– Смотри, землей идем! То-то так трясет!
Нити и точно пересекались внутри очертания большого острова, подписанного «Гьофавагр.» Из соседнего помещения надстройки, раздалось горестное «Му-у-у!» Кому-то еще не нравилась качка.
– Ошибки быть не может? – Живорад пальцем отследил направление с востока на запад, с поправкой на южный дрейф.
– С ходом по счислению, рёст двадцать пять в день по долготе мы можем потерять. Три дня, как Ногтя не видно, – Ушкуй зашевелил губами, считая. – Семьдесят пять рёст туда-сюда, но по карте мы уже больше восьмидесяти прошли посуху. Ошибки нет, и Гьофавагра нет.
– Может, под воду ушел? – предположил Живорад. – Надо бы встать под плавучий якорь, лотом глубину промерять.
– До дна не достанет, – уверенно сказал Ушкуй. – По цвету воды видно.
– Вот так мы и открыли острова блаженных, – разочарованно заключила Птаха, поднявшаяся в надстройку по узенькой лестнице снизу.
– Бывает. Я хотел въехать в город на белом коне. Получилось, что конь въехал в город на мне, – согласился шкипер. – Что Буканище косолапое делает?
– Творога поел и спит. Так раз островов нет, что ж Йоарр назад не вернулся?
– Может стать, они ему показались, а нами сбрезговали? Искони про Ут-Рёст говорили, что он, как Китеж, не всем себя являет. Так ли, не так ли, в носы ли нам пакли, сосредоточимся на том, что в наших неволховских силах понять. Йоарр и Раудар, по всем рассказам, мореходы справные, но счисления не знают, это искусство обычно только и нужно на севере Студеного моря, где Ноготь под окоём прячется. По счислению идти – не хлебальником трясти. Стало быть, встали они на широту, и на запад. Еще, может, если только по путеводному камню шли, не видя Лось-звезды, на дрейф не ту поправку взяли. Скорость недосчитали…
– Му-у-у! – снова раздалось из-за стены.
– Уж чья бы скотина мычала, – пробормотал Ушкуй.
– Тряска такая, что от нее даже облегчение корову доить, – поделилась Птаха. – Садишься, берешься за сиськи, а корову бросает вверх-вниз. Молоко только из подойника разливается… Зато, если волны прибавятся до полутора саженей, в кадке масло само собьется.
– Значит, дрейф переучли, и приняли слишком к северу? – Живорад передвинул еще одну нить. – Тогда они шли где-то в этом угле. А нам-то что теперь делать?
– Разрежем этот угол пополам, да дальше пойдем. За островами до Фимбулвинтера, говорят, еще земля была. От Туле можно было до Белоострова дойти, так от него на юго-запад. Йоарр или дотуда добрался, или до ледовой кромки. Если, конечно, просто не потонул, как ёжик, прикованный к наковальне. Но это навряд ли, они с Раударом на тех же двух кноррах все-таки южный материк обогнули.
– А что, если он до западной земли дошел, там сгинул, а напасть, что его извела, теперь нас дожидается? – спросил Живорад. – Чудища, или народы враждебные?
– Он подвоха не ждал, мы ждем, – ответила Птаха. – Потом, что энгульсейцу смерть, то ушкуйник выпьет и паюсной икрой закусит.
Тюлень Фьордов исчез за вспышкой красного огня. Раздался грохот, вверх и в стороны, крутясь, полетели горящие куски дерева, смертоносные ошметки металла, и клочья растерзанной плоти с обломками костей. Из рассеивавшегося после взрыва облака показался ахтерштевень драккара, быстро погружавшийся под воду. К насыщенно голубому мидхафскому небу там и сям поднимались столбы дыма, на поверхности моря плавали весла, бочки, и обломки мачт.
– К Тюленю! – рявкнул в рупор Горм. – Полный ход!
– Горм, насос не справляется! – Кнур, черный, как головешка, вместе с Каппи-сапожником кидал смолистые поленья в топку. – Течи по обоим бортам!
– Удди, Сандр – законопатьте течи!
– Пакля кончилась, ярл!
– Рвите на полосы передний парус! – крикнул старший Хёрдакнутссон и опустил рупор. – Он нам уже не понадобится.
К югу от Змея Бурунов, воины драккаров и дромонов Бейнира безуспешно пытались сдержать натиск флота Йормунрека. Во главе его шел чудовищный корабль – не драккар и не кнорр, а что-то длинное, приземистое, цвета воронова крыла, с носом и кормой, окованными железом, с четырьмя помостами для метательных машин и двумя сдвоенными трубами, извергавшими черный дым и снопы искр. Конунг Свитьи и его сподручники собирали невиданную кровавую жатву на поле волн, тараня меньшие килейские суда одно за другим. Камнеметы черного чудовища тоже работали не переставая, посылая по крутым дугам в воздух не булыжники, а снаряды стократ смертоноснее – утыканные шипами железные бочонки, начиненные йотунским подземным огнем. Некоторые из них взрывались в воздухе, раскидывая разящие осколки на десятки саженей. Один снаряд нелегкая послала между мачтой и паровым котлом Тюленя Фьордов. Ватажники, не разорванные на части удвоенной таким образом силой огнеизвержения, были оглушены, ошпарены, обожжены, выброшены в море, и по большей части уже пошли ко дну, когда Змей, сидевший в воде все ниже и ниже, добрался до места пристигшей Тюленя невзгоды.
– Водомет, отбой! – пока Змей замедлялся, Горм смотрел по сторонам в поисках спасшихся. Вцепившись в обломок рулевого весла, на поверхности каким-то образом еще держался Кьяр. Рядом с ним, плавал кусок реи, и на нем пара дружинников, окровавленных и обгорелых до полной неузнаваемости, но издевательской прихотью Норн все еще живых.
– Давай сюда! – Реннир схватил одного из выживших за протянутую руку, собираясь перетащить его через борт. Кожа вместе с ногтями, как перчатка, сорвалась с кисти обожженного ватажника. Реннир и Гьюки – впередсмотрящего можно было различить только по кольчуге с тремя стальными пластинами на плечах и на груди – с оторопью посмотрели друг на друга. Гьюки отпустил левую руку, которой он цеплялся за рею, закрыл глаза, и скрылся под водой.
– Драккар, левый борт! – гаркнул Щеня.
Один из Йормунрековых кораблей приближался к Змею Бурунов. Ему тоже досталось в бою, не исключено, что от Йормунрековых же йотунских бочек – мачта кончалась разлохмаченным сколом на высоте полутора саженей, водомет не работал, и только шестнадцать гребцов налегали на весла. Тем не менее, дюжины с три воинов, толпившихся у правого борта драккара, выглядели крайне недоброжелательно.
– Аббе, Сакси, а вы что здесь делаете? – заорал Арнгрим Рыжий, увидев знакомую справу.
– Вероломы ситунские! – крик Арнгрима полностью перекрыл гневный рев Сигура Меткого. В направлении драккара полетели топоры – сначала пара, кинутая Сигуром, а ей вдогон – чекан, пущенный Слоди Безногим. Первый топор Сигура воткнулся в сокращенную мачту, второй – в живот дружиннику, стоявшему за Аббе. Увернувшись от метательного топора, Аббе ухмыльнулся, и тут же огреб в лоб острым концом лезвия чекана, заодно перерубившим наносник забрала его шлема. С чеканом, так и торчащим из головы, бывший карл ситунского ярла повалился на настил и задрыгал ногами, как лягушка.
Щеня и Реннир вытаскивали из воды Кьяра. С другого борта, йеллингские дружинники без должного успеха пытались рубить канаты за трехлапыми кошками, стягивавшими драккары вместе – в пеньку была вплетена стальная проволока.
– Дайте место Родульфу и Кривому! Сзади! Впереди! – ярл бросил прави́ло, выхватил меч, и полоснул им по лицу враждебного карла, катившегося ему в ноги в плохо продуманной попытке сбить. Хан низко зарычал, хватанул за правую руку следующего неприятеля, перемахнувшего через борт, и бросился в кучу тел между ахтерштевнем и паровым котлом. Поставив на горло первому карлу подкованный железом сапог, так что подъязычная кость жалобно хрустнула, Горм снес второму верх щита, на возврате попытался рубануть его по лицу, что не получилось, поскольку карл отшатнулся слишком далеко и выпал за борт.
Родульф, вооруженный двухсторонней секирой, выкованной под его рост Кнуром, махнул влево-вправо, приговаривая: «Прикажи их нарезать, как нарезал ты маленького[87] сыночка конунга!» В воздух полетели навершие шлема, рука с половиной щита, и голова с выражением лица, начавшим сменяться на удивленное. В образовавшуюся во вражеском строе прореху с воплями «Кром! Йеллинг!» нырнули Кнур и Каппи, один с топором и молотком, другой с парой чеканов в до жути сильных и задубелых от каждодневной возни с шилом и дратвой руках. Ближе к форштевню Змея, Йормунреков воин в очень добротном пластинчатом доспехе и глухом шлеме с полным забралом, по образцу стародавних энгульсейских, безжалостно разил Гормовых дружинников копьем с длинным лезвием, выкликая: «Один! Хюгин! Мюнин!» Еще несколько карлов пристроились за ним, ступая по телам и тесня Гормову ватагу к мачте.
Глухой шлем был сделан на редкость прочно. От удара молота Кривого, он не раскололся, а вместе с головой наполовину ушел в грудную клетку. Пользуясь кратким замешательством карлов по поводу внезапного сокращения их предводителя, Щеня, закончив со спасением выживших с Тюленя, проскользнул мимо Кривого, щедро оделяя соратников копьеносца тумаками посредством шестопера. Оружие было прикреплено к кожаной лямке, перехватывавшей запястье знахаря, за счет чего его можно было весьма разнообразно крутить, чередуя удары с размаха с тычками. Воин с копьем, однозначно и безусловно мертвый, как колода мясника, загадочным образом некоторое время стоял стоймя (впрочем, и за колодами замечалась такая повадка), потом наконец выронил копье и повалился. Копье не успело упасть на настил, залитый морской водой и кровью, как его подхватил еще один дружинник Йормунрека, с криком «О́дин оди́н!» ткнув Щеню в грудь. Одновременно с этим выпадом, Щеня выпустил рукоять раскрученного в воздухе шестопера из руки, так что железная палица на петле по дуге устремилась его противнику в висок. Под окрашенной в бурый цвет толстинной свитой знахаря был панцирь из мастерской самого Святогора. Копье отскочило, на миг выбив из знахаря дух. Шлем же дружинника ковал явно не Бельдан Золото, и венедская палица выбила из железа заклепки и из прикрытой им головы – мозги.
