А может, пора уже пойти в другом направлении. Например, в политику. Войти в Сенат.
Мы пошли в соседнюю комнату и расселись за большим, круглым обеденным столом, и пока я в голове разрабатывал мысль о политике, я параллельно углубился в разговор с Дэном Блумом об односолодовом шотландском виски. Это мечтательное, расслабленное состояние сознания сохранялось весь обед (тальятелле с рагу из зайца и английским горохом, потом оленина с каштанами), и казался я слегка отстранённым. Раз или два я даже видел, как Ван Лун кидает на меня взгляды, и озадаченное, озабоченное выражение его лица.
Когда обед уже перевалил за середину – не говоря уже о середине двух бутылок Шато Калон-Сегюр 1947 года – разговор подошёл к деловым вопросам. Однако всё прошло быстро, потому что стоило всплыть этой теме, как тут же выяснилось, что выяснение деталей и лихорадочные расчёты последних недель были скорее косметическими, и что гораздо важнее сейчас принципиальное согласие. “Ван Лун и Партнёры” ему содействовали, это и было сутью настоящего мастерства брокера – в дирижировании процессом, в том, чтобы дать всему случиться. Но теперь дело шло уже на автопилоте, и я чувствовал, будто наблюдаю за этой сценой с большой высоты или через зеркальное стекло.
Когда убрали тарелки, в комнате повисло напряжённое молчание. Разговор некоторое время шёл сам по себе, и теперь стало ясно, что настал нужный момент. Я прочистил горло, и потом – как по команде – Хэнк Этвуд и Дэн Блум потянулись через стол и скрепили сделку рукопожатием.
Начался маленький шквал хлопков и ударов по воздуху, после которого на столе появилась бутылка “Вдовы Клико” и шесть стаканов. Ван Лун встал и артистично открыл бутылку, а потом прозвучал тост. На самом деле, конечно, много тостов – и в конце концов досталось даже мне. Аккуратно подбирая слова, Дэн Блум поднял фужер и поблагодарил меня за острый фокус и безмерную верность. Хэнк Этвуд добавил, что я был сердцем переговоров. Что до Ван Луна, он сказал, что надеется, мы с ним – после того, как вместе были брокерами крупнейшего поглощения в истории корпоративной Америки, – не почувствуем, будто наш горизонт ограничен этим опытом.
Тут раздались радостные смешки. После этого деловые вопросы непринуждённо отошли на второй план, и мы безопасно перешли к следующей фазе вечера – десерту (глазированные миндальные пирожные), сигарам и часу-другому непринуждённому добродушию. Я влился в разговор, бестемный и мечтательный, но под поверхностью с монотонностью барабана моя фантазия о представлении в Сенате Нью-Йорка жила собственной жизнью – вплоть до того, что я увидел, как в итоге неизбежно стану кандидатом в президенты от демократов1.
Конечно, это была фантазия, но чем больше я думал об этом, тем больше сама идея о политике казалась мне осмысленной – потому что привлекать людей на свою сторону, наполнять их энергией и заставлять делать то, что нужно мне, – именно в этом я был весьма хорош. В конце концов, даже эти мужики – миллиардеры в футболках – боролись друг с другом за моё внимание, так неужели же я не смогу привлечь внимание американского народа? Как сложно будет добиться понимания у того процента зарегистрированных избирателей, который нужен для выборов? Если следовать продуманному плану, я могу сидеть в подкомитетах и выбирать комитеты уже через пять лет, а дальше – кто знает?
В любом случае, мне не помешает хороший пятилетний план – чтобы сжигать энергию и амбициозность, которой так легко наполняет меня МДТ.
Однако я вполне чётко понимал, что у меня нет надёжного источника МДТ, и что мой запас печально ограничен, но, тем не менее, я верил, что так или иначе, раньше или позже я смогу решить эту проблему. Кении Санчез найдёт Тодда Эллиса. У него может оказаться нормальный источник препарата. Я сумею организовать постоянный доступ к источнику. И всё это как-нибудь утрясётся…
Часов в 11 вечера все дружно решили, что пора заканчивать. Мы уже договорились, что на следующий день на пресс-конференции объявим о предполагаемом поглощении. Информацию стратегически сольют с утра, а сама пресс-конференция пройдёт ближе к вечеру. Софиты медийного освещения наверняка ослепят всех, но притом мы ждали их с нетерпением.
Мы с Хэнком Этвудом сидели рядом за столом и задумчиво крутили бренди в бокалах. Остальные стояли, болтали, и сигарный дым вился плотными кольцами.
– Эдди, ты в порядке? Я повернулся к нему.
– Да, вполне. А что?
– Ничего. Просто ты выглядел как-то подавленно. Я улыбнулся.
– Размышлял о будущем.
– Ну… – Он протянулся и аккуратно звякнул бокалом по моему. – Выпью за… – В этот момент в дверь постучали, и Ван Лун, стоящий ближе всех, пошёл открывать. – …немедленную и долгосрочную…
Ван Лун, стоя в дверях, выглянул, и сделал движение, будто шугая того, кто пришёл – только пришедший шугаться не собирался.
Потом я услышал её голос.
– Нет, папаня, не думаю…
– Подумаешь, чуть накурено, господи боже. Заходи и поздоровайся.
Я посмотрел на дверь в надежде, что она таки войдёт.
– …как ни поверни, – говорил Этвуд, – это земля обетованная.
– Что это?
– Будущее, Эдди, будущее.
Я растерянно посмотрел на дверь. Джинни неуверенно входила в комнату. Едва переступив за порог, она потянулась поцеловать отца в щёку. На ней была полосатая атласная майка и вельветовые штаны, в левой руке она сжимала замшевую сумочку. Отойдя от отца, она улыбнулась мне, подняла руку и сложила пальцы – приветствие, как мне показалось, адресованное заодно и Хэнку Этвуду. Она прошла дальше в комнату. Только тут я заметил, что Ван Лун тянет руку, приветствуя того, кто прячется за ней. Через секунду – и после крепкого рукопожатия – в дверях появился молодой человек лет двацати пяти-двадцати шести.
Джинни вежливо пожала руку Дэну Блуму и оставшимся двум мужикам, и развернулась. Она стояла у стола, рукой держась за пустой стул, стоящий ровно напротив меня.
Молодой человек говорил с Ван Луном, они смеялись, и хотя я с трудом мог отвести глаза от Джинни, я снова и снова возвращался взглядом к ним. Молодой человек носил нечто курткоподобное на молнии и с капюшоном, майку без воротника и джинсы. Тёмные волосы и козлиная бородка. Не уверен, но мне кажется, я узнал его. Они с Ван Луном явно хорошо друг друга знали.
Я снова посмотрел на Джинни. Она подвинула стул и села. Сумочку она положила на стол, и сцепила пальцы, будто готовясь провести интервью.
– Итак, джентльмены, о чём вы говорили?
– О будущем, – сказал Этвуд.
– О будущем? Хорошо, вы знаете, что по этому поводу говорил Эйнштейн?
– Нет, что?
– Он сказал: “Я никогда не думаю о будущем. Всё равно скоро оно наступит”. – Она посмотрела на меня и добавила: – И я склонна согласиться с ним.
– Хэнк.
Ван Лун махал нам рукой, приглашая Этвуда присоединиться к ним.
– Извини, дорогая, – сказал он и с вымученным лицом поднялся. Он обошёл стол, и тут до меня дошло, что это за молодой человек – Рэй Тайнер. Как часто бывает с кинозвёздами, в реальности он выглядел иначе. Я читал о нём во вчерашней газете. Он только что вернулся со съёмок фильма в Венеции. v
– Ну что, – сказала Джинни, оглядываясь, – тут и встречаются заговорщики, серые кардиналы, сильные мира всего, в прокуренном подполье.
Я улыбнулся.
– А мне казалось, это ваша столовая. Она пожала плечами.
– Да, но лично я никогда тут не ела. Я обычно питаюсь в кухне. А здесь – центр управления.
Я кивнул на Рэя Тайнера. Этвуд и Блум, и остальные собрались вокруг него, а он вроде как рассказывал историю.
– И кто сейчас руководит центром управления?
Она развернулась на столе, чтобы посмотреть на него. Я пристально уставился на её профиль, на изгиб её шеи, на обнажённые плечи.
– Рэй не такой, – сказала она, разворачиваясь назад, – он милый.
– Вы с ним вместе?
Она откинула голову, удивлённая моим вопросом.
– Ты что, по совместительству подрабатываешь на раздел сплетен?
– Нет, просто интересуюсь. На будущее.
– Я уже говорила, мистер Спинола, что о будущем не думаю.
– Это из-за него ты отказалась сходить со мной выпить? Она замолчала. Потом обронила:
– Не понимаю я тебя.
– Что именно? – спросил я.
– Не знаю… – Выражение лица у неё менялось, пока она подбирала слова. – Извини, наверно это подсознательное ощущение, но когда ты смотришь на меня, мне кажется, что ты видишь другую женщину.
Я не нашёлся, что сказать в ответ. Неловко уставился в бокал с бренди. Неужели так заметно? Джинни напоминает Мелиссу, есть такое дело, но до сих пор я сам не осознавал, какое глубокое впечатление произвела на меня эта похожесть.
Внезапно на том конце комнаты раздался взрыв смеха, и люди начали расходиться. Я снова посмотрел на неё.
– Я не думаю о прошлом, – выдал я в попытке сказать что-нибудь умное.
– А о настоящем?
