Осматривая Хана, Щеня начал мрачно перечислять:
– У Кьяра позвоночник сломан, несколько ребер, и в одно легкое кровь сочится. Я ему маковое молочко предлагал, он отказался, говорит, и так ничего ниже пояса не чувствует. Сигур, тот ждет, пока мак подействует, тогда я ему руку к груди примотаю. Пока держи пса, промою ссадину кислым вином, по научению Беляны. Бреси, неси баклагу.
– А добрые старые крапива с тысячелистником у тебя есть? – ярл попытался посадить Хана пушистым задом в мутно-багровую воду, плескавшуюся поверх настила.
– Есть, кровь остановят. Яросветова сила, смертная доля, дружинников мне не спасти, так хоть собаке буду в помощь…
Хан поджал мокрый хвост и горестно завопил, еще не от самого знахарского вмешательства, а просто от понимания его неизбежности. Вопль собаки в чем-то соответствовал общему положению вещей для йеллингской дружины – корабль тонет, битва проиграна, и большинство уже погибло. В нескольких сотнях саженей к югу, черное Йормунреково морское чудовище удачным попаданием йотунской бочки только что разнесло в щепки один из последних дромонов. Кровавый Змей Бурунов, конечно, отправил ко дну пять вражеских драккаров, Тюлень Фьордов – два. Кое-каким шкиперам из флота Бейнира тоже удалось сгинуть небесславно, но силы с самого начала были слишком неравны. Окажись в распоряжении килейского конунга не застарелые дромоны, а не менее застарелые, но оттого только более устрашающие сифонофоры (тоже этлавагрское слово, но хоть стоящее усилия), плюющиеся струями огня, продолжавшего гореть даже в воде, дела пошли бы сильно хуже для братоубийственного властителя Свитьи. Увы, сифонофоры остались в Этлавагре, вместе с большеглазой девой, чье изображение на серебре было спрятано с глаз долой в малой сокровищнице дворца Кубо.
Щеня уверенным движением нанес на ссадину Хана порошок из крапивы, тысячелистника, и квасцов. Пес скосил глаза на Горма и спросил: «Ыу?» Вопрос явно означал: «Ты уверен, что он понимает, что делает?» Ярл левой рукой придерживал собачью морду, а правой чесал зверя под подбородком.
– Горм? – Кьяр повернул голову к ярлу. – После того, как лари перегрузите, разведите пары и привяжите меня к ахтерштевню.
– Кьяр, ты, видно, еще и по голове получил, – со своей обычной обходительностью заметил Щеня.
– Не получил. С головой у меня как раз все в порядке, и такая моя последняя воля.
– Погоди с последней волей, – предложил Горм. – Ивара конунга с отнявшимися ногами еще десять лет в битву на щите носили.
– Не буду я с вами спорить, дыха мне не хватает. Вяжите, чтоб мог до прави́ла достать, и конец разговору. Еще драккар потоплю, чтоб счет Змея до полудюжины дошел – больше ни один корабль в честном бою не топил.
– Йормунрекова черная удохреноматка уже на втором блудопомойном десятке, – возразил Родульф.
– Я сказал – в честном бою. Торопитесь, пока я зря не подох, – в подтверждение своих слов, кормчий харкнул кровью. – И ты, Горм, даже не думай сгинуть вслед за мной. Ты должен сложить о моем конце песню, или проследить, чтоб еще кто сложил. Я тебе это с середины моста Бифрост говорю.
– А что ты видишь на дальнем конце? – спросил Щеня.
Кьяр закрыл глаза, через некоторое время с усилием их открыл и ответил:
– Зеленый луг, накрытые столы, и телегу с бочками пива. Торопитесь.
– Будь по-твоему, Кьяр Гейрмундссон, – Горм склонился на одно колено перед Кьяром и обнял его за плечи. – Песню сложим такую, от Самкуша до Туле будут петь.
Кьяр поманил ярла поближе и что-то шепнул ему на ухо. Недошептав, он снова закашлялся, дополнительно забрызгав старшего Хёрдакнутссона кровью. Горм подобрал с настила Корилову волынку с рассеченным мехом и раздавленными трубками и перекинул кожаную лямку себе через правое плечо.
– Надо предохранительный клапан забить, и со второго драккара черные бочки принести. – Кнур двинулся к водомету.
– А правильно ли это с бочками? – усомнился Каппи.
– Правильно, – отрезал Кнур, загибая вокруг какой-то бронзовой хитрюлины проволоку. – Видел бы ты, что они с Альдейгьей сделали, не спрашивал бы.
– Говорят, за чем пойдешь, то и найдешь, – решил Горм, поднимаясь на ноги. С ларем в руках, он перевалил через борт, опустил ношу на настил Йормунрекова драккара, и опасливо поднял один из бочоночков. – Не мы эту пакость сюда за три моря везли.
– Все не бери, один оставь, – Кнур закончил возиться с клапаном и шуровал кочергой в топке. – Разобраться, что это за напасть, и нет ли от нее средства.
– Мертвых за борт! – приказал Горм. – Все они сражались достойно!
Щеня и Каппи подняли кормчего под мышки и потащили его к прави́лу.
– Кьяр, Кьяр, сейчас-то не помирай, – забеспокоился Каппи.
Кормчий открыл глаза, твердой рукой взялся за дерево прави́ла, и сказал:
– Корило уже там, за мостом, играет «Дева вопрошала.» Я пойду против черного корабля.
– Кром! Кьяр! – закричали другие оставшиеся в живых йеллингские ватажники.
Клич вышел довольно жидким, несмотря на участие пса и тролля, и едва перекрыл окрепшее сопение водомета. Кнур закончил возню с топкой и сказал:
– Расцепляйте драккары, я дам водомету полный ход.
– Сперва помоги мне с Ренниром, если это он, потом обвяжись веревкой и кинь нам конец, – сказал Горм, положившему последний рогатый бочонок на козлы от дров, рядом с паровым котлом, и берясь за ноги покойника на котле. – Да поспешаем, снеккар сюда идет!
– Миг постой спокойно, – обратился Щеня к ярлу. – Дай наконец топор вытащить, хоть Яросветова имени ради!
Снеккар со снятой мачтой и полным набором гребцов по приближении оказался Ослом Отлива, вместе с Козлом Прилива захваченным танами в уже казавшимся очень давним бою с Родульфовой ватагой. На носу Осла висел красный щит с черно-желтым рисунком. Еще несколько проводок веслами, и Горм уже мог разобрать, что изображает рисунок – полосатую кошку, скорее всего выдуманную, под названием «тигрь,» дерущую точно выдуманное животное с двукратно изогнутой спиной – «верблюдь» – под финиковой пальмой. Это был Бейниров знак.
Кривой, несший с драккара на драккар ларь в одной руке и Сакси в другой, остановился в сомнении, потом положил его животом на борт, так что ноги лежали на настиле, а руки полоскались в воде, объяснив:
– Этот полудохлый, поэтому Кривой его наполовину кидает за борт. Или его лучше разорвать пополам, половину кинуть, а половину оставить? Тогда какую половину куда? Горм?
Бреси своевременно прервал троллиное раздумье, втащив обе половины ситунского веролома в драккар.
– Готовьтесь! – крикнул Кнур и протянул веревку Горму. Тот безуспешно попытался обтереть кольчужные рукавицы от крови, махнул рукой, принял веревку, и полез в Йормунреков кнорр без мачты.
Щеня и Каппи перерубили последний канат. Кнур дернул за рычаги по обе стороны от водомета, открывая водометные порты, и побежал к борту. Из-за принятой воды, даже без припасов и гребцов, Змей прибавлял скорость очень медленно. Кузнец успел просто перепрыгнуть из кнорра в кнорр. Горм отпустил веревку и бросил последний взгляд на Кьяра. Привязанный под мышки к ахтерштевню, он смотрел не на товарищей и даже не на черный корабль, а куда-то еще, возможно, в направлении, ведущем за пределы яви. Из его рта текла струйка крови, на щеках блестели следы слез. «А вот про это в песне не будет,» – решил ярл. Мало-помалу, Кровавый Змей Бурунов все-таки набрал ход и устремился к схлестнутым вместе, бьющим друг друга таранами и подводными бревнами, или швыряющим камни и бочки с громом кораблям, скученным у входа на гафлудиборгскую якорную стоянку. На плаву оставалось примерно две трети Йормунрекова флота и в лучшем случае четверть Бейнирова.
– Горм ярл? – крикнул с форштевня Осла Торфи из Гадранбира, города на восточном берегу Килея, через который шла морская торговля с Этлавагром, Пиматолумой, и серкландскими портами. – Бейнир конунг велит уцелевшим кораблям идти в Скиллеборг!
– А ты что велишь? – проорал Снари Эгильссон, стоявший за прави́лом.
– Погодите! – Кнур протянул руку на юго-запад.
Змей Бурунов на всех парах вторгся в скопление кораблей. Удар булыжника снес верх его мачты над эзельгофтом, изображение змея на носу горело, вспыхнув после скользящего столкновения с обломками, зажженными громовой йотунской бочкой, на корме, борта поднимались никак не выше, чем на пять вершков над водой. Один из снеккаров Йормунрекова флота вышел наперерез Змею. Кормчему и гребцам суденышка никак нельзя было отказать в смелости – их попытка закрыть черный корабль от удара была почти наверняка самоубийственной. Змей смял нос снеккара, но столкновение нанесло урон и большему кораблю – штаг лопнул со звуком, похожим на удар бича, и таким громким, что спустя насколько мгновений, он достиг Горма и его немногих выживших ватажников. Мачта зашаталась, по туловищу Змея словно пробежала судорога, но он продолжил движение к уже ничем не защищенному борту Йормунрекова чудовища. Бревно со стальным наконечником расщепило доски обшивки на несколько пядей ниже уровня воды. Мачта Змея рухнула на паровой котел. Из клубов пара, в воздух полетели обломки обшивки, обрывки снастей, и рогатые бочонки. Некоторые из последних упали в воду, один – на настил Змея, и пара – внутрь черного корабля. Три странных огненных цветка расцвели у входа в гафлудиборгскую гавань, на миг озарив волны и корабли светом ярче закатных лучей Сунны. До захваченного йеллингской дружиной драккара донесся рокот, за которым последовал раскатистый гул.
