за лесбиянку. Не крашусь, глаза, как блюдца, платье короткое, но широкое, похоже на балахон, и с тяжёлой обувью, как я люблю. Сама щуплая, полторашка в дредах. Натуральный хоббит, особенно на фоне парней. Вошли мы, представляя собой зрелище довольно странное. Я и полчеловека, то есть Паша, бисексуал, оглядываемся по сторонам. Гей, Вадик, уверенно, от бедра, идёт к стойке, и натурал, Андрей, внезапно идёт за ним, воскликнув: "О, какие люди!" Я аж прикурила. Потом вспомнила, что Андрей здесь работал, и приветствовал своего бывшего сменщика, бармена. Бармен как глянул, так у меня вся душа в пятки упала. "Да ну нахуй, – подумала я, – что за дьявольщина". Ничего подобного раньше не случалось: смотрит человек, и – до костей. Обычно ведь как, знакомишься, и сразу понимаешь, будете ли вы дальше общаться и каким именно способом. Первое впечатление – самое верное. По опыту: опыт его, впечатление, подтверждает. Годы сжимаются в долю секунды. Роман, родившийся из неприязни, ей же и кончится. Я ни разу не путала дружбу с похотью, потому и братишек у меня много. Сразу позиции обозначаю. А тут смотрю, он смотрит, и алыми буквами на лбу: беги – убьёт. "Ребята, это Венц, – сказал Андрей, бликуя очками. – Венц, это ребята. Кроме Вадика (кто Вадика не знает), Паша и Женечка, наш главный идеолог". Паша не успел даже головой своей блондинистой кивнуть. "Божена", – поправила я с очень серьёзным лицом. Я, когда нервничаю, резко серьёзнею. "Хорошо, Божена", – сказал Венц, и с тех пор зовёт меня только так, полуиронично, подчёркивая полноту имени. Сказал и улыбнулся. Такое не нарисовать. Такое вырезают.
От неожиданности я напилась. Танцевала с девочками, с одной чуть было ни закрылась в туалете. Она была не против. Против была я. Вадик, муза моя голубоглазая, тоже танцевал, но Вадик, в отличие от меня, закрылся. Паша, играя мускулами, размахивая олдфэшеном, общался направо и налево. Андрей, старательно маскируя свою натуральность очками и маньячным видом, пил, разговаривая с девушкой-трансом. У него профессиональный интерес. Подрабатывал он тут недолго, для практики. Стойка выпустила сексолога. Мой друг-сексолог и мой друг Андрюха – один человек. Стойка не выпустила ни черноголового Пана с проявленным сатириазисом, ни меня, нимфочку, уколотую в мозг. Иногда кажется, что мы с Венцем – один человек, с диссоциативным расстройством. Венц работал. Я подсела к Венцу. "Привет", – говорю, а коленки ватные. Он, на минуточку, мне всё это время наливал. "Ну, привет, – ему раз улыбнуться, а у меня брюшина вспорота, – Божена. Где ты так танцевать научилась?" "Нигде, – отвечаю, – сама. Я художник. Танец – тот же рисунок, только всем телом". "Тогда секс – тоже рисунок", – отвечает и перемещается вдоль стойки, делает заказ. "Нет, – говорю, – секс – это уже картина. На которой – всё, что в данный момент происходит внутри каждого из участников". "А ты, вижу, шаришь, – усмехается, – и чего ты, как, по девочкам?" "Я по ситуации, – выдаю, – по состоянию и настроению. Яжхудожник, ну ты чо", – художник, может, и ничо, зато юморист не очень. Потом мы говорили о гендере, Карле Юнге, архетипических соответствиях, полигамии, проституции, древней Греции и наркоте. В клубе. Перекрикивая музыку. Перемещаясь вдоль стойки. "Ты не воспринимаешь себя, как девушку, – диагностировал Венц, – и очень напрасно. Потенциал убиваешь". Я, окосевшая от коктейлей, была готова воскресить потенциал прямо там, под стойкой. Вместо этого возразила, что я теоретик, что меня привлекает, скорее, не само действие, а новый опыт, что сам по себе секс менее интересен, чем поток сублимированного либидо. "Зря ты так думаешь, – усмехнулся Венц, – в тебе, как и во мне, заряда столько, что хоть всех тут перееби, ещё остается. Другое дело – фактор новизны. Интересно то, чего ещё не было, тут я с тобой согласен". Я указала на его самоуверенность. Фрейд из угла орал про мой комплекс кастрации. Я послала Фрейда за звёздочкой. Паша разлил свой виски на мальчика и не придумал ничего лучше, как познакомить его со всеми нами. Паша присутствовал, поэтому послать его не удалось. Мы, с мальчиком и Андреевским трансом, сели за столик. Вадик вернулся, довольный, тоже с мальчиком. Мы начали играть в карты на желания (действительно, а чем ещё заниматься, в гей-клубе-то). Венц, из-за стойки, поглядывал на меня. Я, из-за градуса, на него. Желание было сильным. Номер у меня в итоге попросил он. Подошёл и попросил, невзирая ни на каких мальчиков. Я написала цифры на салфетке. Он позвонил сразу, как мы вышли из клуба. Искал встречи. Я сказала: работаю, извини. Заходи в студию, если хочешь. Ночь звенела по-доброму, колокольчиками. Я улыбалась, пока Андрей развозил нас по домам. Улыбалась дома, ма… ме. Вспоминаю, чтобы не думать о маме. Думаю о маме. Нет, реветь нельзя. Можно есть. Есть не хочется. Хочется реветь.
Что там было? Что-то было. На следующий день он и вправду заехал в студию. Сел в кресло, взял каталог с моими работами, листает. То на них, то на меня. В смысле, смотрит. У меня в руке машинка, на мне – плюсовые очки (лёгкая дальнозоркость), передо мной – рука в трансфере, контура забиты наполовину. Портрет в реализме, много мелких линий, кожа тонюсенькая, надо постоянно следить за глубиной и мощностью, зазевалась – будет шрам. Отвлекаться нельзя. Прошу Катюшу, администратора, сделать молодому человеку кофе. О том, что у меня как минимум трёхчасовой сеанс, молодой человек предупреждён. Просмотрел каталог, поглазел на Катюшу, отвлёк меня заявлением: “Напомни потом, насчёт твоих рисунков, кое-что скажу”. Дима, владелец студии и ведущий мастер, вошёл в студию, навёл фокус на меня, мастерящую, разулыбался, увидел Венца, поздоровался и позвал его в админку, поговорить. Они, оказывается были знакомы. Похоже, все мои знакомые были с ним знакомы. С Димой Венц завис ненадолго. Сказал мне: “Освободишься, набирай, погуляем”, – и утёк. Дима подошёл, посмотрел, как я работаю, мы перекинулись парой фраз насчёт пигмента. Он спросил, давно ли я знаю Венца. Я сказала: с ночи. Поняв, что сказала, пояснила: познакомились в клубе, разобщались, ничего такого. Дима сказал: понятно. Посоветовал иглу для закраса. Ушёл в админку. Запись у него стояла через полчаса.
Погулять мы погуляли. Единственный раз, когда мы с Венцем, не унижая друг друга, гуляли под солнцем. Про рисунки он сказал много. Ему понравилось. Спросил: “Можешь сделать для меня эскиз? В твоём стиле. Чтобы запутано было, как в голове. Несколько слоёв, от младенчества до старости, нет, от зародыша до трупа, один возраст поверх другого, видны все,
