Жаль только, косаря у меня не было. И сотки тоже. Только пятьдесят хреновых толаров[49], да еще какая-то мелочь. И мы дали дёру. А всегда ржачно: четыре типа удирают, как придурки, от старухи-официантки. Несешься, будто у тебя на хвосте спецназ. И нет чтобы остановиться, как только до Фужин добежал. Нет, бежишь до самой баскетбольной площадки не оборачиваясь. Вот этого я никогда понять не мог. Четыре здоровенных чувака — и одна толстая официантка. Потом, на Фужинах уже, когда все идут вразвалочку, будто только что отымели Секу Алексич[50], крикни только: «Шухер!» — и опять все как рванут с места! Что за хрень такая в башке? Ни фига не понимаю!
Почему никто больше не играет в баскетбол
Сейчас баскетбольные площадки на Фужинах пустые стоят. Школы свои площадки не ремонтируют, и мэрша Любляны, которая сама с Фужин, палец о палец не ударит. Ни фига нету: ни щитов, ни сеток… Меня прямо тоска берет на все это смотреть. Придешь на площадку, а вокруг никого. Молодняк — кто на наркоту подсел, кто в видеоигры долбится. На Фужинах шесть площадок для баскета, еще есть рядом с теннисным кортом корзина, да еще перед психушкой площадка, — там и кран есть, чтоб воды попить. Мест хватает, но играют только на Краевце, хотя там самая дебильная площадка на свете: играют в полполя, а центральная линия все равно не аут. Так какой-то хрен придумал сто лет назад, и до сих пор все это правило соблюдают. А ведь на всех баскетбольных площадках — центральная линия — это аут, если играть на одну корзину, но Краевец — исключение. Да только нет там крутого баскета сегодня. Когда-то возле каждой корзины по паре троек играло, Рашо Нестерович[51], да еще пара крутых чуваков, да несколько дедов, которых вообще нереально было сделать, хоть ты сдохни. Возле гостиничной[52] стучали мячом крутые пацаны из пятнадцатого дома, они еще Public Enemy[53] врубали на кассетнике… Охренительный был баскет! Бывало, какой-нибудь чувак толком с мячом управиться не мог, зато сам такой здоровый, что сто раз от него отлетишь. Куда они все подевались, всякие там Джорданы? Только вот возле гостиничной щита нет уж точно лет десять. У нас, на Русьяновой площади, был такой тип, который в баскет играл не напрягаясь, и всегда там так прикольно было, куча народу собиралась… А сейчас придем — там какие-то сопляки с мячом упражняются, а мяч-то побольше, чем они, будет. Три на три ни с кем не сыграешь. Хренотень полная. Трындят по телику, члены обсосанные, умники говняные: типа наркоты все больше и больше… Походили бы по площадкам, увидели бы, чем там народ занимается. Кто колется, кто дует… А что еще остается, если на баскет или на футбол припрешься — а там ни души? Наркоманов больше, чем баскетболистов на этих площадках.
— Эй, ты, мелкий, дай трехочковый забросить.
Ацо не может к соплякам не прицепиться. Типа когда мы были мелкими, нас гнобили и от корзины гоняли, а теперь наша очередь молодежи втирать, что к чему, — чтоб знали, кто главный. Но сегодняшним молокососам на все положить. Мы бы раньше сразу в штаны наделали, никто бы и не вякнул в ответ, молча бы отползли, а эта мелочь еще наезжать на тебя будет, кочевряжиться. Но Ацо как заклинило:
— Да ладно тебе, дай мяч, не съем я его. Один бросок.
Вот такой теперь молодняк. Все им до фени, и предки их не дрючат как надо. Современное, блин, воспитание. Ацо мяч отобрал, сделал этот свой гребаный трехочковый — а сопляк скорей к мамочке, нюни распустил, — ну, Ацо со злости и захреначил мяч подальше, куда-то в сторону Любляницы.
— Да подавись своим мячом, мать твою, шкет…
Тот к мамашке валит, весь в соплях: идет мелюзга кучи [54] канючить! А мы на трибуне перед пустой площадкой, балдеем.
— Хотите травки? От травника Йове?
Не, траву я не хочу, на фиг: я спортсмен. Сигаретку могу иногда выкурить. Так, по приколу, но если бы Радован вдруг узнал, что я дую, он бы мне такой пистон вставил, полный был бы трындец. В бараний рог меня свернул бы, без шуток. Или ганч[55] — или мяч. Сигареты там, одна, две, это чухня: Радован сам молодой покуривал… Но если бы я косяк выкурил, пулей бы летел с тринадцатого этажа, из окошка. У нас, правда, только двенадцать, но по такому случаю Радован бы еще тринадцатый пристроил. Голову бы оторвал. Вот я и сижу, смотрю, как Ади и Деян дуют, а сам сигаретку спокойненько покуриваю, даже не в затяг. Так, по приколу.
— Никто больше в баскет не играет!
— Денег нет.
— А зачем тебе деньги? Отберешь у мелкого мяч — и гоняй сколько хочешь.
— Да не то всё это… Перспективы никакой…
Деян как что-нибудь такое выдаст, так хоть стой, хоть падай. Знает он, что такое перспектива! Да он вообще ни хрена не знает. Всю девятилетку на двойках. Ему чтобы тройку по географии получить, надо было только названия континентов выучить, так чувак и этого не смог. Договорился с географичкой, что перечислит ей на тройку все семь лондонских клубов, которые играют в Премьер-лиге.
— Перспективы, говоришь, нет? Да ты бы мог новости по телику вести.
— Круто завернул! А ты ваще знаешь, чё такое перспектива?
— Ясен пень, знаю!
— Да-а-а? Ну, давай, мать твою, скажи, если знаешь!
— А чё я? Сам скажи.
— Так ведь это ты умного из себя строишь!
— Хрен твой умного строит, не научили тебя, что такое перспектива!
— Да ну тебя, сам не знаешь, что такое перспектива!
— Это то, что бывает потом, в будущем… если будет круто и все такое.
— В будущем? Зашибись, чувак… ну ты даешь сегодня! В доктора наук собрался или чё? Нет перспективы!
— В баскет никто больше не играет, потому что всех ломает. Разленился народ, чувак. Впадлу с места сдвинуться. Посмотри вон на Нушича. Будет он тебе бегать по площадке! Народ в полной жопе. Фиолетово ему все, чувак.
— Да, народ чокнутый.
И понеслось! А чем плохо? Сидишь, балдеешь.
И плевать на все.
Почему коммунизм еще не умер
Домой возвращаюсь и молюсь: только бы Радован уже спал. Жуть как не хочется отвечать на вопросы: где был? с кем был? почему обедать не пришел? Но сегодня Радован точняк меня ждал. Сидит в майке и трусах, — это у него типа пижама, — сидит и телик переключает. Меня увидел и давай бухтеть… Я сразу понял, что так просто мне от него не отделаться. Вот сейчас он мне что-то важное скажет, прям сейчас должен сказать. Засада, блин!
— Я с этим говорил… Крковичем. Он там… в «Олимпии»… знает… С этим, как там его… Чучичем, вроде дружит… Сказал, что насчет тебя поговорит…
— Шта?
— Ну, насчет «Олимпии». У него с этим… Чучичем… отношения хорошие.
— Что насчет «Олимпии»?
— Ну, «Олимпия»…
— Не хочу я в «Олимпию».
Шел бы он со своей «Олимпией» лесом. И Чучич туда же. Придет же в голову в час ночи парить меня всяким фуфлом. А сам весь заведенный, охренеть. Мать его растак, с этими его нервами.
— Совсем спятил, балбес! Шта нэчэш?[56] А чего ты хочешь? Может, хочешь в инженеры с этими твоими оценками? Если ты не в «Олимпии», ты нигде! Думаешь, кто-то придет на Фужины тебя смотреть! В задницу твою мать! Иди тогда, идиот… Иди в «Йежицу»[57], к бабам, давай!
— Да что он, твой Чучич! Он там физиотерапевт!
— Он же знает Сагадина? Знает? Знает! А главный кто? Сагадин!
Ранки нам еще недоставало.
— Нашли время разговоры разговаривать! Весь район разбудили.
— Да отстань ты! Когда у тебя следующая тренировка?
— Завтра.
Радован пыхтит. Ранка психует. А я уже охренел от всего этого. От этих его Крковичей и Чучичей. Всегда ненавидел этих Крковичей, Чучичей и всяких мудозвонов. Как обычно, Радован кого-то там знает, а тот чего-то там устроит, потому что с кем-то там знаком, и все они чефуры, и все друг друга знают, и все чего-то устраивают, — а получается из этого хрен знает что. Если кто думает, что коммунизм умер, так сильно ошибается. Радован со своими Крковичами и Чучичами этот коммунизм и дальше двигают. Как там у них: ты мне — я тебе. В магазин за хлебом и то не сходишь, чтобы Радован не сказал: «Погодь, я ща Чучичу позвоню, пусть глянет, может булка какая в пекарне у Крковича осталась!» Для любой херни связи ищут, только и смотрят: кто там у нас на −ич? Потом давай выискивать, кто его знает. Если на −ич — значит, чефур, а чефура, ясен пень, знает другой чефур. Машина стиральная, скажем, у тебя сломалась, ты новую не станешь покупать, старую в ремонт не понесешь — просто позвонишь Крковичу, который знает некого Чучича, а тот тебе бесплатно починит. Сплошная халява. Чефур — чефуру. А стиральная машина через два дня опять накроется. Коммунизм оказался в полной жопе, потому что все, кто вкалывал, копейки получали. Только Радован и его Крковичи и Чучичи до этого пока не допёрли. Везде они, и их все больше и больше. Все всех знают и друг другу помогают… а если по правде — друг друга подставляют. Когда я в баскетбол пошел, опять же не обошлось без Крковича. Он типа должен был связаться с неким Чучичем в «Словане» и что-то там организовать. А все остальные просто пришли на тренировку и без проблем стали заниматься. Фиг знает, может, всё это с тех пор началось, когда они во времена Югославии приехали к чужакам, чего делать — не знали, искали, поджав хвосты, своих, чтоб помогли им устроиться: они-то ни языка не знали, ничего. Но неужели за тридцать лет нельзя было научиться хоть что-то делать без Крковича и Чучича? Мать его Тито, вот пошел бы он!
