Юрий Рытхэу - Конец вечного безмолвия

За губернатора Чаплинский".

Асаевич дочитал телеграмму и дрожащими руками снял копию.

Только после этого, вспотевший от волнения, растерянности и страха, он обернулся и увидел стоявшего в безмолвии каюра Тымнэро.

— Ты что подглядываешь, дикоплеший?

— Уголь варкын [Уголь есть], - ответил Тымнэро, привычный к такому обращению.

— Почему не постучался? Сколько раз тебе говорено? Да неужто вас ничему путному не обучить? Дикий и есть дикий, даром что человечье обличье имеешь… Ну, что стал, идол? На тебе деньги!

Асаевич сунул в руку Тымнэро смятые бумажки и приказал:

— Отвезешь меня на нарте! Давай шевелись, дикоплеший!

По улице селения двигался кто-то закутанный в оленью шубу. Приглядевшись, — Асаевич узнал Тренева, славившегося некоторой смелостью суждений среди верхушки Ново-Мариинского поста.

— Здорово, Асаевич, что такой хмурый? Плохие новости?

Асаевич замялся: Тренев — человек знающий. Поговаривали: в свое время пострадал от правительства. Какое-то темное дело было, да сам Тренев не лк?бил об этом вспоминать. Он может дать дельный совет.

— Да… кое-что есть… — дрогнувшим голосом произнес Асаевич.

Тренев хищно потянул носом. По всему видать, какие-то важные новости получил радист. В этой скудной событиями жизни всякое слово, полученное по радио, ценилось высоко, начальник радиостанции почитался за лицо значительное и уважаемое. Надо быть осторожнее и постараться первому выведать о новостях.

— Ну, прощевай, Асаевич, а я пошел чайком побаловаться со строганинкой. Вчера свежего чира прислали с реки Великой… А может, со мной пойдешь? Новости, наверно, не стоят того, чтобы пренебрегать душевным и телесным комфортом…

Тренев любил говорить изысканно.

— Пожалуй, пойду с вами, — как-то суетливо и судорожно сказал Асаевич, и Тренев понял, что радист "клюнул".

— Зиновьевна! — крикнул еще из сеней Тренев. — Гостя веду!

Агриппина Зиновьевна, жена Тренева, в засаленном китайском халате с драконами и какими-то экзотическими длиннохвостыми птицами, криво улыбнулась Асаевичу.

Тренев быстро прошел в другую комнату и вышел оттуда со стаканами и штофом водки.

— С морозцу!

Асаевич не заставил себя упрашивать. Тренев только пригубил свой стакан, но тут же налил еще радисту.

— Погодите, — отстранил рукой стакан радист. — Такое дело…

Он покосился в сторону жены Тренева.

— Зиновьевна, выйди на минутку… Женщина подняла удивленные глаза на мужа, на радиста, молча пожала плечами и медленно выплыла в спальню.

— Телеграцма пришла из Петропавловска, — запинаясь и захлебываясь словами, начал Асаевич, — царь отрекся от престола… великий князь тоже… образовано новое правительство…

Тренев быстро пробежал глазами телеграмму, повторяя:

— Так-так… Так-так… Никто не знает еще в Анадыре?

— Никто, — мотнул головой Асаевич.

— Никого не было на радиостанции?

— Никого! — решительно сказал Асаевич.

— А теперь — обратно на радиостанцию! Станете слушаться — всю жизнь потом будете благодарить меня, — коротко сказал Тренев.

— Да? — растерянно отозвался Асаевич.

— Именно! — сказал Тренев. — Могу пока только сказать, что восходит самая яркая звезда в вашей жизни.

— А им — не стоит сообщать? — Асаевич неопределенно кивнул в сторону лимана.

— Совершенно ни к чему, — ответил Тренев. — Вы должны уразуметь — старого царского правительства больше нет. Пришло время демократических преобразований.

— Как же теперь, а? — растерянно бормотал Асаевич, выходя из дома Тренева.

Агриппина Зиновьевна окликнула мужа. Тренев поколебался, но взгляд жены был настойчив, и он все рассказал ей.

— Ванечка, что же будет? — тихо произнесла Агриппина Зиновьевна. — Вспомни Петербург девятьсот пятого!

— Теперь не то, — расправляя плечи, блестя загоревшимися глазами, ответил Тренев. — Царь сам отрекся от престола! Понимаешь, Груша, — сам! Новые времена начинаются, Агриппина Зиновьевна, наши времена!

И Иван Архипыч поспешил за радистом.

Петр Каширин, золотоискатель, человек наблюдательный и трезвый, не мог взять в толк, отчего это Тренев и Асаевич почти что крадучись поднялись на радиостанцию.

Петр Каширин мог считать себя чукотским старожилом. В 1913 году он сошел с парохода на мыс Дежнева и поступил развозным приказчиком к торговцам Караевым,

Караевы не походили на остальных купцов, беззастенчиво обиравших и грабивших местное население.

— Петр Васильевич, — не раз говаривал старший Караев своему приказчику, — нет настоящего хозяина на этой благодатной земле. Не гляди, что тут льды да снега. Под ними лежат такие богатства, которые могут заставить расцвести и тундру. Мы берем нонче, только что поверху лежит — пушнину. А настоящее процветание здешнего края заключено в недрах его. Американцы это поняли. Крупные капиталисты пушниной не занимаются. Дело это они отдали на откуп Свенсонам да Томсонам…

На Чукотке в то время работали экспедиции предпринимателя Вонлярлярского, получившего совместно с американцами исключительные права на разведку и добычу золота и других полезных ископаемых.

Петр Каширин перешел от Караевых к ним.

Летом 1915 года Петр Каширин вернулся из очередной поездки в верховья реки Волчьей. Он не скрывал своей радости, однако точно не называл места находок. Его звали на рыбалки Сооне и Грушецкого, где он мог неплохо заработать, потому что умел хорошо солить икру и кетовые жирные брюшки.

Каширин отказался от заманчивых предложений и на последние деньги отправил частную телеграмму на имя Приамурского генерал-губернатора Гондатти и в Иркутское горное управление с просьбой разрешить ему в лице новоучреждае-мой компании Каширина-Стивенсона разработку золотоносных россыпей Анадырского уезда. Никто не ожидал, да и сам Каширин не сразу поверил, когда пришло телеграфное разрешение "допустить золотопромышленников Каширина и Стивенсона к разведкам золота, платины и полезных ископаемых, по статье 308 Устава горного на Чукотском полуострове".

Правительственная телеграмма произвела большой шум в сонном Ново-Мариинске. Начальник уезда Царегородцев вызвал Каширина и долго допытывался, кто стоит за его спиной, кем на самом деле является Стивенсон.

Джим Стивенсон… Горячая голова, мечтатель, заступник обиженных, учитель Каширина по золотоискательскому делу. Он взял под свое покровительство русского паренька и открыл ему великую тайну — месторождение золота за знаменитым Чилкутскйм перевалом на Аляске, в местах давно копанных и перекопанных. Ранней весной 1910 года Джим Стивенсон и Петр Каширин поднялись на Чилкутский перевал. Перед ними лежал снежный склон, а внизу расстилалась долина, широкая и вольная. Надо было спустить двое тяжело груженных саней. На них было увязано горное снаряжение, продовольствие, инстру менты и взрывчатка. Первые сани спустили благополучно, а вторые сшибли с ног Стивенсона, проехали по нему и умчались вниз. На второй день у Стивенсона отнялись ноги. Весна отрезала обратный путь через Чилкутский перевал. Петр Каширин ловил рыбу, пытался охотиться, однако ни свежая уха, ни дичь не могли помочь Стивенсону.

В память о нем Петр Каширин прибавил к еврей фамилии имя американского парня Стивенсона.

Узнав, что Стивенсона на белом свете нет, Царегородцев разразился ругательствами:

— Холопская твоя рожа! Ишь прикрылся иностранным именем — Стивенсон! Может, Стивенсону бы и дали концессию, но тебе… Кто ты такой?

Царегородцев уже не мог слышать имени Ка-ширина и только думал, как заставить его уехать из Ново-Мариинска.

Петр Каширин поспешил в ярангу Тымнэро.

Не впервые Петр Каширин входил сюда. И каждый раз дивился, как может человек жить в такой нищете.

Каюр уже распряг собак и в задумчивости стоял перед жалкой кучкой замерзших кетин, соображая, как накормить ими свою небольшую, но прожорливую упряжку.

— На кромку льда пойти надо, — задумчиво сказал Тымнэро. — Может, нерпу добуду. Рыба кончится, собакам придет конец.

— Да, без собаки худо чукотскому человеку, — посочувствовал Каширин. — Одна надежда — нерпу добыть. Может, и я с тобой схожу к воде.

— Пойдем, может, вдвоем добудем!

В дыры крыши пробивались солнечные лучи, и множество солнечных зайчиков было рассыпано по грязному земляному полу с оленьей шерстью, обглоданными костями.

— Что летом будешь делать? — спросил Каширин. — Может, подашься со мной на Волчью? Глядишь, заработаешь на домик и поставишь настоящее человеческое жилье…

Тымнэро отрицательно покачал головой.

— Чем плоха яранга? Главное, чтобы горели жирники, чтобы было тепло да еда.

— Скромное, однако, у тебя желание, — задумчиво произнес Каширин. — Что там случилось на радиостанции? Асаевич и Тренев забегали, как потревоженные тараканы.