Уже по этим предложениям было видно, что его разговорный английский резко продвинулся. Акцент ещё оставался, но понимание структур – грамматических и синтаксических – внезапно вышло на принципиально новый уровень. Интересно, подумал я, сколько из шести таблеток он уже принял.
– Привет, Геннадий.
Я подошёл к столу, сел и вынул пачку банкнот из коричневого конверта. Начал отсчитывать стодолларовые купюры, постоянно тяжело вздыхая. Геннадий зашёл в комнату и сделал круг по дебрям бардака. Остановился прямо передо мной.
– Эдди, это хуёвая идея, – сказал он, – держать все свои деньги в конверте. Злой дядя может прийти и украсть их.
Я снова вздохнул и сказал:
– Не люблю банки.
Протянул ему двадцать две с половиной штуки. Он взял их и сунул во внутренний карман куртки. Потом подошёл к столу, развернулся и сел на него.
– А теперь, – сказал он, – я хочу с тобой кое-то обсудить.
Вот оно. У меня появилось сосущее ощущение в животе. Но я попробовал сыграть дурачка.
– Тебе не понравился синопсис, – сказал я, а потом добавил: – но это был просто набросок.
– В пизду синопсис, – сказал он, отмахнувшись рукой, – я хочу поговорить о другом. И не притворяйся, что не понимаешь.
– Чего?
– Таблетки, которые я украл. Только не говори, что ты не заметил.
– И что с ними?
– А ты как думаешь? Я хочу ещё.
– Больше нет.
Он улыбнулся, будто мы играем в игру – что было правдой.
Я пожал плечами и сказал:
– Больше нет.
Он спрыгнул со стола и пошёл ко мне. Остановился там, где стоял до этого, и медленно полез во внутренний карман куртки. Я испугался, но виду не подал. Он вынул что-то. Посмотрел на меня, снова улыбнулся, а потом резким движением отщёлкнул лезвие выкидного ножа. Прижал лезвие к моей шее и поводил туда-сюда, царапая кожу.
– Но я хочу ещё, – сказал он. Я сглотнул.
– А что, по мне похоже, что у меня есть?
Он задумался и перестал водить ножом, но не убрал его. Я развил тему.
– Ты их принимал, да? Ты знаешь, на что это похоже, что они делают с тобой. – Я снова сглотнул, на этот раз громче. – Оглядись, неужели похоже на квартиру человека, который принимает этот наркотик?
– И где ты его взял?
– Не знаю, какой-то парень продал мне его в… Он резко вжал нож мне в шею, и тут же убрал. -Уй!
Я рукой потрогал то место, где был нож. Крови не было, но болело ощутимо.
– Не ври мне, Эдди, потому что – пойми меня правильно – если я не получу того, что мне нужно, я всё равно убью тебя… – Потом он прижал кончик ножа под моим левым глазом, и вжал, аккуратно, но крепко. – И не сразу.
Он продолжал давить на нож, и когда я почувствовал, что глазное яблоко подаётся, я прошептал:
– Хорошо.
Он почти сразу убрал нож.
– Я могу достать, – сказал я, – но понадобится несколько дней. Парень, который ими торгует, очень… заботится о безопасности.
Геннадий прищёлкнул языком, приглашая меня говорить дальше.
– Я звоню ему, он назначает встречу. – Я замолчал и потёр левый глаз, будто раздумывал, что сказать дальше. – Если он почует, что в деле появился другой человек, которого он не знает, – пиши пропало, мы о нём никогда больше не услышим. Геннадий кивнул.
– И ещё кое-что, – сказал я, – они дорогие.
Я видел, что его возбуждает перспектива вырубить. И что, несмотря на грубый подход, он согласится на всё, что я предложу, и заплатит сколько надо.
– Сколько?
– Пять сотен за дозу…
Он присвистнул, почти весело.
– …поэтому у меня и нет. Это тебе не кокс по сортирам нюхать.
Он посмотрел на меня и указал на деньги на столе.
– Бери из них. Закажи мне.. – он задумался, что-то подсчитывая в голове, – …штучек пятьдесять-шестьдесят. Для начала.
Если придётся ему что-то давать, то из моих запасов, так что я сказал:
– За раз я больше десяти достать не могу.
– Да ебал я…
– Геннадий, я поговорю с парнем, но он сущий параноик. Тише едешь – дальше будешь.
Он повернулся и пошёл к столу, потом обратно.
– Ладно, когда?
– Думаю, будут у меня к следующей пятнице.
– Ебанись, к следующей пятнице. Ты говорил про несколько дней.
– Я оставлю ему сообщение. Пару дней буду ждать ответа. Потом ещё пару дней буду ждать встречи.
Геннадий снова достал нож и тыкнул мне в лицо.
– Попробуешь меня наебать, Эдди, и ты очень, очень об этом пожалеешь.
Потом убрал нож и пошёл к двери.
– Позвоню тебе во вторник. Я кивнул.
– Хорошо. Во вторник.
Стоя в дверях, как будто мысль догнала его в дороге, он сказал:
– Кстати, что это за херня? Из чего состоит?
– Это… умный наркотик, – сказал я, – из чего состоит, не знаю.
– Он делает тебя умным? Я поднял руки.
– Ну да. А ты не заметил? – Я хотел добавить про его английский, насколько он стал лучше, но решил воздержаться. Вдруг он оскорбится от мысли, что раньше я его английский считал плохим.
– Точно, – сказал он, – потрясающая штука. Как называется?
Я помедлил.
– Ну… МДТ. Его называют МДТ. Это химическое имя, но… в общем, да.
– МДТ?
– Именно. Ну, вырубить МДТ, закинуться МДТ. Он посмотрел на меня в сомнении, потом сказал:
– Вторник.
Вышел в коридор, оставив дверь открытой. Я остался сидеть на стуле, слушал, как он топает по лестнице. Когда услышал, как громыхнула дверь в подъезд, встал и подошёл к окну. Выглянул и увидел, что Геннадий идёт по Десятой улице к Первой-авеню. Насколько я его знал, лёгкость походки была для него весьма нехарактерной.
Оглядываясь теперь – из мёртвой тишины комнаты в мотеле “Нортвью” – я понимаю, что вторжение Геннадия в мою жизнь, его попытка присосаться к моему запасу МДТ, выбила меня из привычной колеи. Я потерял почти всё и возмутился тому, что кто-то может так легко отнять у меня то, что осталось. Я перестал принимать по несколько таблеток в день, потому что боялся очередной полосы отключек, боялся снова поддаться такому уровню помутнения и непредсказуемости. Но не хотел я и сдаваться, бросить всё – особенно на расправу кружащему стервятнику Геннадию. К тому же отдавать МДТ Геннадию – только продукт переводить. Он вдруг заговорил на нормальном английском? Тоже мне достижение. Он так и остался бандюком, жуликом.
МДТ таких людей изменить не может. По крайней мере так, как изменил меня…
На волне этого осознания я решил сделать последнее усилие. Может, получится что-нибудь спасти. Может, даже переломить ситуацию. Я ещё раз позвоню Дональду Гейслеру и буду умолять поговорить со мной.
Хуже-то не будет.
Я залез в записную книжку Вернона, откопал номер и набрал. – Да?
Я помолчал секунду, а потом бросился в бой.
– Это снова друг Вернона Ганта, не вешайте трубку, умоляю… пять минут, мне нужно только пять минут вашего времени, я заплачу вам… – эта мысль пришла мне в голову прямо на ходу – …заплачу пять тысяч долларов, по тысяче за минуту, просто поговорите со мной…
Я остановился, он тоже молчал. Я так и ждал, уставившись на коричневый конверт на столе. Он издал долгий вздох.
– Г000споди!
Я не понял, что он имеет в виду, но трубку он не бросил. Я решил не давить. Поэтому тоже молчал. В конце концов, он сказал:
– Мне не нужны ваши деньги. – Ещё помолчав, добавил: – Пять минут.
– Спасибо… огромное.
Он дал мне адрес кафе на Седьмой-авеню в Парк-Слоуп в Бруклине, и предложил встретиться там через час. Он высокий, придёт в жёлтой футболке.
Я принял душ и побрился, быстренько умял чашку кофе с тостом и оделся. Прямо сразу, на Десятой улице, поймал такси.
Кафе оказалось маленьким, тёмным и почти пустым. За столом в углу сидел высокий дядька в жёлтой футболке. Пил эспрессо. Кроме чашки, едва начатой, на столе лежала пачка “Мальборо” и “Зиппо”. Я представился и сел. По серым волосам и морщинкам вокруг глаз я предположил, что Дональду Гейслеру около пятидесяти пяти. У него было усталое, грубое поведение секс-героя квартала, и может, даже не одного.
– Ну ладно, – сказал он, – чего ты хочешь?
Я быстро и с купюрами объяснил ему свою ситуацию. В конце я сказал:
– Так что больше всего мне нужно знать дозировку. А если таких сведений нет, то хотя бы про помощника Вернона по имени Том или Тодд.
Он печально кивнул и уставился на чашку с кофе. В ожидании, пока он соберётся с мыслями, я вынул пачку “Кэмэл” и закурил.
Я почти докурил сигарету, когда он заговорил. Мне показалось, что договорённость про пять минут мы уже нарушили.
– Года три назад, – сказал он, – или три с половиной, мы встретились с Верноном Гантом. Тогда я был актёром, в небольшой труппе, которую мы организовали лет за пять до того. Мы ставили Миллера, Шепарда и Мамета, такие спектакли. И пользовались определённым успехом – особенно когда сделали “Американского Бизона”. И мы много гастролировали. – Я сразу понял по усталым интонациям его голоса, по тому, как он не враз сумел начать, что, несмотря на прежние возражения, разговор у нас будет долгим.
