— Помнишь меня, засранец? — это были её первые слова, когда я открыл глаза.
Скажу вам правду, меня сильно напрягал весь этот «Live Aid». Сто лет не общался с Тони и ситуация была неловкая. К тому же, организаторы поставили нас между Билли Оушеном и сраным «Four Tops» на десять утра. Не знаю, чем они думали. Наверное, на фестиваль требовалось больше чёрных групп и они могли подумать, что мы — чёрные. Как тогда, в Филадельфии, во время наших первых гастролей.
Начало не сулило ничего хорошего.
Перед концертом регистрируюсь у администратора гостиницы, и тут ко мне подходит какой-то типок и говорит:
— Эй, Оззи, с тобой можно сфотографироваться?
Я ему в ответ:
— Да. Конечно!
А этот парень:
— Мне очень жаль, но я должен это сделать — и вручает мне судебный иск. От моего тестя. Блин, он решил затащить меня в суд перед началом благотворительного концерта!
Когда за кулисами все узнали об иске — не спрашивайте меня, в чем там дело, всем занялась Шарон — один из техников подходит ко мне и говорит:
— Странный какой-то человек, твой тесть.
— В смысле? — спрашиваю я.
— Сказал, что обложка пластинки «Born Again» напоминает ему внуков.
Для непосвященных объясню: «Born Again» — это третий альбом «Black Sabbath» после моего ухода, а на обложке изображен демонический выкидыш с когтями и клыками. Как можно нести такую чушь?!
С одной стороны, участие в «Live Aid» было фантастическим: благая цель это раз, а два — никто не сыграет старые «саббатовские» песни лучше, чем я, Тони, Гизер и Билл. С другой стороны, было и немного позора. Во-первых, у меня по-прежнему был избыточный вес, я едва помещался в кадре. За шесть лет после ухода из группы, я стал знаменитостью в Америке, в то время как «Black Sabbath» катились в противоположном направлении. Поэтому ко мне относились с особым пиететом, хотя я об этом не просил. Речь идет о мелочах, например, я получил куртку с логотипом фестиваля, а они — нет. Во всяком случае, мы все ощущали себя неловко. А я не пытался деликатно разрулить ситуацию, потому что мое накокаиненное эго рок-звезды вырвалось из-под контроля. В глубине души вертелись слова, готовые вырваться наружу: «Вы выгнали меня, а теперь вы мне не нужны и идите в жопу!» Теперь, когда я оцениваю это спустя годы, задаю себе только один вопрос: а стоило ли быть тогда таким козлом?
Сам концерт прошел гладко. Мы разместились в отеле, встретились на пробе звука, пробежались по списку песен, вышли на сцену, отбарабанили своё и разбежались по домам.
Что касается иска Дона Ардена, то он, в общем-то, не должен был стать для нас какой-то неожиданностью. Фирма «Jet Records» болезненно перенесла наш уход. Сюда стоит добавить и прочие проблемы. Примерно тогда, Дэвид, брат Шарон, должен был предстать перед английским судом по обвинению в похищении, шантаже и избиении бухгалтера, некого Харшада Патела. Весьма неприятная история. Дэвида приговорили к двум годам тюряги в Вэндсворт, но он отсидел там только несколько месяцев, после чего был переведен на общий режим в тюрьму Форд.
Взяли за задницу и Дона, который по-прежнему жил в доме Говарда Хьюза на вершине каньона Бенедикта. В конце концов, Дон понял, что ему грозит экстрадиция, вернулся добровольно в Англию, чтобы предстать перед судом. Нанял самых лучших адвокатов Лондона. Ему удалось избежать наказания, и он был оправдан по всем статьям.
Через несколько месяцев после «Live Aid», 8 ноября 1985 года, родился Джек. Я был пьян и мало что помню — часами просиживал в пабе напротив больницы — но помню, как Шарон захотела сделать малышу обрезание. Я не собирался ей перечить. Кстати, самое смешное то, что моя мама, будучи католичкой, в свое время сделала обрезание и мне. Никто из моих братьев не прошел через это, только я. Помню, спрашивал маму, что ей тогда пришло в голову, она ответила:
— Так было модно.
Я не верил собственным ушам. Накричал тогда на нее:
— Мне отрезали крайнюю плоть, потому что это было модно?!
Но я должен признать, мой член от этого стал чище. А так как Джек был наполовину евреем — принимая во внимание Дона Ардена, настоящее имя которого было Харри Леви — это казалось естественным.
Удивительно и то, что это был наш третий ребенок за три года. Мы этого не планировали, так получилось и всё тут. Всегда после окончания тура мы с Шарон залегали на матрацы — дело молодое — всё идет своим чередом, а через девять месяцев Шарон рожала очередного маленького Осборна.
Офигеть можно, я колесил по миру в роли Князя Тьмы с тремя детьми на плечах, что не совсем соответствовало моему имиджу. Несколько лет подряд почти все время в перерывах между концертами уходило на лихорадочные поиски «конверта для новорожденного» с нашитым жёлтым медвежонком по имени Ляля. Джек неистово капризничал, если не мог обнять или пососать свою Лялю. Но мы так часто переезжали, что Ляля постоянно где-то терялась. У меня самого начался бзик из-за этого долбаного медведя. Спускаюсь со сцены после исполнения «Diary of a Madman» и первым делом беспокоюсь:
— Где Ляля? Вы не видели Лялю? Не забудьте забрать Лялю!
Неоднократно мы посылали наш частный самолет через пол-Америки, чтобы забрать Лялю из отеля, где мы вчера ночевали. Тратили двадцать штук на топливо, чтобы спасти Лялю. Вы только не подумайте, что мы не пробовали купить Джеку взамен что-то другое. Малыша не проведешь — никаких замен и точка. Можно было найти одеяло с медвежонком, ну вылитый Ляля, однако Джек моментально его выбрасывал и заливался слезами, пока не получал назад настоящую Лялю. Время шло и Ляля подверглась хирургическому вмешательству, когда собака Шарон несколько раз пробовала сожрать одеяло, так что нашего мишку уже ни с чем нельзя было спутать.
Несмотря на то, что я частенько был пьян и меня подолгу не было дома, мне нравилось быть отцом. Это так классно, когда можно созерцать как малыши, которые появились на свет благодаря тебе, развиваются и подрастают. Шарон тоже нравилось быть мамой. Но хорошего понемногу.
После рождения Джека она заявила мне:
— Оззи, в следующий раз после гастролей, держись от меня подальше. Мне кажется, я всю жизнь беременна и мне это надоело.
Поэтому, я пошел на вазэктомию[75]. Та ещё процедура, скажу я вам.
— Мистер Осборн, вы знаете, что это необратимо? — спросил доктор.
— Да.
— Вы точно этого хотите?
— Да.
— Вы абсолютно в этом уверены?
— Вне всякого сомнения, доктор.
— Ну что ж, прошу подписать заявление.
После операции мои яйца опухли до размера двух арбузов. И к тому же страшно болели.
— Доктор! — говорю. — Вы можете что-нибудь сделать, чтобы размер остался, а боль прошла.
В общем, не рекомендую, исходя из предписаний элективной хирургии. После этой перетяжки, когда ты кончаешь, вылетает какая-то роса. Это больше похоже на сухой кашель. Весьма странное дело, чувак.
И вдруг, девять месяцев спустя, Шарон вновь захотелось ребенка. Ну, я снова иду к врачу и прошу, чтобы он вернул всё взад.
— Твою дивизию! — отвечает мне доктор. — Я же объяснял, что это необратимо! Хотя попробовать можно всегда.
Не получилось. Как сказал врач, очень трудно было провести обратную процедуру. Может, если бы я тогда вернулся, чтобы пробить протоки, из этого могло что-то выйти? Кто его знает? Во всяком случае, мы перестали пробовать завести еще одного ребенка. Как бы то ни было, а у меня пятеро детей и это неслабо, и я всех их люблю.
Ничего лучшего, чем они, в моей жизни не было, однозначно.
После вазэктомии появилась другая проблема. Мне взбрело в голову, что я могу делать все что угодно — по крайней мере, так мне казалось, когда я был бухой. Но моя жена воспитывалась в рок-н-ролльной среде, и враньё чуяла за версту. Да и врун из меня — никудышный. А значит, она сразу просекала, что у меня на уме. Понятно дело, злилась на меня, но смотрела на это сквозь пальцы. На первых порах.
Нельзя сказать, что у меня были романы. Я просто хотел хоть на час стать Робертом Редфордом. Но я был слаб в этом амплуа. В большинстве случаев, когда я кадрил чиксу, той приходилось вызывать мне скорую или везти моё тело на такси в гостиницу, в то время как я вовсю блевал. Я начинал рандеву как Джеймс Бонд, а заканчивал на земле, как куча дерьма. Чувство вины, которое приходило потом, меня, на хер, добивало. Я ненавидел сам себя. Чувствовал себя полным гандоном. Вдобавок, я — ипохондрик, а значит, меня всегда одолевал страх подхватить какой-нибудь редкий смертельный вирус. Могу заразиться через телевизор, такой уж я есть. Могу принимать снотворное, увидеть по телеку рекламу этих таблеток, где голос за кадром говорит о возможных побочных эффектах «в виде рвоты, кровотечения и — в редких случаях — смертельный исход», и всё — считайте, я одной ногой уже в морге. Дошло до того, что два раза в неделю, ко мне приходили врачи, так, на всякий случай, осмотреть мою «корягу».
