Диктор объявляет:
— Тараканчик: «Уличная грязь СОШЛА! Вар СОШЕЛ! Следы пищевых отходов СОШЛИ!».
В: Что доказывает последний рекламный ролик
Дьяволов фермана?
О: Что Джет был самым большим повесой во всей банде.
Пустой кадр. Снова звуковое сопровождение: «Клац! Бряк!», в поле зрения падает Джет. Когда его тело достигает конца веревки, та дергается и вибрирует, пока не становится на удивление неподвижной. Ненадолго — Джет начинает биться в конвульсиях, силясь выдернуть голову из петли. Воздух наполняется странным низким бульканьем, а Дьявол пытается освободить связанные за спиной руки. На счастье, закадровый голос диктора заглушает звуки борьбы:
— Джет: «Все брызги, пятна и подтеки засохшей крови магическим образом исчезли. Клиническая чистота!».
В: Какая разница между Ровером и настоящим псом?
О: Настоящий пес не синеет и не подыхает, если ему что-нибудь обвязать вокруг шеи.
Снова та же панорама. В кадре оказывается Ровер. С веревкой происходит примерно то же самое, что и у Джета, однако Ровер ведет себя иначе. Глаза у него выкатываются на лоб, лицо быстро приобретает синюшный оттенок, а в паху на униформе Дьяволов расползается большое пятно.
В: Какая разница между Ровером и шестинедельным младенцем?
О: Младенца не надо вешать, чтобы он описал штанишки.
— Но что там с Ферманом?
В самом деле — что там с Ферманом?
Медленный наплыв: все белое. Зима где-то за городом. Деревья тянут к небу голые ветви. Холмы, сугробы, низко нависшее небо. К нам мчится какая-то фигура, наполовину в тени, наполовину на свету. Когда она приближается, мы видим, что это Ферман. Выглядит он так, точно бежит не на жизнь, а на смерть. Строго говоря, так оно и было — я посоветовал Левину организовать побег, чтобы снять эту сцену.
По мере того как изображение Фермана заполняет экран, снова раздается голос диктора:
— Итак, Ферман сбежал с мероприятия в парке, и, как видите, это не составило особых трудов ни для него, ни для его клинически отнаноклиненной униформы. Разумеется, если ты Дьявол, долго оставаться чистым тебе не придется…
Слышатся раскаты грома, и неожиданно по всему телу Фермана расцветают красные цветы. Он начинает откидываться назад, а на груди, животе и ногах — только не на голове — у него появляются огромные дыры. Внезапно выстрелы прекращаются. Ферман падает на снег и уже не шевелится.
Смена кадра: два солдата сидят на крыше бронетранспортера, замаскированного снежным камуфляжем времен Норвежской войны. В руках у каждого двадцатимиллиметровый ручной пулемет. Над дулами пулеметов курится дымок. Солдаты синхронно поворачиваются к камере и поднимают большие пальцы.
— Мы управились!
Наплыв на мертвое тело Фермана, лежащее на покрасневшем снегу. Сверху хлопается большая пачка «Наноклина».
— Больше, чем просто чистота. Клиническая чистота. Суперпорошок «НАНОКЛИН»!
Разряжающие атмосферу титры: «Теперь доступен везде!». Затемнение.
В: Слышали про новую работу фермана?
О: Из него вышло отличное решето!
Судя по ошеломленному молчанию, воцарившемуся в баре, я мог сказать, что ролик достиг требуемого эффекта: облегчение, что вся эта история с Дьяволами наконец-то закончилась, смешивалось с леденящим ужасом, после которого всякий дважды подумает, прежде чем пойти по их стопам.
Я следил за выпусками новостей. За две недели с тех пор, как ролик вышел в сетях, активность городских шаек снизилась на пятьдесят процентов, тем самым достигнув обычного предрождественского уровня. И это означало одно — банды больше не пытаются привлечь внимание городских рекламных агентств.
Я внимательно глядел на Джимми Джаза, который никак не мог оторвать глаз от экрана, хотя давно уже показывали новый ролик.
— Рад, что все закончилось? — спросил я.
Он встряхнул головой, словно с трудом возвращаясь обратно, к реальности.
— Трудно поверить, что все это происходит за шестьдесят секунд.
— Я имел в виду твое членство в Дьяволах.
— Да. О да. — Джимми слабо кивнул. После ролика в лице у него не осталось ни кровинки. — Собственно, я этому уже давно радуюсь.
— Еще не видел этой рекламы?
— Ох, видел. Просто… никак не привыкну.
— Прости, — сказал я.
— Ничего. Не за что извиняться. Теперь-то я в жизни не собьюсь с прямой дорожки, клянусь.
— Вот и хорошо, — произнес я.
Со сцены донесся какой-то шум. Оркестр занимал места для нового выступления.
— Пожалуй, надо отпустить тебя работать. — Я поднялся и протянул ему руку.
Он тоже поднялся и пожал ее.
— Да. Спасибо за все, мистер Боддеккер. — , Не за что.
Джимми не выпускал моей руки.
— Простите, но я должен спросить. Если бы я остался в Дьяволах…
— Я бы сделал все, что в моих силах, чтобы вытащить тебя оттуда до этого ролика, — ответил я. — Я бы вытащил тебя оттуда еще до ролика с собакой.
— А как бы вы это сделали?
— Уж поверь мне, — сказал я.
Этот ответ его устроил. Он разжал руку.
— А как насчет другого последнего ролика?
— Какого еще другого последнего ролика?
– «Гангленд-уикли» перепечатал статью из «Прыгги-Скок», где говорится, что Дьяволы сняли еще два ролика до того, как… гм… отошли от дел.
— Не верь всему, что прочтешь в газетах, — сказал я. — Это была просто глупая мечта кучки малолетних девиц.
Он улыбнулся с явным облегчением.
— Спасибо. А ведь мы продали уйму стирального порошка, правда?
— Да, Джеймс. Да.
В: Чем будут заниматься Дьяволы фермана в следующие выходные?
О: Болтаться в Центральном парке.
Эпилог,
добавленный в последнюю минуту
Тут бы и все с этой историей — жирная точка, как сказал бы Левин. Однако я еще долго собирался к отъезду и перебирал перед включенным для развлечения телевизором всякое старое и не такое уж старое барахло. Из груды разнообразных и по большей части совершенно никчемных памяток прошлого я вытащил розу, купленную у Весельчака в то злополучное утро целую вечность назад. Само собой, она была так же прекрасна, как в день, когда я отдал ее Бэйнбридж, и так же великолепна, как в день, когда она швырнула ее мне в лицо.
Я вновь восхитился мастерством, которое Весельчак вложил в этот цветок. Вот чего мне будет недоставать. А еще — его ежедневных самозваных визитов, помогавших даже в самые черные дни видеть вещи в перспективе.
И все же останется хоть эта роза. Она заставит меня думать о том, за что мы боремся в жизни. Большинство из этого преходяще и мимолетно, как слава, деньги, дома в Принстоне и секс с таинственными и роскошными красавицами. Но есть и иное — например, справедливость, любовь и роза Весельчака — то, что пребудет вечно.
Сия незатейливая мысль и подвела меня к главному прозрению — озарению поистине эпического масштаба, которое я хотел сделать прощальным словом в этой главе моей жизни. Но когда я шел добавить его к тому, что успел накропать в ноутбуке, воздух прорезал жуткий пронзительный крик.
Я выбежал в гостиную и распахнул дверь в прихожую.
Ничего.
А потом я повернулся к телевизору. Там-то он и был, во всей красе.
Френсис Герман Мак-Класки в полном «дьявольском» облачении. Он обрушивал гитару прямо на голову одного из испуганных «Сыновей певцов „Битлз“» и что есть мочи вопил:
— Заткнись! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИИИИИИИИИИСЬ!
Никто не называет печатный станок злом только из-за того, что на нем можно печатать порнографию. На нем можно напечатать и Библию. Реклама становится злом, только когда рекламирует зло.
Дэвид Огилви
