Жигулевцев был крепким пареньком, и палец в его ротик совать было опасно, но у него обнаружилась одна слабость, над которой потешалась вся деревня — он беспрекословно слушался жены и смертельно боялся тещи. Мы не раз наблюдали, как Гермине выходила из дома и молча становилась у крыльца, а Жигулевцев тут же обрывал любые разговоры и шел домой. А посиделки, особенно мужские, он страстно любил, украшая их беззлобными, но агрессивными нападками на всех поголовно. Насмешек над собой он не замечал, потому что считал свою слабость перед близкими женщинами признаком настоящего мужского характера. Все женское население Пакавене тоже так считало, и Данке завидовали.
По приезду мы сразу же зашли к моим старикам. Они были очень рады нашему появлению, и, пока Андрей разговаривал с Виктором, тетка снимала с плиты вегетарианские щи и овощные котлетки. Обед был по-семейному тихим, но к концу трапезы появилась Жемина, и я отдала ей кое-какие хозяйственные мелочи, купленные по ее просьбе в столичных магазинах. Она сообщила, что лесник в смерти жены виноват только косвенным образом. Этот день он провел в райцентре с новой дамой своего сердца, а в очереди за сахаром его жене об этом и сообщили. Видели, как она отошла от прилавка и положила под язык таблетку. Кто там был с ней в лесу, и кто зарезал ее отца — выяснить не удалось.
Потом Жемина рассказала о неприятном инциденте, произошедшем сегодня на турбазе. Когда туристы смотрели очередное весеннее мгновение советского разведчика, в зал ворвались два подвыпивших инструктора и доложили присутствующим, что сейчас у них в программе футбольный матч с участием местной команды. Туристы стали возмущаться, те же вели себя издевательски, но дело кончилось не в их пользу.
Какой-то смельчак из туристов поднял телевизор с тумбочки и сказал, что брякнет его оземь, а все подтвердят, что это сделали они. «В крайнем случае, — добавил турист, — оплачу!» Агрессоры отступили, но Жемина боялась продолжения скандала.
— День сегодня какой-то рваный, — сказал Андрей уже в комнате, — поспать бы немного.
— Не кради чужие идеи, — полностью согласилась я с предложением, но он уже затих на диванчике и ничего не слышал. Когда я проснулась, диванчик оказался пуст, наручные часы исчезли на этот раз вместе с владельцем, и на дворе смеркалось. Спустя полчаса ситуация не изменилась.
— Теперь все будет по-другому, — пообещал он мне вчера, и, действительно, день оказался довольно-таки необычным.
Андрей Константинович, по своей природе, безусловно, относился к интровертам, но сегодня его замкнутость и сдержанность превзошла все мои ожидания. Похоже, весь день он усердно заворачивался глазами внутрь в капустные листья, как фальсифицированная парадигма Карла Раймунда Поппера, и я оставила его в полном покое уже с самого утра. Все равно хоть на миг (не думай о мгновеньях свысока!), да промелькнуло вчера в этих капустных листьях что-то такое розовенькое и беззащитное, чего нельзя было ни обидеть, ни отринуть. Chercher lе bambin…
Кстати, к вопросу о поисках ребенка — пора было вручить шоколадку Таракану. Таракан уже лежал в постели, и, пока мы с ним сюсюкали, из кухни доносились оживленные голоса. Лида рассказывала о распространившемся обычае западных женихов относиться к браку весьма серьезно, с представлением полного отчета о состоянии своего здоровья, кошелька и причине разрыва отношений с особами противоположного пола, попадавшимися им ранее на жизненном пути. Русские невесты, от которых требовалась та же откровенность, находили этот обычай предельно странным и всячески увиливали от ответа, глядя с надеждой на переводчика.
Баронессе такой расклад вещей представлялся вполне приемлемым, и она уже прикидывала, чтобы изменилось, получи она все эти сведения от Барона до свадьбы — оказывалось, однако, что практически ничего.
— Ну, относительно кошелька и контактов утверждать что-либо сложно, но справку из псих-диспансера для загса я бы ввел, — высказывал свое мнение голос моего квартиранта.
Голос Василия тут же, с испугу, признался во всех до свадебных грехах, а именно — отсутствии кошелька, коренного зуба и посторонних контактов, но признания выглядели весьма запоздалыми, поскольку в Пакавене об этом и так все знали. Судя по всему, желающих поучаствовать в стриптизе больше не было, и я заглянула на кухню. Баронесса кормила Андрея ужином и подливала в стаканчик местного кальвадоса. Я обомлела от его непомерного аппетита и ее непомерного энтузиазма.
— В конце концов, ты же регулярно спаиваешь Барона, — пошла в атаку Баронесса.
— С твоего разрешения, заметь, и только с твоего разрешения!
— Можешь и впредь продолжать, это экономит средства семье, но сейчас Барона нет.
— Он что, не оставил телефона?
— Можешь позвонить. Он в баньке за пляжем с Жигулевцевым, Витасом и Стасисом. Возможно, они даже там и моются.
Да, дамам там было делать нечего, мой друг был для меня в этот вечер потерян полностью, и мне ничего не оставалось делать, как присоединиться к трапезе. Пока я делилась столичными впечатлениях, по двору Вельмы промчался Жигулевцев в трусах и одном сапоге, быстро юркнув на финише к себе домой.
Вскоре после него появилась хохочущая группа собутыльников с другим сапогом в руках. Оказалось, друзья решили подшутить над Жигулевцевым.
Хозяин баньки Витас, выйдя по нужде, что-то крикнул в воздух на местном языке, а, вернувшись, сообщил, что там стоит Гермине. Жигулевцев высунулся в окошко и спьяну принял в темноте широкий деревянный столб на пляже, где были вырезаны десять заповедей отдыхающим, за силуэт своей тещи. Быстро удалось найти только один сапог, в нем он и помчался домой обходным маневром. Когда компаньоны нашли второй сапог, он оказался правым, а все точно помнили, что у бегущего именно правая нога выглядела уже совершенно обутой.
В это время диск-жокей на турбазе объявил о конце света, из чего можно было заключить, что на часах сейчас ровно одиннадцать вечера.
— Мамочка, посмотри какой я чистенький, — начал разливать елей Барон, отсмеявшись, и мы уже собирались расходиться, когда на шоссе послышался мотоциклетный рев, а от нашего крыльца раздались крики Жемины:
— Домой, скорее домой!
Мы поспешили к дому. Жемина показывала руками в сторону шоссе, где уже собралось человек пятьдесят местных парней.
— Скорее домой, и не выходите, я запру двери. Свет потушите!
Мальчики вежливо пропустили всех девочек вперед, а сами сгруппировались для наблюдения в нашей беседке — бегство было несовместимо с их мужским достоинством. Девочки прошли наверх и собрались у окна пустой комнаты, откуда на днях выехали домой Пупсик со своими родителями. Драка уже началась, и свет в деревне тут же погас. Как выяснилось позднее, какой-то парень из райцентра съездил в выходной день по делам в соседний городок Вежис (он славился своим театром, но билеты нам не удалось достать ни разу) и отбил девицу у местного жителя. Ответный визит вежисяне нанесли на мотоциклах, прихватив райцентровских после танцев на турбазе.
Дрались кастетами и длинными досками, тут же выломанными из заборов, и драка была такой же ужасной, как внезапно налетающие на Прибалтику атлантические смерчи. Обычно спокойные и неторопливые, парни уничтожали друг друга остервенело и яростно, будто бы этот бой был последним и решающим в их жизни абсолютно все.
Внезапно раздался какой-то странный звериный вой, вежисяне быстро отошли и скрылись в темноте, откуда вскоре донесся мотоциклетный рев. Местные сгрудились под большой сосной, потом подъехал автомобиль, и одного внесли туда. Автомобиль рванул с места в сторону райцентра, а оставшиеся стали шарить руками в темноте под большой сосной. Жемина, испуганно прижимая руки к сердцу, сказала, что прошлой осенью на этом месте была такая же драка местных с русскими солдатами. Какой-то раненый ножом солдатик метался по деревне в поисках укрытия и скрылся, в конце концов, в ее доме, но преследователи ворвались и вытащили его с чердака. Солдатик остался инвалидом, а Жемину долго допрашивали.
— Это сосна виновата, — вдруг сказала Жемина, — под ней всегда все дерутся, даже собаки. Жворуне тоже здесь нашли.
Жворуне была чистопородной лайкой, и ее загончик у сарая в это лето пустовал. Зимой Стасис ходил с лайкой на охоту, а летом я часто брала ее в лес с условием, что мы будем на месте до семи часов вечера, когда Жемина выпускала кур, потому что страсть Жворуне к курам носила поистине шекспировский характер, и ежегодный плач Жемины по очередной беленькой Дездемоне с предъявлением душегубке потерянных в траве перышек потрясал чувствительные сердца городских дачников. Подвыпивший в прошлый рождественский вечер Станислав забыл запереть загончик, и наутро растерзанную собаку нашли под этой самой сосной.
