– Сколько у вас? – спросил Серж.
– Восемь! – ответил главный вампир, с энтузиазмом поднимая список. – Было бы девять, если б поймали кота Хемингуэя. Пожелай нам удачи…
– Да пребудет с вами Сатана!
Глаз человека на крыше прижался к прицелу. Серж все еще был в перекрестии. Он помахал на прощание подросткам, и они разошлись в разные стороны. Палец в перчатке коснулся спускового крючка.
Один из вампиров остановился на тротуаре. Он посмотрел на свой список, потом на проезжавший мимо «фольксваген».
– Вот шестнадцатый номер! Машина из сумасшедшего дома.
– Где?
– «Жук» с бамперными наклейками, ракушками, карточками от бинго и статуэтками святых.
Они бросились со всех ног за машиной, обгоняя Сержа и Коулмэна. Самый проворный выбежал на дорогу, догнал «фольксваген», притормозивший на красный свет, и хлопнул его по крылу.
– Шестнадцать!
Самый медлительный оказался за Сержем как раз вовремя, чтобы получить пулю в плечо.
– Ты что-нибудь слышал? – спросил Серж.
– Какой-то крик, да? – уточнил Коулмэн.
– Ага. Ты тоже заметил? -Нет.
Они пошли дальше.
Руки в кожаных перчатках быстро разобрали ружье. Армейские ботинки пробежали по крыше и спустились по лестнице.
Конец ночи. Любимое время Сержа. Заветные полчаса, когда небо переходит из угольно-черного в замысловатый калейдоскоп света. Серж не мог не пойти на Самую Южную Точку. Он сидел на волноломе, выжидательно болтая ногами.
– У меня в животе урчит, – пожаловался Коулмэн.
– Ты не смотришь, – упрекнул его Серж.
На небе высветилась палитра серых и синих тонов. Аморфная масса возле Гольфстрима наконец разделилась на небо и океан. Вдали активизировался петух. Серж встал и потянулся.
Приятели пошли дальше. На улицах начали появляться люди: кто-то сидел на обочине и плел сувениры из пальмовых листьев, кто-то выкладывал на столик большие раковины.
Серж взял в руки одну из них.
– Можно?
– Можно – что? – спросил человек за столом.
– Я участвую в конкурсе по дудению в раковины. В следующем месяце, – сказал Серж. – Можно потренироваться?
– Только не уроните.
Мужчина начал разгружать другую коробку. Серж, держа ракушку в дюйме ото рта, произнес:
– Итак, Коулмэн, слушай выступление будущего победителя. Я тренируюсь уже целый год. Гитарное соло Джо Уолша из песни «Жизнь на скорости».
– О, классная песня!
– Слушай…
Серж прижал раковину к губам.
Коулмэн топал в такт мелодии. Серж безжалостно раздувал щеки, какм Диззи Гиллеспи. Мужчина за столом поднял глаза:
– В первый раз вижу, чтобы играли так быстро!
– Это «Жизнь на скорости», – сказал Коулмэн.
– У него лицо побагровело.
– Бывает.
– А глаза закатываются – так тоже бывает?
– Серж! – закричал Коулмэн.
Серж продолжал играть, но постепенно кренился набок, пока не упал в кусты.
Коулмэн подбежал и затряс приятеля:
– Ты живой?
Серж сел и выдул из ракушки слюну.
– Им пора гравировать на призе мое имя.
Они снова пошли: мимо Самого Южного дома, Самой Южной таверны, Самой Южной гостиницы, а потом вокруг Саймонтон-стрит к драгстору «Деннис Фармаси», который открылся в 1962 году. На крыше была реклама крема для загара: собака теребит маленькую девочку за купальник.
Серж открыл дверь. Почти вся компания уже собралась, ела яичницу и сравнивала результаты. Серж и Коулмэн сели на табуреты и взяли меню.
Передняя дверь опять открылась.
– Серж!
– Джоэл!
Тут Серж заметил, что рядом с владельцем Безымянного бара стоит восьмидесятилетний старик.
– Ты правда его привел!
– Я ведь обещал.
Старик внимательно посмотрел на Сержа.
– Ты в этой рубашке на гребаного туриста похож.
– Знаю. Классная, да? Все сборщики денег на платной магистрали в таких ходят. – Серж повернулся к компании. – Можно чуточку внимания? Этим утром нашей дисфункциональной компашке оказывает честь своим присутствием уникальнейший капитан Тони! Номер тридцать семь в ваших списках.
– Это капитан Тони?!
Они быстро выстроились в очередь, чтобы потрогать его за плечо.
Коулмэн встал в окошко, где продавали лекарства, за девушкой с множественным пирсингом.
– …я же говорю вам, – продолжал фармацевт. – Я знаю этого врача всю жизнь, и это не его почерк…
– Нет его, – настаивала девушка.
– Он никогда не выписывает пятнадцать бутылочек болеутоляющего.
– Возьму одну.
Фармацевт поднял телефонную трубку.
– Или уходите, или ждите, пока не приедет полиция. Проголодавшиеся помощники шерифа вылезли из машины и направились к драгстору.
– А ты говорил, ночь будет тихая, – сказал Уолтер.
– Первый раз такое! – отозвался Гас. К телефонному столбу на углу был прибит кусочек бумаги – ксерокопия пениса с нарисованной рожицей мистера Билла. Гас порвал листок и скатал в шар. – Слава богу, все кончилось! – Передняя дверь распахнулась и ушибла Гасу плечо. – Уй!
Девушка побежала по улице.
Помощники шерифа зашли в драгстор. Фармацевт улыбнулся Коулмэну:
– Ну, чем я могу вам помочь? Коулмэн запихнул рецепт в карман.
– Э-э… а где у вас туалет? Полицейские пошли к стойке.
– Эй, капитан Тони! – сказал Гас. – Наша легенда! Голая женщина положила руку на плечо Тони.
– Все такой же жеребец! – сказал Уолтер.
Серж увидел помощников шерифа и энергично замахал им.
– Давайте к нам! – Он повернулся к компании. – Ну-ка потеснитесь, дайте место трудящимся блюстителям закона.
– Серж, да ладно! – сказал Гас. – Я не хочу никого сгонять с места.
– Фигня! Вы же герои.
Полицейские взяли по табурету; Гас открыл свой учебник. Серж повернулся к капитану.
– Я как раз говорил другу о вашем «висельном» дереве.
– Я его чуть не срубил, – сказал Тони.
– Что?!
– Я ж не знал. Это было много лет назад. Дерево стало ломать мне крышу. А один старик мне говорит: «Нельзя его срубать. Это ж «висельное» дерево». Говорит, когда он был маленьким мальчиком, то видел, как на нем линчевали какую-то женщину. Только она умерла не сразу, у нее вывалился язык, она дергалась, и все такое…
Уолтер сделал в своей овсянке грубого помола масляную лужицу, а потом ткнул вилкой в сторону учебника.
– Ты все еще читаешь этот психологический мусор?
– Я ж говорю тебе, тест работает. Уолтер посолил жареную картошку.
– Глупость.
– Что за тест? – поинтересовался Серж.
– Мы тут всю ночь спорили, – ответил Гас. – Может, ты нам поможешь.
– Только попросите. Всегда готов оказать содействие полиции.
– Ничего особенного. Обычная загадка.
– Давайте.
– Женщина идет на похороны матери и встречается с классным парнем, она от него без ума. На следующей неделе она убивает свою сестру. Какой мотив?
– А какой еще? – удивился Серж. – Она хотела встретиться с ним на следующих похоронах.
– Вот! – сказал Уолтер. – Вот твой супер-пупер-тест. Спросил одного человека. Стопроцентное непопадание.
– Ничего не понимаю! – воскликнул Гас. – Ведь тест проверили самыми разными способами. Вероятность ошибочного результата меньше одного процента. – Он посмотрел на Сержа. – Как, черт возьми, ты догадался?
– Ты о чем?
– Ответ должен выявить того, кто мыслит как серийный убийца…
Серж залился неестественным смехом.
– Ха-ха-ха… О! Эти тесты!..
– Как ты все-таки догадался?
– Ну, я… э-э… читаю много детективов, – ответил Серж. – Да, точно. Было такое в одном из сюжетов.
– Все понятно, – произнес Уолтер. – Если только ты не хочешь арестовать Сержа.
Бортовой журнал капитана Флорида, звездная дата 764.354
Молли! Эта женщина меня доконает! Помните те скромные сомнения по поводу брака, о которых я писал? Они превратились в самый настоящий кризис доверия! Из новостей: выхожу из дома, чтобы встретиться с Коулмэном. Никого не трогаю. Как обычно, заглядываю, что в мусорном баке. Вижу хлам из нашей квартиры – и глазам своим не верю: она выбросила мои любимые теннисные туфли! Вот они, под макси-прокладками. Я вытаскиваю туфли палкой. Бедняги, полные мокрых кукурузных хлопьев. Я чуть не плачу. Иду прямиком домой и выражаю свое негодование. Думаю, на этот раз виновата она, поэтому главным в споре буду я. И знаете что? Женщины – это ниндзя! Я вынужден опять защищаться! Говорит, ей стыдно ходить рядом со мной, когда я в такой обуви. А я ей: «Это же мои любимые туфли!» И опять меня потчуют молчанием, если не считать хлопанья дверей. Я даже не знал, что их в квартире столько.
Снова звоню женатому другу в Уэст-Палм, а он говорит: «Ты что, рехнулся? Любимые теннисные туфли нужно прятать». Отвечаю: «Я не знал». Он предлагает спрятать их в нише колес. Я кладу трубку и говорю: «Ладно, милая, хочу, чтобы ты была счастлива. Я выброшу эти туфли». И представляете? Она меня подловила! Багажник был открыт, а я не видел, как она подошла. Так что я нечестно повел себя в отношениях, а как мне сказали, это хуже, чем ходить в некрасивых туфлях. Я говорю: «Тайм-аут! Я просто хотел тебе уступить. Теперь я понимаю, как брак превращает даже самых непорочных мужчин в воришек». Ой-ой-ой! Я попал в такую задницу, что еле выбрался. И, между прочим, я был прав насчет ее месячных. Мы все обсудили, и оказалось, что она не отвечает за все, что говорит или делает, три дня в месяц. Спрашиваю, можно мне тоже три таких дня, а она говорит: «Нет». Предлагаю ей хотя бы повесить на холодильник календарь и отмечать опасное время, чтобы я успевал выкопать себе нору. Боже правый! Как эта женщина швыряется! Я проморгал, как она взяла в руки горшок с цветами. Снова звоню другу, а он говорит: «Ты что, сбрендил? Нельзя просить ее вывешивать месячные на холодильник!» Я спрашиваю: «Почему? Я раньше никогда не жил с женщиной. У меня это в первый раз, и не могу передать, что это за кошмар! Почему в новостях ни разу не сообщили, как страдают мужья во всем мире?» А он мне: «Добро пожаловать в семейную жизнь». Я решил съездить в супермаркет, купить ей надувной шарик и начать все сначала. Прихожу домой, а у нее в руках деревянная коробка. Моя коллекция сувенирных спичек! Спрашиваю: «Ты что делаешь?» Она говорит, я барахольщик! Леди и джентльмены, это едва не стало последней каплей. Я выхватываю у нее коробку и опять набираю приятеля в Уэст-Палм. С того конца провода слышны какие-то крики. Он просит, чтобы я больше не звонил, потому что его жена слышала наш последний разговор. Я говорю, это важно. Меня лишили всей домашней территории, если не считать маленького уголка в кладовке, и тот уже под осадой. Если я сейчас сдамся, мне придется бродить по дому с рюкзаком. Он отвечает, что последний клочок земли – это очень важно, и жаль, мол, что он потерял свой. Есть ли у меня гараж, чтобы там прятать свои вещи? Я говорю: «Нет». Он мне: «Тогда, мой друг, ты в глубокой заднице». С его конца снова крики, и он кладет трубку.
