Брет Эллис - Американский психопат

Шон, которому сегодня исполнилось двадцать три, прошлой осенью уехал в Европу. Во всяком случае, так он сказал Чарльзу Конрою, и хотя Чарльзу потом пришел весьма солидный счет из гостиницы Plaza, подпись на счете не совпадала с подписью Шона, и никто точно не знал, сколько времени Шон провел во Франции и был ли он там вообще. Потом он вроде бы вернулся в Америку, шатался туда-сюда, завис недели на три в Кэмдене. Сейчас он в Манхэттене, а потом улетает то ли в Палм-Бич, то ли в Новый Орлеан. Вполне можно предположить, что сегодня он пребывает в дурном настроении и будет держаться особенно высокомерно. Я также заметил, что он начал выщипывать брови. Так что у него теперь две брови, а не одна. Меня подмывает высказать это наблюдение вслух, и чтобы сдержать себя, я сжимаю кулак — с такой силой, что ногти пропарывают ладонь, а бицепсы на левой руке напрягаются и проступают сквозь ткань льняной рубашки от Armani.

— Тебе нравится это место? — интересуется он, ухмыляясь.

— Мое… любимое, — шучу я, скрипя зубами.

— Давай заказывать, — говорит он, не глядя на меня. Он делает знак официантке, которая приносит нам два меню и отдельное меню со спиртным. Она заискивающе улыбается Шону, но тот ее полностью игнорирует. Я открываю меню, и — вот блядь — оно без комплексного меню, а это значит, что Шон заказывает омара с икрой и персиковые равиоли на закуску, а в качестве основного блюда — омара, жареного на углях, под земляничным соусом. Два самых дорогих блюда во всем меню. Себе я заказываю перепелиный сашими с поджаренной булочкой и крабов в виноградном желе. Симпатичная официантка открывает бутылку шампанского Cristal и разливает по его хрустальным стаканам без ножки. Видимо, предполагается, что это очень круто. Когда официантка уходит, Шон замечает, что я смотрю на него неодобрительно, и спрашивает:

— Что такое?

— Ничего, — отвечаю я.

— В чем… дело… Патрик? — меня бесит его манера делать паузы между словами.

— Омар — в начале ужина? На закуску?!

— А ты что хотел, чтобы я заказал на закуску? Картофельные чипсы «Прингл»?

— Но два раза — омара?

— У них омары чуть больше, чем эти вот спички, — говорит он. — И потом, я не особенно хочу есть.

— Тем более.

— Я пошлю извинения по факсу.

— Шон, не заводись.

— Рок-н-ролл…

— Я знаю-знаю, вся жизнь сплошной рок-н-ролл, все заебись и вообще, да?

Я отпиваю шампанское и поднимаю свободную руку, как будто сдаюсь. Про себя я размышляю, что, может быть, еще не поздно позвать официантку и попросить, чтобы она принесла кусок торта с одной свечкой — просто чтобы поставить этого говнюка на место, сбить с него гонор, — но вместо этого я ставлю стакан на стол, делаю глубокий вдох и спрашиваю:

— Слушай, а что… чем ты занимался сегодня?

— Играл в сквош с Ричардом Линдквистом, — он презрительно пожимает плечами. — Купил смокинг.

— Николас Лей и Чарльз Конрой хотели бы знать, собираешься ли ты летом в Хемптонс или нет.

— Вообще-то, нет, — пожимает он плечами.

Мимо нашего столика проходит блондинка — ее тело практически совершенно, у нее большие сиськи, а в руке — программка «Отверженных». На ней — длинное вечернее платье из искусственного шелка от Michael Kors из Bergdorf Goodman, туфли Manolo Blahnik и позолоченные серьги-подвески от Ricardo Siberno. Она останавливается, чтобы поздороваться с Шоном, и хотя даже я отымел бы ее с очень даже большим удовольствием, Шон игнорирует ее заигрывания и не представляет нас друг другу. Шон вообще держится очень грубо, но девушка все равно улыбается и машет ему рукой в перчатке.

— Мы потом поедем в «Mortimer's». Может, увидимся там.

Он кивает, глядя на мой стакан с водой, потом подзывает официантку и заказывает себе виски.

— Это кто? — интересуюсь я.

— Да так, одна крошка, она раньше ходила в «Stephens».

— А где ты с ней познакомился?

— В биллиардной в «М.К», — он пожимает плечами.

— Она не из du Pont[34]], случайно?

— А что? Хочешь ее телефончик?

— Да нет. Просто мне интересно, в du Pont она или нет.

— Может быть. Я не знаю. — Он закуривает очередную сигарету. Похоже, что у него золотая зажигалка от Tiffany's, восемнадцать карат. — Может быть, она подруга кого-то из du Pont.

Я по-прежнему пытаюсь придумать хотя бы одну причину, почему я сейчас сижу здесь, в «Дорсии», с моим братцем Шоном, но на ум ничего не приходит. После ужина (порции здесь микроскопические, зато еда просто отменная; Шон вообще ничего не ест) — я говорю ему, что мне надо встретится с Андреа Ротмере в «Nell's», так что если он хочет десерт или кофе, то пусть заказывает прямо сейчас, потому что к полуночи мне надо быть в центре.

— Зачем суетиться? — говорит он. — «Nell's» — уже не такое стильное заведение, как раньше.

— Ну… — я запинаюсь, но быстро беру себя в руки, — Мы там просто встречаемся. На самом деле, мы собираемся… — я лихорадочно перебираю в уме названия клубов, — …в «Чернобыль». — Я отпиваю еще шампанского из стакана без ножки.

— Скучное заведение, — говорит он, обводя взглядом зал. — Очень скучное.

— Или в «Контраклуб Восток», я не помню.

— Уже немодно. Каменный век. Доисторические времена, — он цинично смеется.

Напряженная пауза.

— А ты-то откуда знаешь?

— Рок-н-ролл, — он пожимает плечами. — Вся жизнь — сплошной рок-н-ролл.

— Ладно, Шон, а ты где будешь сегодня вечером?

Он отвечает без промедления:

— В «Petty's».

— А, ну да, — я совершенно забыл, что его уже открыли.

Он курит, что-то насвистывая себе под нос.

— А мы идем на вечеринку у Дональда Трампа, — вру я.

— Замечательно. Повеселитесь по полной программе.

— Дональд — приятный парень. Тебе надо с ним познакомиться, обязательно, — говорю я. — Я… я вас познакомлю.

— Правда? — говорит Шон, может, с надеждой, а может, и нет.

— Ну, разумеется.

Правда-правда.

Так, пока принесут чек… пока я расплачусь, пока поймаю такси, пока доеду до дома… будет уже почти полночь, а это значит, что я никак не успею вернуть в видеопрокат вчерашние кассеты, а если не заезжать домой, тогда я еще успеваю зайти в прокат и взять еще одну кассету, в членской карточке сказано, что можно брать не более трех кассет одновременно. А я вчера взял только две («Двойное тело» и «Горячая, мертвая блондинка»), так что я могу взять еще одну, но я совершенно забыл, что участвую в их членской программе «Золотой круг», то есть, если я за полгода набираю кассет на тысячу долларов (минимум), тогда мне можно брать одновременно — за один раз — сколько хочешь кассет, но я не знаю, можно ли взять кассеты, если ты не вернул предыдущие, а две я уже взял вчера, так что…

— Дэмиен. Ты — Дэмиен, — слышу я бормотание Шона. Во всяком случае, мне так показалось.

— Что ты сказал? — я смотрю на него. — Я не расслышал.

— Хороший загар, — он вздыхает. — Я сказал, хороший у тебя загар.

— А, — я все еще пытаюсь сообразить, как быть с кассетами. Я опускаю глаза и смотрю… куда? Себе на колени?

— Спасибо.

— Рок-н-ролл, — он тушит сигарету в хрустальной пепельнице. Из пепельницы поднимается дым, но быстро рассеивается.

Шон знает, что я знаю, что он может меня провести в «Petty's», новый клуб Нормана Прейджера на Пятьдесят девятой, но я не буду его просить, а сам он не предложит. Я кладу поверх чека мою платиновую American Express. Шон таращится на смазливую девицу у барной стойки — платье из джерси от Thierry Mugler, шаль от Claude Montana, — она лениво потягивает шампанское из стакана без ножки. Когда официантка подходит, чтобы забрать чек и карточку, я отрицательно качаю головой, и Шон все-таки опускает глаза и видит мою AmEx, и тогда я делаю знак официантке, чтобы она подошла и взяла чек с карточкой.

Сегодня я встречаюсь с Бетани за ланчем в «Vanities», — это новое бистро Эвана Килея в Трибеке, и хотя утром я два часа занимался в спортзале, а потом еще до полудня поработал с гантелями прямо в офисе, чувствую я себя нервозно. Сложно определить причину, но я думаю, что одно из двух. Либо я опасаюсь, что меня обломают (хотя непонятно, с чего бы вдруг мне опасаться облома: она сама мне позвонила, она хочет видеть меня, она хочет со мной пообедать и снова со мной поебаться, — она, а не я), либо все дело в этом новом итальянском муссе для волос, который я попробовал как раз сегодня, и хотя он приятно пахнет, и волосы кажутся гуще, он оставляет какое-то липкое неприятное ощущение, и вполне может быть причиной моей непонятной нервозности. Чтобы за обедом нам было о чем поговорить, я вчера попытался прочесть сборник рассказов одного модного молодого писателя, о котором недавно писали в New York. Книжка называется «Котелок для рагу», я купил ее в «Barnes&Noble». Я честно пытался ее читать, но все рассказы начинались с фразы: «когда луна бьет в глаза, как большая пицца», — так что я поставил книжку на полку, выпил J&B со льдом и принял два ксанакса, чтобы прийти в себя после такого напряга. В качестве компенсации, перед тем, как лечь спать, я написал Бетани стихотворение и потратил на это немало времени, что меня удивило, потому что в Гарварде я часто писал ей стихи, длинные мрачные поэмы, до того, как мы с ней расстались. Господи, думаю я, входя в «Vanities» (опаздывая всего на пятнадцать минут), я очень надеюсь, что она не связалась с Робертом Холлом, этим тупым мудаком. Проходя мимо зеркала, что висит над стойкой, я смотрю на свое отражение — мусс смотрится очень даже неплохо. В сегодняшнем Шоу Патти Винтерс обсуждали Патрика Суэйзи — стал ли он циником или нет?