– И что ты будешь импортировать? Или экспортировать?
Он замолчал, наклонился вперёд, потом прошептал:
– Не знаю, ну, знаешь… всякое.
– Всякое?
– Эй, а ты чего хочешь, чтобы вот всю эту сложную аферу я вот так взял и выложил такому хуесосу, как ты?
Я пожал плечами.
– Ладно, Эдди, – сказал он, – слушай сюда. Даю тебе времени до следующей недели. Договорись со своим человеком, и мы встретимся. Я заплачу тебе комиссионные. Но если попробуешь меня наебать, я вырву тебе сердце руками и поджарю на сковороде. Понял?
Я уставился на него. -Да.
Его кулак прилетел из ниоткуда, как торпеда, и вдавился в моё солнечное сплетение. Я сложился пополам и снова отлетел, едва разминувшись с коробкой книг.
– О, извини, ты сказал “да”? Ошибочка вышла.
И когда он спускался по лестнице, я слышал, как он хохочет.
Когда я снова смог нормально дышать, я добрался до дивана и сел. Вытянулся и уставился на потолок. Личность Геннадия по ходу начала вырываться из-под контроля. Надо с этим что-то решать, и быстро, потому что когда он увидит квартиру в Здании Целестиал, я уже ничего не смогу сделать. Больше ничего. Будет слишком поздно. Он захочет то же. Захочет всё.
Он испортит всё.
Однако чуть позже – когда я серьёзнее обдумал вопрос – я пришёл к осознанию, что настоящая проблема совсем не в Геннадии. Она в том, что мой запас МДТ чахнет – и слишком стремительно. За последний месяц я залезал в заначку по нескольку раз в неделю, не думая, даже не считая, сколько у меня ещё осталось – каждый раз решая, что посчитаю их в следующий раз. И не считал. Руки не доходили. Слишком много дел, слишком громкий барабанный бой у меня в голове – сделка МСL-”Абраксас”, Здание Целестиал, Джинни Ван Лун…
Я пошёл в спальню. Открыл шкаф, вытащил большой коричневый конверт и вывалил содержимое на кровать. Посчитал таблетки. Осталось двести пятьдесят. Как я их глотаю – плюс поставки Геннадию – они кончатся через пару месяцев. Даже если я выведу Геннадия за скобки, у меня появится лишняя пара недель. И в конце концов… пара недель, пара месяцев – какая разница?
Вот он, подлинный кризис, и я снова ухватился за чёрную записную книжку Вернона. Где-то среди этих имён и номеров должен быть кто-то, кто знает про МДТ, про его происхождение, как работают разные дозировки, и может даже, как получить новый, действующий канал поставок. Потому что если я хочу пройти по тому великому, нежданному пути, который протянулся передо мной, я должен решить эти вопросы – оба одновременно, дозировку и источник, и надо заняться этим сейчас.
Я вытащил записную книжку и снова зарылся в неё. Красной ручкой я вычеркнул те номера, по которым уже звонил. На отдельном листе бумаги я сделал новый список избранных номеров, которые ещё не пробовал. Первым в списке стоял Дек Таубер. Я не рвался звонить ему прежде, потому что не думал, что мой звонок вообще пропустят. В 1980-е он торговал облигациями, был чуваком с Уолл-стрит, но теперь он сменил имидж и стал отшельником и вождём одноимённой секты самосовершенствования – Декеделии.
Чем больше я об этом думал теперь, тем более осмысленным казался звонок именно ему. Может, теперь он странный, может, отшельник, но он знает меня. Знает Мелиссу. Я могу упомянуть прежнее время.
Я набрал номер и стал ждать.
– Офис мистера Таубера.
– Добрый день, могу я поговорить с мистером Таубером? Подозрительное молчание.
Бля.
– Могу я узнать, кто его спрашивает?
– Ну… скажите ему, что звонит старый друг, Эдди Спинола.
Снова молчание.
– Откуда вы узнали этот телефон?
– Мне кажется, это вас не касается. Могу я всё-таки поговорить с мистером Таубером?
Щёлк.
Ненавижу людей, которые вешают трубку – но я понимал, что это ещё не раз повторится.
Я снова посмотрел на список номеров.
Кто это говорит?
Что вам нужно?
Откуда вы узнали этот номер?
Одна мысль о том, как я буду идти по списку и вычёркивать имена одно за другим, уже так меня подкосила, что я решил заняться пока Таубером. Зашёл на сайт Декеделии и почитал про их курсы, про набор продаваемых книг и видеозаписей. Всё это выглядело очень коммерческим и явно было сделано, чтобы привлекать новых рекрутов.
Поиски принесли мне кучу ссылок на другие сайты. Нашёлся список религиозных сект, и сигнальный проект под названием CultWatch, разные организации “встревоженных родителей” и прочие сайты на тему контроля над разумом и “помощи при восстановлении”. В итоге я оказался на сайте живущего в Сиэтле квалифицированного консультанта по выходу из сект, человека, чей сын пятнадцать лет назад ушёл в группу под названием “Сияющие венерианцы”. Поскольку человек упоминал на своей страничке Декеделию, я решил найти его телефон и позвонить. Мы поговорили пару минут, и хотя он не особо мне помог, он дал телефон группы “встревоженных родителей” в Нью-Йорке. Потом я поговорил с секретарём этой группы – встревоженным и явственно безумным отцом – и выяснил название детективного агентства, занятого наблюдением за Декеделией по поручению некоторых членов группы. Пришлось перезванивать и изображать из себя жертву, но всё-таки я сумел выйти на оперативника этого агентства, Кении Санчеза.
Я сказал, что у меня есть информация о Деке Таубере, которая может его заинтересовать, но мне тоже нужна информация взамен. Поначалу он осторожничал, но потом согласился встретиться – на катке для скейтеров на площади Рокфеллера.
Два часа спустя мы бродили туда-сюда по Сорок Седьмой улице. Потом мы пошли на Шестую-авеню, мимо концертного зала Радио-Сити и к Центральному Парку Южному.
Кении Санчез оказался пузатым коротышкой, одевшим коричневый костюм. Хотя в рабочих вопросах он был серьёзен и весьма осторожен, через десять минут он расслабился и даже стал болтлив. Чуть преувеличивая, я сообщил ему, что был другом Дека Таубера в 1980-е, но мы потеряли друг друга. Это его очаровало, и он начал задавать вопросы про него. Без проблем отвечая на них я создал впечатление, что готов сообщить ему всё, что знаю – в итоге, когда я начал спрашивать, он был уже ко мне расположен.
– Главный догмат этой секты, Эдди, – сказал он мне доверительным тоном, – что каждый человек должен убежать от неотъемлемой дисфункции семейной матрицы и – прикинь – воссоздать себя в независимой форме среди альтернативной среды.
На мгновение он остановился и пожал плечами, словно дистанцируясь от этих слов. Потом мы пошли дальше.
– Когда всё начиналось, Декеделия была такой же дурной, как и дюжина подобных сект – ну ты понимаешь, лекции, медитации, бюллетени. Как и у прочих, у неё была аура дешёвого, потасканного мистицизма – но всё быстро изменилось, и вождь этого, в кавычках, духовного движения уже выдавал на-гора коммерчески успешные книги и видеозаписи.
Я покосился на разглагольствующего Кении Санчеза. Он говорил чётко, ему явно было что сказать, но у меня появилось ощущение, что ему не терпится блеснуть своей осведомлённостью.
– Вскоре начались проблемы. Люди – молодые, обычно погрязшие в бестолковой работе – буквально исчезали в недрах секты. Причём тут не было ничего противозаконного, потому что они в обязательном порядке писали семьям письма с прощаниями и объяснениями, чем… – он поднял указательный палец, – …хитро предотвратили полицейские расследования по делу о пропавших без вести.
Он занялся делами трёх людей, сказал он, молодых ребят, которые исчезли за последний год, и рассказал про каждого из них – бесполезная для меня информация.
– И как идёт расследование? – спросил я.
– Ну… не особо хорошо. – Он явно не хотел об этом говорить, но и выбора у него тоже не было. Потом, будто чтобы оправдаться, он добавил: – В движении сейчас происходит что-то странное. Последние пару недель начали ходить слухи, что Дек Таубер заболел. Его никто не видит, он не выступает с лекциями, не даёт автографы. С ним нельзя связаться. Он фактически ушёл от мира.
– Вот как.
Пришла пора мне раскрыть карты.
Я сказал, что у меня есть причина верить в то, что Дек Таубер принимает творческий наркотик с физическим привыканием, а причиной болезни может быть то, что единственный известный поставщик… недавно исчез, и все клиенты остались на бобах. Кении Санчез действительно заинтересовался, хотя я говорил достаточно неопределённо и сразу сказал, что нужно мне – информацию про партнёра Таубера, какого-то-там Тодда. Сказал, что если он поможет мне с этим вопросом, я передам ему то, что сумел узнать про наркотик.
Пытаясь произвести на меня впечатление, Кении Санчез уже нарушил законы профессиональной этики, но всё ещё продолжал дёргаться при упоминании о передаче третьему лицу информации, полученной в ходе расследования.
– Информация про партнёра Таубера? Не знаю, Эдди -это будет нелегко. Понимаешь, мы связаны правилами конфиденциальности… – он помолчал, – …этики… такие дела…
