкой картину, и он посторонился, чтобы дать ей пройти. На картине был изображен еще один Иисус. В точности близнец, как на той, в черной рамке. Должно быть, однояйцевые близнецы.
— Ну как, я смотрю, опиум для народа хорошо продается? — спросил Балти.
У Уилла появилось озадаченное выражение лица, но потом он понял. Показал на ряд рамок на полке. Первой была та же самая картина. Картины были одной партии. Он купил в Уимблдоне на распродаже пятнадцать штук, на развале из багажника. Как ни странно, они продавались. Стоило продать только пару, и это уже принесло прибыль. А он умудрился продать целых три. Должно быть, такой Иисус — это что-то новенькое.
— Всегда представляешь Иисуса белым человеком, правда? — сказал Балти, присаживаясь в старое кресло рядом с большим письменным столом, за которым Уилл вел свои дела.
Уилл направился к креслу за столом. Обветшалый стул, но все равно отличная мебель. В один прекрасный день, он отшкурит его и покроет лаком. В его магазине было много разной поношенной одежды, нечто вполне подходящее, чтобы удовлетворить вкусы местных жителей. Обычный хлам, правда, добротный, в соответствии с пристрастиями владельца. В магазине было тепло и пахло плесенью.
— Потому что картины пишутся в соответствии собственными представлениями, — сказал Уилл. -
Может, Иисус был темнокожим, может, вообще негром. Кто знает. Он не мог быть англосаксом, это уж точно.
Никаких светлых волос и голубых глаз не могло быть у человека, который жил в пустыне.
— Хотя все равно это очень странно — видеть Иисуса Христа, который похож на жида или араба.
— Нацисты в свое время учили детей, что Иисус принадлежал к арийскому племени, которое построило цивилизацию на Среднем Востоке, а потом их вырезали евреи. Если тебя такому учат, ты же потом будешь в это верить, правда? Мы всегда верим в то, что нам говорят, просто зависит от того, кто именно тебе все рассказывает. Но в любом случае мы будем так думать. И будем стараться все подогнать под это. Рисуем его, как будто он был каким-то викингом.
— Это не имеет значения, ведь правда? — сказал Балти. — В том плане, что как бы он ни выглядел, только то, что он сказал, идет в счет. Я знаю, это вроде как относится к истории и так далее, но куча всего из этого — выдумки, да-да, это все придумали на радость королям и блюстителям порядка. Заметь, я все равно не знаю, что именно он хотел сказать. Был там один Добрый Самаритянин. Лежит себе мертвец на обочине дороги. И тут подходит фанат Хартлпула и съедает его сердце. Откуда ни возьмись появляется фан Ливерпуля и съедает печень. Появляется фан Арсенала, но он не голоден. Помнишь такое?
— Помню. Но ты все равно не решишься пойти обворовать церковь, ведь так?
— Честно говоря, я и не знаю. Вероятно, пойду, если будет совсем отчаянное положение. Я думал об этом, когда шел сюда. Если бы у меня действительно не было денег, если бы я оказался на самом дне, я бы ограбил банк. Думаю, что я обчистил бы и церковь. А может, нет. Вероятно, забил бы на это дело. Никто не хочет падать на дно, ведь правда? Ты думаешь, что не я пойду на ограбление церкви? Нет причины, по которой мне не следует этого делать. Вряд ли там найдется что-то стоящее, в этой церкви. Я и так замешан в мелких преступлениях, взламываю автомобили и ворую стереосистемы.
— Большинство людей не пойдет на ограбление церкви. Из-за навязанного страха возмездия.
— Больше похоже на страх того, что тебя застукают.
— И судьи потом приложат все силы, чтобы заставить тебя заплатить за это с лихвой. Они все в этом завязаны. Легавые, попы, судьи, адвокаты, присяжные, журналисты, олигархи, политики, некрофилы. Просто клуб взаимопомощи какой-то.
— Божественное возмездие.
— Я так понимаю, что можно играть в Бога двумя основными способами, — сказал Уилл, поставив ногу на письменный стол и скатывая косячину. — Или ты сидишь на всякой химии, тебя глючит, и ты поднимаешься до уровня суперчеловека, или ты рождаешься, блядь, в рубашке. Но беда в том, что в основном химия — это то, что создано людьми, так что дело закончится тем, что тебе придется разбираться с побочными эффектами, в старинные года можно было еще найти естественные наркотики, и если тебе удалось не подпасть под охоту на ведьм, то можно было бы влиться в поток и постичь законы мироздания. Теперь все по-другому. Более механически. Материалистическое общество с материалистической религией. А хитрость в том, что когда получаешь власть, то твою жопу прикрывают легавые, и так ты можешь играть в господа бога. В определенный типаж господа бога. Гневного и яростного. Такого, которому нравится получать жирные проценты с посреднических услуг.
— Все нормально было бы с тобой во времена охоты на ведьм, впрочем, это если бы ты был мужиком, ведь правда? — сказал Балти. — Это же именно женщин сжигали и топили. Типа — как именно ты хочешь умереть, дорогая?
Балти задумался об этом на минуту, а Уилл сосредоточился на своем занятии. Когда он был маленьким, он мечтал стать участником трио, в которое входили бы еще и Рэй Уилкинс и Гарри Стенли. Вот как близко он хотел подобраться к бесмертию. Вот было бы круто играть в компании Рэя и Гарри. Даже сейчас в голову порой лезла подобная ерунда. Он полагал, что большинство парней думает о таких штуках. В том мире неважно, сколько тебе лет или насколько сильно ты не подходишь на роль футболиста. Неважно, что ты не можешь прямо подать мяч, хотя тебе столько же лет, сколько и тем игрокам на закате их карьеры. Интересно, что об этом думает Гарри. Надо потом будет спросить его, когда он вернется с работы. Вероятно, тот играл бы со Стивом Финнистоном, а сбоку его прикрывал бы Кении Свайн. Если бы Эдди МакКриди не был вынужден уйти из клуба, то кто знает? Балти вспомнил, как он расстроился, когда ушел МакКриди. Он слышал, что Эдди сейчас где-то в Штатах. Великий человек.
Да уж, хороший путь со дна общества к гламуру и славе. Бегать и пинать мячик. Вот так, или как Фрэн-ко Бруно. Держать себя в форме и готовиться к крупным матчам. Никто ведь не заставлял Большого Фрэнка. Он требовал уважения. А если играть вместе с Уил-кинсом и Стенли, тогда бы ты тоже стал значим. Он не знал, какую бы выбрал карьеру, если бы можно было вернуть вспять время. Стал бы гением полузащиты или чемпионом в тяжелом весе. Вероятно, скорее выбрал бы футбол. Меньше шансов, что тебе выбьют мозги, хотя ом как-то раз читал о футболистах, которые много раз отбивали мяч головой, что это повиляло на мозг, они стали сильно тормозить. В полузащите можно играть, пригнув голову, вполсилы. Именно это и хочет лицезреть публика. Креативный футбол. Смотреть на Голландца, и тот показывает, какой может быть английская игра. Те юнцы, которым удалось прорваться, должны быть счастливы, потому что им выпал шанс поработать с таким человеком. Забавно, ты дорастаешь до какого-то возраста и вдруг смотришь на молодых парней, на всех этих безумных мудозвонов, или на футболистов, вот о чем он сейчас и думал, и они кажутся тебе какими-то школьниками, все такие нервные, и все делают неправильно, на них заводят дела, их сажают в каталажку.
Между прочим, это все — гормоны. Да, подумал Балти, наука сумела кое-что доказать в этом отношении. Телки не причиняют тех проблем, которые причиняют мужчины. Если бы ответственность за все происходящее лежала бы на женщинах, дела бы обстояли куда как лучше. Манго вот вечно разглагольствует па тему первой женщины премьер-министра. Что она, дескать, направила бизнес в нужное русло, разобралась с Фолклендами и поставила на место экономику. Самое тогда было у парней яркое время жизни. Надо признать, что все они вели себя довольно мерзко, и так продолжалось практически до тридцатника. А потом они попустились, и их место заняли молодые таланты, и все покатилось дальше. Но тебя, тем не менее, до сих пор уважают, потому что ты успел отметиться. Никто без вящей необходимости не будет на тебя выебываться. Вот так оно в футболе. Все очень сильно изменилось, и новые мобы, которые то и дело повсеместно возникают, меньшие по численности, но более агрессивные. Он и в самом деле не мог понять таких людей. Подраться на футболе — это всего лишь кусок субботнего пейзажа, до тех пор, пока в дело не вмешивается политика. Балти смирился с этой новой эрой. Он снова хотел смотреть футбол. Наступило его второе детство, хотя он не возражал против старомодного махача, с этим получился бы совсем классический коктейль. Но идти друг на друга с ножами — это уж просто беспредел. В конце концов, это было всего лишь развлечением.
