Ну, давай, слизняк! Покажи, на что ты способен!
Он с наслаждением предвкушал визит к Кибби: интересно будет посмотреть на последствия сегодняшней атаки! В мертвом свете луны его долговязая фигура отбрасывала черную пляшущую тень, и тихий смех отдавался в каменных стенах жутким эхом.
Брайану Кибби хотелось выпить. Обливаясь потом, он сидел у себя в спальне перед компьютером. Никаких «Харвест Мун» — Кибби было не до игрушек. Выйдя в интернет, он зарегистрировался на сайте http://www.thescotsman.со.uk и отыскал электронный архив «Вечерних новостей». Задав в окошке поиска имя проклятого врага, нашел нужную заметку. Дэнни Скиннер, сообщала газета, попал в больницу с серьезными повреждениями после крупной драки на матче «Хиберниан» — «Абердин». Вот ведь, «с серьезными повреждениями»! А утром в понедельник на нем ни царапинки не было. Зато Брайан Кибби тем же самым утром проснулся в Ньюкасле после конвента в таком состоянии, словно по нему грузовик проехал.
Кибби дрожал от нервного озноба. Строчки расплывались.
Невозможно… Так не бывает… Но это точно Скиннер. Он меня сглазил, проклятие наложил…
Кибби вышел из дома и направился в бар «Центурион». Раньше он это заведение стороной обходил — и вот теперь, всего за несколько дней, оно сделалось убежищем столь же надежным, как его чердак.
— От чего заболел, тем и лечись,— ухмыльнулся бармен Рэймонд Гэлт, наливая двойной виски.
— Эт точно,— отозвался Кибби хриплым, словно чужим голосом.
Его занимала дилемма, хорошо знакомая всем начинающим алкоголикам. С одной стороны, выпить с похмелья — значит временно снять боль, которая потом вернется сторицей. А с другой — если вся жизнь сплошная боль, то приходится ценить даже временные передышки. К тому же выпить было просто необходимо, ведь вечером в гости должен был заявиться Скиннер.
Они с Кэролайн встречаются. Уже, поди, переспали…
НЕТ!
Кибби махом всадил виски, потом заказал еще и еще. Вывалившись из бара, он чуть не сшиб женщину с коляской и извинился заплетающимся языком. Гневный взгляд мамаши обжег сердце, но неприятное чувство быстро забылось, и он вновь погрузился в кашу злобных мыслей. По пути домой, уже в сумерках, он зашел в ликеро-водочный и купил бутылку виски.
Неужели Кэролайн спит со Скиннером?
Виски огненным шаром каталось в голове, а в ушах звучал нестерпимо самодовольный голос Скиннера, перечисляющий, скольких телок он перетрахал.
…Эта девчонка, Кей, такая красивая. А он с ней обращался как со скотиной… И Шеннон… Они для него ничто, мешки для спермы… Он их небось по десятибалльной шкале оценивает…
Кибби целеустремленно шел под горку, выписывая кренделя и смакуя горькие мысли. Когда до дома осталось совсем немного, он остановился передохнуть. Рядом шумела детская площадка, малыши с визгом болтались на качелях под присмотром родителей. Кибби стоял у ограды, загнанно дыша и глядя в пустоту. Один из отцов, тощий тридцатилетний мужик, шагнул к нему и крикнул:
— Эй, ты! Чего высматриваешь?! Давай отсюда!
— А?..
Кибби ошарашенно захлопал глазами, потом понял, чего от него хотят, и потрусил прочь, несмотря на одышку. Ему сделалось страшно, но не от вида разъяренного родителя — такие вещи его сейчас не пугали,— а от мысли, что его приняли за извращенца. Да еще в своем районе… Не дай бог, мать и сестра узнают…
Может, я и правда извращенец? Дрочу без перерыва, как животное… Как имбецил!.. А скоро детей трогать начну… Тьфу!..
Дома никого не оказалось. Мать, очевидно, ушла за покупками. Кибби поднялся к себе и схоронил виски под кровать. Спустившись в гостиную, он в изнеможении рухнул на диван. За дверью послышался шорох, в замке лязгнул ключ. Раньше он этого звука не замечал, но теперь… Надо смазать замочную скважину.
Отец давно бы смазал…
Кибби выпрямился на диване, обливаясь потом и дыша, как тюлень. Алкоголь начал выветриваться, хотелось добавить. Даже мелькнула мысль: сгонять по-быстрому наверх, отхлебнуть из бутылки… Нет, мать сразу учует запах… Да она и так учует.
Дверь открылась — и Кибби заранее скривил рот в вызывающей ухмылке.
Но это была не Джойс, а Кэролайн. Кибби вспомнил, что она собиралась прийти пораньше, помочь матери с ужином. Отличный шанс: в кои-то веки они с сестрой оказались наедине. Сейчас он расскажет ей правду о Скиннере, предупредит об опасности, убережет от беды, которой сам не смог избежать!
— Кэролайн…
Сестра заметила сухой нездоровый румянец на щеках брата, почувствовала запах алкоголя.
— Ты в порядке?
— Угу… Рад тебя видеть,— начал Кибби осторожно, однако щупальце опьянения шевельнулось в мозгу, и губы сами собой разъехались в похабной ухмылке. Он попытался взять себя в руки.— Как дела в универе?
Комната вроде крутится, но это не страшно, а просто… никак. По барабану.
— Да как обычно, тоска.— Она пожала плечами.
Брат был в своем репертуаре. Кэролайн успокоилась. Думая о чем-то своем, она забралась с ногами в кресло, взяла пульт, оживила телевизор. Звук был отключен, и диктор с серьезной торжественностью шевелил губами на фоне арабской семьи, плачущей у кучи щебня. Картинки быстро менялись: мелькнул вооруженный до зубов американский солдат, затем озабоченный, словно страдающий от запора Джордж Буш, затем жеманный Тони Блэр в окружении важных вельмож.
Кибби чувствовал, что в нем вызревает протест. В дряблом, водянистом, неимоверно раздувшемся теле поднималась мутная волна, заполняя многокилометровые пустоты между нейронами.
За них другие отдуваются. А им что? Деньги есть, власть есть, живи и наслаждайся. Это ведь не их сыновья и дочери идут на войну, на смерть, чтобы потешить их гнилое самолюбие! Под пулями гибнут простые люди, у которых нет выбора, которых оболванили… А мы, страусы, прячем голову в песок, смотрим «Гарри Поттера», Стивена Спилберга, Мэри-Кейт и Эшли Олсен, Бритни Спирс, «Бриджит Джонс»… мечтаем о должности старшего инспектора… Не замечаем, что нет ни свободы, ни выбора… Все мы жалкие рабы! Служим эгоистичным лицемерным набожным негодяям и убийцам, живем по их правилам, в жестоком, трусливом, бессовестном, пустом, лживом мире, который они создали по своему образу и подобию… Такие, как эта сука Скиннер… всё вокруг гадят из больного тщеславия… а другие должны разгребать их дерьмо…
Межнейронные пустоты вдруг схлопнулись — с треском, с искрами, у Кибби аж голова затряслась.
Даже Кэролайн, моя сестра… обленилась, поддалась разлагающему влиянию распада. А ведь отец всю жизнь горбатился, отказывал себе во всем, чтобы у нее была возможность выбора…
— А раньше тебе нравился универ…
Кэролайн энергично помотала головой — светлые волосы взлетели и улеглись на место в прежнем идеальном порядке, словно наэлектризованные нейлоновые нити, за исключением пары непокорных прядей.
— Да он мне и сейчас нравится. Только достает иногда. Учеба, учеба, учеба…— Она пожала плечами, на миг задумалась, потом хитро улыбнулась.— А бывает, хочется себя побаловать.
— Понятно. Вот и завела себе… его.
Кэролайн повернулась и смерила брата совершенно чужим взглядом. Брайан вдруг увидел себя ее глазами: уродец, плаксивый и требовательный неудачник, за которым тянется измочаленная жизнь, как слизистый след за улиткой.
За педофила меня приняли — там, в парке.
Кибби съежился. Из разверзшихся пор хлынул ледяной вонючий пот.
Но Кэролайн… Она уж так не считает! Кэр, сестренка…
Раньше они были так близки — брат и сестра. По-своему, не напоказ. Порой пугались накала эмоций, порой шарахались друг от друга… Очень по-шотландски.
Кэр, сестренка…
Брайану Кибби оставалось только сидеть и таращиться на сестру, которая отвернулась к телевизору. На экране американские войска готовились к штурму Фалуджи — подарок к президентским выборам. Диктор вскользь упомянул, что в результате боевых действий коалиционных сил погибло более ста тысяч мирных иракцев. Кибби нестерпимо захотелось обсудить это с сестрой. Раньше он избегал разговоров о политике, считал это пустой тратой времени: люди, дескать, должны радоваться тому, что имеют, а не роптать на государство. Однако он ошибался. А она была права. И сейчас ему хотелось сказать ей об этом.
Но связь между ними нарушилась, мостик обвалился, подточенный ненавистью к Скиннеру — ненавистью, которая жила и крепла сама по себе, независимо от разума, определяя каждую гримасу, каждый жест, каждое слово. Бороться с ней было бесполезно. Кибби открыл рот, словно марионетка, и ненависть захрипела изнутри:
— Он же злодей!.. Злодей!..
Кэролайн обернулась, посмотрела на брата, медленно покачала головой.
Ну все, крыша поехала.
Мы столько всего пережили. Вся наша семья. И вот результат… Блин, скорей бы свалить из этого дурдома, из этого плавильного котла страха и скорби! Порвать липкие нити, убежать без оглядки! Можно себе представить, что Дэнни про них думает… Да и про меня… Нам повезло, что он такой чуткий, понимающий. Переживает за нас…
