– Скажи, я прав?
– Прав,– мрачно подтвердил Слон. – Без базара прав, Слава.
– Вот видишь! – Слава оглядел ближайших. – Короче: просьба! У кого есть полиэтиленовые пакеты – по возможности уделите на Дорогу. Все.
Пока он умывался, под стену к Джонни принесли несколько десятков пакетов, мешков и отдельных кусков полиэтилена, а также три тетради в клетку, две авторучки, одну зажигалку, четырнадцать сигарет с фильтром и один кусок сахара.
Даже рябой Федот, не получающий передач, сунул в мою руку огрызок карандаша. Сопроводив, правда, свой жест быстрым завистливым взглядом.
1
– Что же, Андрей, – сказал Хватов и вздохнул. – Следствие окончено. Передаем вас в суд.
– Поздравляю,– осторожно ответил я и сел на подоконник.
Если лефортовские следственные кабинеты выходили окнами во внутренний двор, то в демократично устроенной тюрьме «Матросская Тишина» за грязноватым стеклом мне увиделась самая настоящая свобода – городская улица, припаркованные автомобили, спешащие по своим делам граждане. Впрочем, за год как будто бы ничего не изменилось. Те же граждане. Те же машины. Та же клетчатая ковбойская рубаха рязанского следователя.
– Будем прощаться? – предположил я. Хватов рассмеялся. Я давно уже не видел его настроенным столь благодушно.
– До прощания далеко,– ответил он. – У нас впереди «двести первая». До того как вас начнут судить, ты и твои подельники обязаны, это самое, ознакомиться со всеми материалами обвинения. Статья двести один Уголовно-процессуального, это самое, кодекса.
– Вы дадите мне прочитать ДЕЛО?
– Все пятьдесят семь томов.
– Сколько? – изумился я.
– Пятьдесят семь,– повторил уроженец Рязани, сунул руку в свою сумку и вытащил пухлую картонную папку. – Вот тебе на сегодня. Это – том номер первый.
Номер первый рухнул на плоскость стола – чрезвычайно массивный, серый, аккуратный. Против своей воли я беззвучно рассмеялся.
– Значит, сшили-таки?
– Да, это самое. Сшили.
– Долго шили.
– Долго,– согласился Хватов. – Но – все в соответствии с законодательством. Уложились, это самое, в одиннадцать месяцев...
Любуясь серым картонным чудовищем, я испытал сложную гамму ощущений. Год назад я мечтал прочесть хоть один листочек. Спал и видел себя лихорадочно листающим страшные странички. Собирался дать взятку. Пытался освоить навыки незаметного подсматривания. А сейчас – имею право прочесть все бумаги на законных основаниях. Правда, это мне уже не нужно.
Сейчас я загляну под серую обложку – и пойму, правильно ли делал, отказавшись от диалога со следствием, отмалчиваясь на допросах. Сейчас я начну читать – и узнаю, что говорил министр, и фармацевт-аптекарь, и мой бывший босс Михаил, и прочие свидетели. Сейчас я раскрою книгу судеб и увижу там свое будущее.
Проникнувшись важностью исторической минуты, я устроился на табурете поудобнее, решительно двинул к себе ДЕЛО, жадно углубился в его содержимое – но оказался разочарован.
Номер первый содержал в себе официальные постановления о возбуждении уголовного производства и прочие специальные прокурорские бумаги. Все до одной – многословные, переполненные витиеватыми канцеляризмами.
Десятки постановлений были подшиты в хронологическом порядке. Постановление о возбуждении ДЕЛА. Постановление о передаче возбужденного ДЕЛА в верхние инстанции. Постановление о предъявлении обвинения главным подозреваемым. Постановление о предъявлении обвинения второстепенным фигурантам. В том числе – А. Рубанову. Постановление о заключении подозреваемых под стражу. Постановление о присвоении ДЕЛУ нового номера. Постановление о формировании следственной бригады. Постановление о включении в ее состав следователей имярек, оперативных работников имярек, экспертов имярек.
Везде – замысловатые подписи синими чернилами. Грозные грифы. Городская прокуратура. Республиканская прокуратура. Генеральная прокуратура. Заместитель Генерального прокурора старший советник юстиции имярек. Исполняющий обязанности Генерального прокурора имярек. Грозные факсимиле. Круглые печати с двуглавыми орлами. Чеканные формулы. Принимая во внимание особую опасность! А также тяжесть содеянного! Под стражу!
В конце концов я с отвращением закрыл том номер один и вздохнул.
– Ничего особенного.
– Дальше будет интереснее,– пообещал Хватов. Чего-то не хватает, подумал я. Отсутствует какая-то привычная деталь облика моего следователя.
– А где же ваши обезболивающие таблеточки? – сообразив наконец, вежливо поинтересовался я. – Неужели машины больше не бибикают?
– Бибикают,– небрежно бросил Хватов.
– Привыкли?
– Нет, конечно. Разве к такому привыкнешь?
– Но голова теперь не болит?
– Нет.
– Как же вы справились с недугом? Клетчатый усмехнулся.
– Пошел в аптеку,– признался он,– но купил не таблетки, а, это самое, брошюрку. «Как победить стресс». Очень, это самое, дельная книжечка! Там все написано.
– Ага. Значит, аптека. И книжечка. Все просто. И что же рекомендует в наше время медицина для снятия стресса?
Следователь многозначительно и хитро взглянул на меня через свои очки. Он действительно не выглядел подавленным или утомленным. Хотя совсем недавно, в нашу последнюю встречу, имел под глазами фиолетовые пятна и непрерывно глотал аспирин. Он снова сунул руку в сумку.
– Видал? – с гордостью заявил он. – Вот мое лекарство!
Я увидел компакт-диск-плейер. Рядом довольный Хватов аккуратно положил несколько коробок с дисками.
– Вот что я слушаю! Смотри. Это – шум тропического, это самое, дождя. Целый час чистого времени просто льется вода и кричат птицы. Это – шум океанского прибоя. Тоже запись длиной в час. А вот – вообще замечательная вещь: брачные песни китов...
– А можно послушать? – попросил я.
– Ради бога,– разрешил Хватов. – Только, это самое, быстро...
Вставив в уши крошечные пластиковые ядрышки, я нажал клавишу.
Голова наполнилась басовитым гулом, звоном и шелестом. Потоки воды обрушивались с низкого, облачного неба, миллиарды тяжелых капель стучали о широкие изумрудные листья. Вскрикивали попугаи, или обезьяны, или слоны, или какие-то другие неведомые мне обитатели джунглей. Замысловатые хриплые вопли, призывы и прочие сигналы то доносились издалека, то звучали совсем близко.
Живая природная какофония умиротворила меня. Я зажмурился и представил себе лес, воду, цветы, зеленые стебли. Вообразил приторные тропические запахи, свежесть, ощущение праздника. Вновь открыв глаза, я увидел, что рязанский следователь смотрит на меня и что-то говорит с довольной улыбкой на круглом лице. Очевидно, рассказывает, как при помощи аудиозаписей он победил свой недуг и забыл о нещадно бибикающих обитателях большого города.
Я осторожно погладил пальцами пластмассовое тельце механизма. Он смотрелся очень заманчиво. Как и диски в пластиковых коробочках с разноцветными картинками на обложках. Для мрачной, провонявшей несчастьем следственной тюрьмы – чужеродные предметы. Часть другого мира – нарядного, глянцевого. Свободного. Я ощутил грусть и зависть.
Меня осенило. Да, в нашей камере имелся плейер – поскрипывающий, потертый аппаратик, много раз переходивший по наследству от одного арестанта к другому, переживший десятки обысков. Иногда, на особо лютом шмоне, плейер все же изымали, но всякий раз нам удавалось впоследствии выкупить ценную вещицу. Машинка для прослушивания музыки есть в каждой порядочной хате нашего Централа. Или почти в каждой.
Трудно только с самой музыкой. Первые места в хитпарадах Матроски прочно удерживают чисто тюремные песенки. Долго слушать шансон на три аккорда лично я не умею. В свое время я даже отписал по соседям, знакомым и приятелям, попросил прислать, если есть, что-нибудь помимо «блатняка». Но отовсюду пришли обескураживающие ответы. Есть Круг, Кучин, Наговицын и много других исполнителей, но кроме – ничего.
А здесь, передо мной – шум тропического дождя! Брачные песни китов! Океанский прибой! Вот оно! Вот что мне нужно! Вот какого экспириенса жаждет душа! Вот что спасет меня от каждодневного кошмара, от зрелища шевелящейся, съедаемой паразитами, унылой человеческой массы! Шум тропического ливня! Брачные песни китов!
– Продай музыку, Степан Михалыч! – решительно предложил я.
Хватов самодовольно покачал головой.
– Шутишь?
– Продай, Степан Михалыч! – я вложил в голос всю убедительность, на которую был способен. – Продай диски! Продай песни китов! И тропические дожди! И прибой океана! И сам аппарат! Продай, Степан Михалыч!
Клетчатый посуровел и отмахнулся. Забрав со стола волшебную технику, он поспешно сунул ее обратно в сумку. Туда же последовали и брачные песни, и все остальное.
– Прекрати, это самое, говорить ерунду. Как я тебе его продам? Что ты с ним будешь делать? В камеру – не пронесешь...
