– Себе ты тоже достал? – сказал он, кивая на обстановку.
– Да.
– Так ты достал больше десяти? Мне ты сказал только десять.
Блядь.
– Я взял двенадцать, – сказал я. – Удалось договориться на двенадцать. Две сверху для себя. Но они обошлись мне в штуку. Больше я себе брать не могу.
– Ладно, на следующей неделе возьмёшь двенадцать для меня.
Я хотел сказать “нет”. Хотел сказать “иди на хуй”. Броситься на него и проверить, позволит ли мне его МДТ-голодание справиться с ним и задушить его насмерть. Но я ничего не сделал. Я сказал:
– Ладно.
А вдруг не получится, и задушат меня – или, в лучшем случае, приедет полиция? Они снимут мои отпечатки пальцев и загонят их в свою систему? Мне нужен более безопасный и эффективный способ разобраться с ним. Раз и навсегда.
Геннадий снова помахал рукой и сказал:
– Семнадцать пятьсот?
Я заранее приготовил деньги, и теперь молча их ему отдал.
Он убрал их в карман. Выходя из дверей, он бросил:
– На следующей неделе двенадцать. Не забудь.
Карл Ван Лун позвонил мне в тот же день в семь вечера. Я не ждал, что он так быстро откликнется, но обрадовался – потому что так или иначе, но ситуация развивалась. Меня распирала энергия, мне нужно было дело, которое будет поглощать моё время и силы.
– Эдди.
– Карл.
– И сколько раз ты будешь выкидывать такие номера? Я счёл этот относительно мирный комментарий добрым
знаком и разразился потоком словес в свою защиту, достигшим апофеоза в мольбе дать мне ещё один шанс поработать над сделкой MCL-”Абраксас”. Заявил, что из меня так и хлещут новые идеи, и если он посмотрит расчёты, то поймёт, что я серьёзно подхожу к вопросу.
– Я уже просмотрел их. Внушает. Хэнке тут, я их ему показывал. Он хочет встретиться с тобой. – Он помедлил. – Мы хотим запустить эту штуку в полёт.
Он опять помедлил, теперь уже дольше.
– Карл?
– Эдди, скажу тебе прямо. Ты меня здорово разозлил. Не знаю, с кем – или с чем – я говорил. Чёрт его знает, что у тебя там за два полюса личности, но нельзя позволять себе такую степень неуравновешенности, если хочешь играть на нашем уровне. Когда объявят о поглощении, пойдёт волна давления, пресса будет освещать каждый шаг, – пока не испытаешь, ты не поймёшь, каково это.
– Карл, давайте встретимся и в личной беседе всё обсудим. Если вы не удовлетворитесь моими объяснениями, я уйду. И больше вы обо мне не услышите. И я подпишу бумаги о неразглашении. Пять минут.
Ван Лун молчал добрых полминуты. Я слышал его дыхание. И всё-таки он сказал:
– Я дома. Потом я буду занят, так что если хочешь прийти, приходи сейчас.
У Ван Луна я был через десять минут. Мы сидели в библиотеке, пили виски, и я разворачивал перед ним подробную историю моей полностью вымышленной болезни, от которой я якобы страдаю. Она, мол, легко лечится слабыми лекарствами, но у меня оказалась непереносимость одного из действующих веществ, которая вылилась в странное поведение. Лекарство мне сменили, я закончил курс лечения и теперь в порядке. История была не ахти, но и Ван Лун не особо прислушивался к моим словам – скорее его загипнотизировало что-то в тембре моего голоса, моё физическое присутствие, и мне показалось, что больше всего он хочет протянуть руку и прикоснуться ко мне – и получить заряд энергии. Я видел в нём усиленную версию того,, как люди реагировали на меня прежде – Пол Бакстер, Арти Мель-цер, Кевин Дойл, да и сам Ван Лун. Я был не против, но надо с такими вещами обращаться осторожно. Я не хотел таким способом влиять на людей и на ситуацию. И решил, что лучший путь обуздать этот эффект – чем-нибудь занять и себя, и окружающих. Поэтому я аккуратно перевёл разговор на сделку MCL – “Абраксас”.
– Тут всё очень тонко, – сказал Ван Лун, – и вопрос во времени. Несмотря на ряд затычек, Хэнку Этвуду хочется довести сделку до логического завершения. Теперь, когда ценовая структура готова к представлению, следующий шаг – предложить, кому достанутся руководящие должности, и какую форму примет получившаяся компания. Тогда начнутся встречи, переговоры, трепология – люди из MCL-Parnassus с людьми из “Абраксас”… И мы посередине.
Мы?
Я отхлебнул виски.
– Мы?
– Я, и если всё получится, ты. Джим Хич, один из моих старших вице-президентов, в курсе дела, моя жена всё знает – и больше никого. Со стороны участников сделки – та же картина. Хэнк привлёк пару советников, он очень осторожен. Вот почему мы хотим завершить процесс за пару недель, максимум за месяц. – Он допил виски и посмотрел на меня. – Нелегко выдерживать секретность в таких делах.
Мы поболтали ещё с полчаса, потом Ван Лун сказал, что ему пора. Мы договорились встретиться на следующее утро у него в офисе. Мы позавтракаем с Хэнком Этвудом, и серьёзно примемся за дело.
Ван Лун пожал мне руку в дверях и сказал:
– Эдди, я искренне надеюсь, что всё получится. Честно. Я кивнул.
По дороге из библиотеки к выходу я осматривался в надежде увидеть Джинни…
– Не подведи меня, Эдди, ладно? …если она дома.
– Не подведу. Я в деле, поверь мне. Не видать.
– Конечно. Я знаю. До завтра.
Завтрак с Хэнком Этвудом прошёл как по маслу. Его впечатлило моё владение материалом по сделке, как и мои широкие познания в мире бизнеса. Я без проблем отвечал на все его вопросы, и даже умело сумел вернуть ему парочку. Ван Лун радовался, что процесс наконец пошёл, и я чувствовал, что он доволен тем, как моё выступление отражается на “Ван Лун и Партнёры”. Мы снова пошли в “Четыре Сезона”, и я сидел, разглядывал помещение, играл с соломинкой в пустом винном бокале, и пытался вспомнить, что испытывал, когда был здесь в прошлый раз. Но скоро у меня появилось странное чувство, что воспоминания, как забытый сон, обманывают меня. Даже показалось, что я раньше не бывал тут, но помню заведение по чужому рассказу или по книге. И такое положение дел меня вполне устроило, потому что я был здесь сейчас, и считалось только это.
Я наслаждался переговорами – хотя заказал себе только еду, и ничего не пил. За завтраком Хэнк Этвуд расслабился, и я увидел в нём даже проблеск потребности в моём внимании, которая так часто появлялась у людей прежде в подобных обстоятельствах. Я был доволен. Я сидел в “Четырёх Сезонах” и наслаждался опьяняющей атмосферой, время от времени размышляя – когда напоминал себе, кто эти люди – что мои переживания могут быть прототипом крайне запутанной игры в виртуальной реальности.
Этот завтрак должен был стать началом насыщенной, странной и волнительной полосы в моей жизни. В ближайшие две-три недели я погружусь в непрерывный поток встреч, завтраков, обедов, ночного трёпа с крепкими, загорелыми людьми в дорогих костюмах – все мы будем искать то, что Хэнк Этвуд называет “единством взглядов”, миг, когда две стороны договорятся об общих чертах сделки. Я буду встречаться с разными персонажами – адвокатами, финансистами, корпоративными стратегами, парой конгрессменов, сенатором – и сумею управиться со всеми. Более того, к вящей тревоге Карла Ван Луна, я стану, в некотором роде, осью всего предприятия. Когда мы наберём критическую массу для единства взглядов, те, кто работал над сделкой, подружатся, в корпоративном смысле этого слова, но социальным цементом стану я. Я смогу замазать трещины между двумя заметно различными корпоративными культурами. Вдобавок, я стану необходим самому Ван Луну. Поскольку он не может привлечь к работе над сделкой свою привычную команду, он всё больше будет полагаться на мои наблюдения, я буду для него систематизировать и обрабатывать большие объёмы информации – от инструкций Федеральной Торговой Комиссии до лабиринтов широкополостного вещания, от назначенных встреч до имён жён и детей.
В процессе я занимался и другими делами. Ходил в спортзал Ван Луна, чтобы сжигать лишнюю энергию, занимался на разных тренажёрах, рассчитывая всесторонне развиться. Следил за портфелем в “Клондайке” и даже успел навестить трейдинговый зал, о котором говорил Ван Лун. Купил мобильник, что называется, собрался, наконец. Подобрал себе новую одежду, каждый день надевал новый костюм – у меня их было штук семь. Поскольку сон перестал занимать много времени, я успевал читать газеты и собирать информацию, сидя за компьютером – поздно вечером, и до глубокой ночи…
Частью моей жизни, которую я, к сожалению, не мог игнорировать, стал Геннадий. Учитывая, как я погрузился в размывающийся континуум бодрствования и активности, я стал на регулярной основе снабжать его дюжиной таблеток каждую пятницу, и каждый раз обещал себе, что к следующей неделе что-нибудь предприму. Но как? Я не знал.
Каждый раз, как он приходил, я поражался, до чего он изменился. Его наркоманская бледность исчезла, кожа его лучилась здоровьем. Он подстригся и начал носить пиджаки – хотя по качеству они и рядом не лежали с моими. Ещё он начал приезжать на машине, на чёрном “Мерседесе”, и внизу его ждали телохранители. Он не стеснялся сам указывать на всё это, предлагал выглянуть в окно и посмотреть на свиту, ждущую его на улице.
