Но, в конце концов, я полюбил бойню. Привык к вони, а когда справился с очисткой желудков, меня повысили до забойщика коров.
Е-мое, что это была за работа! Скажу я вам: кто разок получил копытом от коровы, тому не нужны пояснения. Когда одна буренка заехала мне по крашенкам, я подумал, что выплюну левое яйцо.
Вся процедура выглядела следующим образом: пять или шесть мужиков затягивают на привязи корову на бойню. Животное входит на пандус, а тут я с пневматическим пистолетом, холостой заряд которого позволяет пробить череп коровы большим гвоздём типа круглой стамески. Это сделано для того, чтобы оглушить животное, чтобы оно не почувствовало боли, за исключением момента, когда чёртов гвоздь вонзается ему в голову. Заковыка в том, что нужно подойти как можно ближе, чтобы выстрелить из пистолета, а если животное разозлилось, его трудно завалить с первого раза. Однако обратного пути ни у одной из противоборствующих сторон нет.
Сколько же смертельных схваток «Человек против Коровы» повидала эта бойня в Дигбет! В одного быка пришлось выстрелить пять или шесть раз, и только потом он свалился. Бля, как же он рассвирепел! В какой-то момент подумал, что это я закончу жизнь в булке с кетчупом.
После забоя коровы ей нужно было связать ноги и поддеть вверх тормашками на передвижной крюк, на котором туша попадает в разделочный цех. Там кто-то перерезает ей горло, кровь стекает в корыто и животное, в конце концов, погибает от потери крови. Однажды я подвесил корову на крюк, не догадываясь, что она еще жива. И аккурат когда буренка болталась кверху копытами, ей удалось долбануть меня копытом под зад, да так что я грохнулся мордой в корыто с кровью. Когда меня оттуда вытащили, я выглядел будто новорожденный. С одежды стекала кровь, в ботинках плескалась кровь, волосы слиплись от крови. Даже хлебнул ее чуток. Не только кровь плавала в этом корыте, в этой херовине было полным-полно неизвестных субстанций. Я так провонял, что несколько недель в автобусе рядом со мной никто не хотел сидеть.
В Дигбет я выполнял разные задания. Какое-то время специализировался в потрошении: вырезал корове желудок, загружал его в большую тачку и оставлял на ночь на пропитку. Еще я был «съемщиком каблуков», другими словами, срезал коровам копыта. Потроха — это я еще могу понять, но кто, на хер, может есть долбаные копыта? Поработал немного забойщиком свиней. Говорят же, что у свиньи съедобно все, кроме поросячьего визга, и это правда. Каждая, самая мельчайшая часть свиньи, в том или ином виде, становится продуктом. Было такое задание: взять щипцы с губками, намочить их в воде, зажать ими свиную голову, нажать кнопку на ручке и подождать, когда хрюша вырубится. И тут были сложности, но всем было по барабану.
Кореша порою прикалывались над свиньями, зверствовали по полной программе. Натурально, устраивали им Освенцим, чего только не вытворяли. Бывало, свиньи оказывались в ванне с кипятком еще до того, как их убивали током. Или живьем помещали в печь, чтобы сгорела шерсть. Сегодня я сожалею, что принимал в этом участие. Забить свинью на колбасу — это одно, но жестокости нет оправдания, даже если это делает для развлечения банда молокососов.
Человек, хоть немного поработавший на бойне, по-другому смотрит на мясо. Помню, однажды, уже после Дигбет, поехал на пикник, мы готовили стейки на гриле. С соседнего поля ко мне подошли коровы и начали обнюхивать меня, будто знали, что у меня рыло в пуху. Я почувствовал себя идиотом с этими стейками.
— Это были не ваши родственники, я здесь не при делах! — говорю им, а бурёнки не хотят уходить. Пересрали мне гриль. Это как то не по-людски, есть говядину в компании коров.
Несмотря ни на что, работа в Дигбет мне нравилась. У корешей, с которыми я работал, всегда были безбашенные идеи, и они всегда искали повод поржать. А после выполнения нормы можно было идти домой — достаточно начать с утра пораньше, чтобы в 9 или 10 часов свалить на все четыре стороны. Припоминаю, как после зарплаты в четверг мы шли прямиком в пивную. Благодаря чему я мог похвастаться своим коронным номером: подбрасывал людям в коктейли коровьи зрачки. С этой целью тырил их с бойни дюжинами. Круче всего было заприметить молоденькую и на вид впечатлительную куколку, выждать, пока она скроется в туалете, и подкинуть ей зрачок на банку с колой. По возвращении у девчонок случались припадки. Однажды, хозяин выгнал меня после того, как одна моя жертва заблевала ковер с орнаментом. Ну, я вынимаю второй бычий глаз, становлюсь на входе и вскрываю его ножом. Это вывело из строя еще двух-трех человек, а я, по понятным причинам, считал это гениальным приколом.
У бойни в Дигбет было еще одно преимущество, прямо через дорогу находился ночной клуб «Midnight City». Там крутили музыку соул, следовательно, вывалившись из паба после его закрытия, я мог танцевать в клубе до пяти утра, заряжая яйца декседрином. А оттуда направлялся прямо на бойню, что прибить еще пару коров. Так длилось до вечера воскресенья, когда я наконец-то попадал на Лодж Роуд.
Классно!
На бойне я продержался каких-то полтора года. После очистки желудков, забоя коров, потрошения внутренностей, обрезки копыт и оглушения свиней, я получил должность сборщика жира. У животного вокруг желудка есть нечто под названием сальник. Наверняка что-то в этом роде найдётся и в пузе любителя пива. Я должен был этот толстый слой жира вырезать и развесить на ночь для просушки на жердях-растяжках. Наутро все это упаковывали. Преимущественно из нее делали женскую косметику. Но перед просушкой сальник нужно было еще очистить. Там стоял чан с кипятком и трюк заключался в том, чтобы очистить жир с помощью пара, промыть и натянуть сальник на растяжках.
А коллеги по работе, как водится, прикалывались. Когда ты наклонялся над чаном, подрезали тесемки разделочного фартука и настоящий фонтан крови, говна и хер знает чего еще обделывал тебя с ног до головы. Меня вообще раздражали эти приколы, особенно докучал один тип. Ну, значит, наклоняюсь я над чаном, тот подкрадывается сзади и обрезает мне тесемки. Оборачиваюсь и, не задумываясь, бью его по башке палкой. Я себя не контролировал, чувак. Картина была не из приятных: я ударил несколько раз, пока его лицо не залило кровью. Закончилось тем, что моего обидчика отправили в больницу.
Так закончилось моя работа на бойне.
— Пошел вон и чтоб духу твоего здесь не было! — сказал шеф.
Вот так я стал Джоном-взломщиком. Просто не мог заставить себя работать на заводе. Сама мысль о Гарри и его золотых часах и двух фунтах в неделю была для меня невыносима.
И только отсидка в Винсон Грин заставила меня усвоить этот урок. Час в этом говенном месте — это уже долго, что говорить про три месяца. Сразу на входе спросил кого-то, что имел в виду вертухай, когда говорил о моих длинных волосах и душевой. Остаток недели я умолял дать мне ножницы, так не хотел выглядеть как девчонка. По утрам, в душе, закрывал рукой яйца, а задницей подпирал стену, так меня, на фиг, застращали. А если выронил мыло, то даже не пробовал поднять его с земли. И старался не наклоняться ни на секунду.
Но я боялся не только того, что меня опустят. Там если кому-то насолил, могли и прикончить. Драки случались каждый день, а я дрался как последняя баба. Я поступил так же как в школе на Бирчфилд Роуд: заприметил в прогулочном дворике самых больших и самых отвратительных отморозков, потом кривлялся до тех пор, пока они не заржали.
Это было моим спасением.
Тюрьма изнутри выглядела такой, какой я ее себе представлял: стук закрывающихся дверей, грохот ключей, отдельные этажи для зеков разных мастей, но каждый с балконом, выходящим на главный зал. Меня держали в крыле YP для малолеток. Над нами сидели взрослые преступники, в ожидании суда или оглашения приговора. Убийцы, насильники, грабители банков — со мной чалились сливки общества какие только можно себе представить. Обалдеть, в камеру могли пронести все — пиво, сигареты, прочую хрень. Хотя самым ходовым товаром был табак, любой. Курение помогало скоротать время, злейшего врага людей за решеткой. Даже обслюнявленные бычки там стоили целое состояние.
Время проходило за нанесением татуировок. Один тип доказал мне, что можно обойтись без нормальной иглы и туши. Шариковой ручкой нарисовал мне на руке Святого (я был фанатом этого сериала, с тех пор как он появился на телевидении в 1962 году). Потом прокалывал кожу с помощью булавки, украденной в швейной мастерской, а жидкостью для очистки противней закреплял татуировку.
После Винсон Грин нанесение рисунков на моем теле приняло серийный характер. Я наколол смайлики на коленях, чтобы поднять себе настроение во время утренних заседаний на горшке.
В тюрьме я научился дробить спички. Там это дефицитный товар, кореша начали из одной спички делать четыре. Они дробили спички булавкой. Помню, подумал: «Почему эти гениальные люди еще не стали миллионерами?»
