— Бен!
Рейчел мной восхищалась, а Бена это обижало: я известный журналист, в то время как он просиживает целые дни в типографии. Даже жена не знала, в чем именно заключается его работа! Порой в приподнятом настроении брат пытался нас просветить: звездочка подачи краски, компьютерное выравнивание упора… — присутствующие быстро скучнели и начинали бесцельно разглядывать комнату.
— Джина наверняка тобой гордится, — предположила Рейчел.
— Да, конечно, она моя самая верная поклонница.
— Заткнитесь! — взревел Бен. — Пожалуйста, заткнитесь!
Через некоторое время, сев в его побитый, пожирающий дикое количество бензина “мерседес”, мы поехали в бар. Сложилась своеобразная традиция: раз в две недели мы выбираемся куда-нибудь выпить и напомнить друг другу, что у нас нет совершенно ничего общего.
На этот раз выбрали отель в Дисли — сюда приезжают те, кому надоело хранить супружескую верность. Устроившись в баре, мы смотрели, как щеголеватый седовласый мужчина заказывает коктейль толстоногой женщине слегка за тридцать. Мы с Беном решили, что перед нами босс со своей секретаршей, хотя она наверняка предпочитает, чтобы ее называли “помощницей директора”.
— Помощница! — криво ухмыльнулся Бен. — Черта с два! Готов спорить, совсем скоро она поможет ему снять кальсоны!
Разговор затих сам собой. Такое у пас с братом не редкость, если честно, с каждым годом молчания больше, чем разговоров. Вот я и решил: глупо сидеть и смотреть перед собой, когда есть интересные новости.
Слово за слово, я рассказал Бену, как согласился помочь Натали, и был слегка ошеломлен его бурной реакцией.
— Молокосос зажравшийся, ты не можешь так поступить! — брызгал слюной oil.
— Почему? Что такого?
— Потому что не можешь! Подумай о Джине!
— Джина в курсе, она сама мне предложила.
— Боже милостивый! Я думал, у нее мозгов побольше…
Бен всегда симпатизировал Джине, и она отвечала взаимностью. А вот Натали он называл заносчивой сучкой и активно не одобрял решение участвовать в процессе размножения с девушкой, которая не смеется над моими шутками.
— А если она сбежит с ребенком?
— Что?
— Вот родит, пустится с ребенком в бега, и ты его больше не увидишь.
— Нет, ничего такого не случится, а если случится, расстраиваться не стану. Я не хочу ребенка. По крайней мере пока. Это Нат придумала, а я просто помогаю.
— О черт, нуты и дебил!.. Принеси еще пива!
Я отошел к стойке, а когда вернулся, Бен приготовил новый вопрос:
— Хочешь сказать, Джина будет спокойно смотреть, как ты трахаешь ее сестренку?
— Я ее не трахаю, ты, грязный извращенец! Мы используем искусственное оплодотворение.
Брат притих и немного успокоился. Все ясно: вспышка объясняется обычной завистью: он решил, что я сплю сразу с двумя женщинами, в то время как ему приходится удовольствоваться одной.
— И как это происходит? Ты дрочишь в замочную скважину или что?
— Нет, кончаю в стерильный стакан, Натали его уносит, набирает сперму в шприц без иглы и вводит в себя.
— Извращенка! — раздраженно фыркнул брат.
Повисла небольшая пауза. Седовласый босс и толстоногая секретарша двинулись к выходу.
— Что скажешь родителям? — спросил Бен, задумчиво глядя им вслед.
— Ничего, так же, как и ты.
— Думаешь, они не разберутся, в чем дело, когда у Натали появится животик?
— Уверен, что нет, — если, конечно, ты не разъяснишь.
Брат неопределенно хмыкнул, и я забеспокоился.
— Бен, не смей им говорить! Они в жизни не поймут!
— И не только они! — Воинственно запрокинув голову, он выпил сразу полкружки пива. — Черт! Надо же, какая идиотка! Не может просто пойти трахнуть кого-нибудь… Хоть жиголо бы нашла!
— Она не любит мужчин.
— А-а, понятно! Так вот что ее в тебе привлекает! — с горечью воскликнул брат. — Гай, прошу тебя, не надо!
— Бен, это не так уж серьезно…
— Ничего подобного, ребенок — это очень серьезно. Огорчишь Джину — никогда тебя не прощу. Золото, а не девушка…
Пылкие заявления брата не изменили ровным счетом ничего, и в понедельник вечером состоялось очередное свидание со стерильным стаканом. На этот раз я решил создать себе нечто вроде приватной обстановки: попросил Джину с Натали посидеть на первом этаже. Больше они мне не помешают! Потом выкрал из спальни свояченицы трусики и, прижав их к лицу, устроился на нашей с Джиной кровати.
Трусики попались просто прелесть: из бледно-голубого шелка с изящными белыми оборками. Не желая прослыть извращенцем, я выбрал свежепостиранные. И все-таки они хранили запах девичьего тела — свежий аромат ветерка, что дует по полю во время жатвы.
В тот вечер и до выходных трусики служили мне верой и правдой. Семени вырабатывалось гораздо больше, и сестры были довольны моими стараниями. К пятнице, когда подошла к концу первая в истории “Общенациональная неделя донора спермы”, я понял: трусики пора возвращать хозяйке. Но как же не хотелось расставаться с ароматным клочком шелка! В результате я спрятал фетиш в карман темного костюма, который надевал на похороны, — Джина и близко не подойдет к этому символу смерти.
Минула неделя. С каждым днем сестры волновались все больше, с нетерпением ожидая очередной менструации Натали. По словам свояченицы, “беременной она себя не чувствует”, но мы с Джиной возразили: откуда она знает, что чувствуют в таком положении?
Месячные ожидались во вторник, и накануне сестры сходили в аптеку Бута за тестом на беременность. Соблазняя провидение, они прихватили и спрятали в холодильник бутылку австралийского шампанского, за которое я полюбил жителей Зеленого континента.
Кровотечение не началось. Как странно… Это у моей жены месячные могут начаться когда угодно и (простите за выражение) где угодно, а у Натали четкий цикл: двадцать восемь дней. Джина с трудом сдерживала радость: ежесекундно подбегала к сестре и душила в объятиях.
— Ты беременна, Нат! Я знаю, точно знаю!
А Натали в ответ лишь качала головой и загадочно улыбалась.
В тот вечер, перед тем как лечь спать, мы все обнялись и решили встретиться в восемь утра в ванной, чтобы проверить, выполнилали Богиня любви и печали самое сокровенное желание Натали.
— На старт, внимание, марш! — заорала моя жена.
Ее младшая сестра скрючилась над унитазом, держа на линии огня тонкую пластиковую полоску. Джина смотрела между ног Натали, желая убедиться, что та делает все правильно. В подробнейшей инструкции белая пластиковая полоска называлась “индикатором ХГ”. Не знаю, что означает это ХГ, возможно, “хроническую гиперсексуальность”.
Когда полоска промокла насквозь, Натали вытащила ее на блюдце. Согласно инструкции ждать следовало три минуты. Сестры сгорали от нетерпения, а я вышел на лестницу, пытаясь изобразить непоколебимость и спокойствие. Внезапно послышался бесцветный голос Джины:
— Синяя!
Вернувшись в ванную, я застал сестер изумленно глядящими друг на друга.
— Синий — это хорошо или плохо? — спросил я.
— Синий — это замечательно! — со сверкающими от радости глазами ответила свояченица.
— Она беременна, — пояснила Джина, судя по виду ничего подобного не ожидавшая.
Никто из нас не знал, что сказать. Джипа обняла Натали, я — Джину, а потом свояченицу, внутри которой совершенно непостижимым образом жил мой ребенок. Боже, да она дрожит!
А потом я сделал нечто, совершенно неподобающее мужчине с чувством собственного достоинства: начал кричать и колотить себя кулаками в грудь.
— Ура! Не бесплоден! Не бесплоден! Ох, ох, ох! Джина с Натали восторженно засмеялись. Думают, что перед ними разыгрывается умная пародия на фаллоцентрическую гордость, не понимают, что мое ликование непринужденное и абсолютно искреннее. Эмоции накрывали с головой. Боже, у меня самые лучшие яйца на свете!
— Беременная! Надо же, стакан не подвел! Чертов стакан, наверное, тоже залетел! — Я колотил себя кулаком в грудь так, что стало больно, но в полном экстазе боль казалась сладкой. — Боже, я настоящий мужчина! Ой! Ой!
В воскресенье вечером я отправился на заседание мужского клуба. Мы встречались в первые выходные месяца, по очереди приглашая друг друга в гости. В клубе нас было пятеро. Самый старший Чарльз — распутный и острый на язык телережиссер. Ни феминизм, ни мужское единство его не интересовали, зато он обожал колкие замечания. Чарльзу недавно исполнился сорок один год.
Гордон Райт, двадцатидевятилетний адвокат, чуть менее самодовольный, чем Чарльз, наше уважение завоевал воистину огромным пенисом. Обнаружилось это случайно: однажды вечером после изнурительного матча по мини-футболу мы вслед за Гордоном прошли в душ и увидели огромную сосиску, при ходьбе раскачивающуюся из стороны в сторону. Жуткий хобот поразил нас до глубины души, особенно когда мы посмотрели вниз и увидели свои маленькие стручки. Имея такой огромный инструмент, Гордон никогда им не хвастался, и в нашей группе его ценили за скромность и порядочность.
