Два скелета в чёрных робах и с повязками на рукавах держат другого скелета в полосатой робе, поставленного на колени, за плечи. Напротив, коленопреклоненного – молодой эсэсовец в погонах штурмбанфюрера СС. Левой рукой в перчатке он держит за ухо наказуемого, а правой бьёт его по лицу деревянной киянкой, которая служит для простукивания стен бараков во время обыска. Полковник собирает остатки своих сил, чтобы посмотреть эсэсовцу в лицо. Он вскидывает голову, готовясь принять очередной удар с открытыми глазами. Лицо фашиста ему кажется мучительно знакомым, а киянка на глазах превращается в ботинок на детской ноге. Полубессознательно он вскидывает руку и, обхватив существо с ботинком-кувалдой за ноги, валит его на пол.
Под весом полумертвого тела солдат падает и с такой силой бьётся головой об пол, что клетки в его мозгах меняются как стекла в калейдоскопе, и он проваливается в раскаленную бордовую жижу. Однако в последний момент он успевает почувствовать живую сталь змеиных тел, обвивающих его шею.
Где-то рядом раздаются взрывы. Один из них на куски разрывает оперативника, прыгнувшего с забора на водосточную трубу, и выбивает стекла чердачных окон. Несколько осколков впиваются в шею и лицо солдата. Снова перемещение стеклышек в микроскопических калейдоскопах. Это позволяет Валэрику вернуться на землю и тут же увидеть и почувствовать, как огромные, утыканные осколками стекла ручищи вдавливают хрящ его кадыка в гортань. Но в руках должен быть «Шмайсер». Солдат пытается стрелять, но выставить автомат вперед не удается, на нем лежит тело Полковника. Прикладывая последние силы, он нажимает на курок. Сначала пули наполняют чердак щепками и пылью. Отдача помогает вырвать автомат из-под обмякшего тела Полковника, и в следующую секунду пули вздыбливают кожу на его сапогах. Боль заставляет разжать руки. Затем кровь забрызгивает лицо солдата, а сам Полковник, обхватив ладонями живот, падает навзничь. В ту же секунду дверь чердака срывается с петель под натиском тел оперов и накрывает маленького отцеубийцу с головой.
Правдивый человек в конце концов приходит к пониманию, что он всегда лжет.
Автор Известен
Когда дело касается воспоминаний – уверенность как рукой снимает. В данном случае снимать в общем нечего, так как уверенности никакой. Я пытаюсь обложить брегами коварную и стремительную реку воспоминаний. Копаясь в россыпях вспышек освещающих на пару секунд фрагменты прошлого, я пришел к убеждению, что хронологию происходившего хоть и приблизительную я в силах установить. И вот теперь я пишу о первом воспоминании. Как крот роясь в своей памяти, я определил воспоминание, которое кажется мне первым, и ощущается как пережитое мной до всего следующего за ним.
Родился я в 1973 году 31 октября. Свою жизнь начал осознавать и отпечатлевать в памяти, когда стал учиться ходить, по-моему, это год-полтора после рождения. Из этих первых воспоминаний я смог выстроить историю. И есть одно событие, запомнившееся мне больше как ощущение, чем как время место и картинка. Я помню ужас. Я ощутил зло. Я ощутил – неизбежное.
EM: 05. Edgar Froese «Pa 701».
Я столкнулся с феноменом жизни с наличием неконтролируемости и неотвратимости некоторых событий (как выяснилось затем – большинства как неотъемлемой части бытия).
Сначала я услышал крик, затем надо мною распахнулась реальность как скорлупа над новорожденным птенцом. Из сна я был вытащен в реальность. Что-то произошло… Что-то нехорошее – и я тот, кто является неотъемлемой частью этого. Роль в подобной ситуации потом стала мне известна под названием «виновник торжества». Я был причиной крика, крик был причиной какой-то реплики, дошедшей до меня апостериори и после крика… Это то, что я мог осмыслить. Но, то чего я не мог осмыслить, это откуда подо мною взялась эта странная жижа с таким сильным, врезающимся в память ароматом… Это амбре было вещественностью моего страха. Через несколько секунд я оказался вне постели…Не знаю где, где-то рядом, возможно на полу.
Затем я услышал низкий и очень знакомый мне голос и тогда я как раз вспомнил, что крику, разбудившему меня предшествовал этот голос. Это был голос кого-то очень знакомого существа, и видимо это знакомое испачкалось в этой самой жиже. А кричащий голос принадлежал кому-то еще более знакомому, с ним я был как-то особенно тесно связан. Я не помню, что говорил этот высокий голос, но вторая реплика того, кто был со мной в постели, была причиной по которой высокий голос стал тише и вдруг прекратился. Так я впервые понял, что за меня заступились. Картинка все же сохранилась.
Слева тот, кто за меня заступился, за ним пространство помещения, справа темно-красный ковер, сзади за головой дверь и было светло…
Всё это случилось в первом пристанище моего детства после роддома в Красноярске – поселке Пировское Пировского района, Красноярского края.
Со значительным отрывом во времени передо мной предстает плацкартный вагон, и в нем я не один. Рядом со мной интересный и немного молчаливый, но очень знакомый мне мальчик. Его внешность настолько неважна для меня, что ее черты не проникают в мое сознание, как и внешность мамы, хотя я почему-то знаю, что это взрослое и очень близкое мне существо заботится обо мне и моем милом знакомце. Ещё я знаю, что у него приятный голос, если оно не кричит, и если оно зачем-то прижимает меня к себе, то становится тепло. Мы с моим приятелем иногда что-то говорим друг другу и нашему покровителю и возможно употребляем какое-то одно слово по отношению к нему, но вообще в общении друг с другом мы используем понятные только нам слова, природа которых объяснима и любопытна, хотя вовсе неважна для нас.
Всегда, когда я не сплю, я смотрю в окно. Меня завораживают огромные зеленые штуки, проплывающие прямо перед моим лицом и не оставляющие ничего кроме яркого видения. Из-за того, что колес этих штуковин видно не было, я долгое время находился в полной уверенности, что гиганты эти не едут, а плывут. Возможно я видел по телевизору движение какой-нибудь плавающей посудины и эта картинка осталась в моей памяти. Во всяком случае какое-то время, быть может несколько лет поезда ассоциировались у меня с кораблями и с пребыванием на воде. Позднее я узнал, что поезда называются разными словами: электровоз, паровоз, Маневровый и Кукушка. Последняя привлекала меня больше всего. Это был маленький паровозик на дизельном топливе, в общем тепловоз, но с наружным поршневым приводом. Кукушка и вправду походила на игрушечный пароходик и из трубы ее шел дым. Но больше всего меня завораживало, то что машиниста почему-то никогда не было видно и создавалось впечатление, что пароходик-паровозик плывет сам по себе.
«Мы вынуждены вести себя так, словно и в самом деле находимся в этом мире»
Автор Известен
ЕМ: 06. Dopplereffect «Myon-Neutrino».
Мы вышли из чёрного леса Бограда[3]. Все там черным-черно, словно была ночь или все спали. Но когда мы ступили на влажную траву луга, то словно прозрели от древней мокроты и упругости. Или просто начался день, хотя на самом деле продолжалась ночь, но только теперь про нее можно было сказать: другая ночь. А вообще, другая или прежняя ночь была всегда, поэтому в ней завелся космос. Так устроен мир: где есть двое – начинается третий. От пространства и вечности во Вселенной родился космос. Ну, а как появился Бог, никто не знает, хотя известно, что он создал звезды. Когда зажглись звезды, то стало ясно, что должен быть тот, кто будет любоваться ими и медленно сходить с ума от их недосягаемости.
Совершенно нормальным на земле быть нельзя, так как совершенство – это следствие некой гипертрофии, что тоже, в свою очередь, отклонение. И, видимо, первая обезьяна долгое время была совершенно нормальной, потому что не разбиралась в подобных вещах, и не подозревала, что однажды и ей предстоит увидеть звезды. Когда же это все-таки случилось, она, наконец, благополучно сошла с ума, тогда же и появился человек. Ну, а когда появился этот последний…, впрочем, это и так всем известно…
Так, развлекая себя схоластическим любомудрием, рассуждал я сам с собою через десять лет после того, как впервые увидел далекие ледяные огни на утреннем темно-синем небе Сибири. Именно в этом возрасте, лет в двенадцать или тринадцать, я стал вспоминать о той далекой жизни, в которой когда-то принимал участие. Не зная, что совсем скоро мне предстоит сначала забыть все, а затем вспомнить все. Теперь я это знаю, вот не могу только утвердительно сказать все ли описанное мной на этих страницах я действительно вспомнил…
– Вы посмотрите дети, какая красота! – сказал папа.
Мы подняли глаза на папу и маму: они вглядывались в синюю тьму. Невольно все остановились, задрав головы с открытыми ртами. Сзади был лес, впереди скалы, среди них, скорее у подножья, Боград, – городок в лесу, тот самый заветный город детства, в котором я провел первые два года своей жизни. Под ногами шевелилась живая упрямая трава, а над нами, над скалами, над травой – было это…
