— Я категорически против любых заведений, которые не в верхнем Ист Сайде или в верхнем Вест Сайде, — говорю я.
— Bellini's? — предлагает Хэмлин.
— Исключено. Там нельзя курить сигары, — одновременно произносим мы с Макдермоттом.
— Вычеркиваем, — говорит Хэмлин. — Gandango? — предлагает он.
— Может быть, может быть, — бормочу я, размышляя. — Трамп там бывает.
— Может, Zeus Bar? — спрашивает один из них.
— Давай, — говорит другой.
— Подождите, — говорю я им. — Я думаю.
— Бэйтмен… — выразительно говорит Хэмлин.
— Я обдумываю эту мысль, — говорю я.
— Бэйтмен…
— Подождите. Дайте подумать минуточку.
— Сейчас я слишком раздражен, чтобы заниматься этим, — говорит Макдермотт.
— Может, забудем об этой фигне и отлупим пару япошек, — предлагает Хэмлин. — А потом уж поищем клевых телок.
— Неплохая мысль, на самом деле, — пожимаю я плечами. — Удачная комбинация.
—А ты, Бэйтмен, чем хочешь заняться? — спрашивает Макдермотт.
Витая где-то далеко, я отвечаю: — Я хочу…
— Да? — заинтересованно переспрашивают они.
— Я хочу… размозжить лицо женщины большим тяжелым кирпичом.
— А кроме этого? — нетерпеливо стонет Хэмлин.
— Ладно, — говорю я, беря себя в руки. — «Zeus Bar».
— Ты уверен? Точно? «Zeus Bar»? — с надеждой говорит Хэмлин.
— Друзья. Я чувствую, что совершенно неспособен заниматься всем этим, — произносит Макдермотт. — «Zeus Bar». Решено.
— Подождите, — говорит Хэмлин. — Я позвоню и зарезервирую столик. В трубке слышится щелчок, мы с Макдермоттом ждем. Долгая тишина, потом наконец я говорю:
— Знаешь, там, кажется, невозможно заказать столик.
— Может, пойдем в «М.К»? Техасцу бы понравилось в «М.К».
— Макдермотт, техасец не идет, — замечаю я.
— Все равно, я не могу идти в «М.К.», — не слушая, замечает он, но не говорит, почему.
— Я не желаю об этом знать.
Мы ждем Хэмлина еще две минуты.
— Чем он, черт подери, занимается? — спрашиваю я, потом у меня в трубке раздается щелчек.
Макдермотт тоже его слышит.
— Ответишь?
— Сейчас подумаю.
Снова щелчок. Издав стон, я прошу Макдермотта подождать. Это Жанетт. Голос усталый и грустный. Мне не хочется возвращаться на другую линию, и я спрашиваю, чем она занималась вчера.
— После того, как мы должны были встретиться? — спрашивает она.
Я медлю.
— Ну-у-у… да.
— Мы оказались в абсолютно пустом «Палладиуме». Всех пускали бесплатно, -она вздыхает. — Видели человека три-четыре.
— Знакомых? — с надеждой интересуюсь я.
— В клу… бе…, — произносит она, нарочно растягивая слова.
— Прости, — наконец говорю я. — Мне надо было… вернуть видеокассеты… — Потом, реагируя на ее молчание. — Ты же знаешь, я хотел бы увидеться с тобой…
— Я не хочу об этом слышать, — вздыхает она, обрывая меня. — Что ты делаешь сегодня?
Я медлю, думая, как ответить, потом признаюсь:
— «Zeus Bar» в девять. Макдермотт. Хэмлин. — и менее безнадежно. — Хочешь с нами?
— Не знаю, — вздыхает она. Безо всякого намека на нежность она спрашивает. — А ты этого хочешь?
— Тебе обязательно нужно быть такой сентиментальной? — спрашиваю я в ответ.
Она вешает трубку. Я возвращаюсь на другую линию.
— Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, Бэйтмен, — заливается Хэмлин.
— Я здесь. Заткнись ты, блядь.
— Мы все еще чего-то ждем? — спрашивает Макдермотт. — Давайте что-то решать.
— Я решил, что лучше сыграю в гольф. — говорю я. — Я давно не играл.
— Хуй с ним с гольфом, Бэйтмен, — говорит Хэмлин. — У нас заказ на девять в «Kaktus»…
— И заказ, который надо отменить в «1500», м-м-м, посмотрим… мы должны были там быть двадцать минут назад, Бэйтмен, — добавляет Макдермотт.
— О черт, Крэйг. Ну, отмени его сейчас, — устало говорю я.
— Господи, ненавижу гольф, — с содроганием заявляет Хэмлин.
— Сам отменяй, — смеется Макдермотт.
— На чье имя? — без смеха, повысив голос, спрашиваю я.
После паузы Макдермотт тихо произносит: «Керрутерс».
Мы с Хэмлином разражаемся смехом.
— Правда? — спрашиваю я.
— В «Zeus Bar» попасть не удалось, — говорит Хэмлин. — Так что «Kaktus».
— Клево, — подавленно говорю я. — Наверно.
— Взбодрись, — ликует Хэмлин.
Мой звонок ожидает, снова мигает и прежде чем мне удается решить, брать его или нет, Хэмлин устраняет дилемму за меня: — Если же вы не хотите в «Kaktus»…
— Погоди, мне звонят, — говорю я. — Подождите.
Жанетт в слезах.
— Ну, на что ты не способен? — всхлипывая, спрашивает она. — Просто скажи мне, на что ты не способен?
— Жанетт, детка, — успокаивающе говорю я. — Послушай, пожалуйста. Мы будем в «Zeus Bar» в десять. Хорошо?
— Патрик, пожалуйста, — просит она. — Со мной все в порядке. Я просто хочу поговорить…
— Увидимся в девять или десять, когда хочешь, — говорю я. — Мне надо идти. Хэмлин с Макдермоттом на другой линии.
— Хорошо, — шмыгает она носом, и беря себя в руки, откашливается. — Встретимся там. Я правда изви…
Я перещелкиваюсь на другую линию. Там остался один Макдермотт.
— А где Хэмлин?
— Положил трубку, — отвечает Макдермотт. — Он придет в девять.
— Отлично, — бормочу я. — Ну, теперь я спокоен.
— Кто это был?
— Жанетт, — говорю я.
Я слышу слабый щелчок, потом второй.
— Это твой или мой? — спрашивает Макдермотт.
— Твой, — говорю я, — наверное.
— Подожди.
Я жду, нетерпеливо расхаживая по кухне из угла в угол. Макдермотт с щелчком возвращается обратно.
— Это Ван Паттен, — говорит он. — Я переключил его на третью линию.
Еще четыре щелчка.
— Привет, Бэйтмен, — орет Ван Паттен. — Дружище.
— Мистер Манхэттен, — говорю я. — Приветствую.
— А как правильно носить кушак? — спрашивает он.
— Я уже дважды отвечал сегодня на этот вопрос, — предостерегаю я.
Они вдвоем начинают говорить о том, успеет или нет Ван Паттен к девяти в «Kaktus», а я перестаю слушать голоса в телефонной трубке, вместо этого я с возрастающим интересом наблюдаю за крысой, которую я купил (мутант, возникший из унитаза, тоже у меня). Она сидит в новой стеклянной клетке, стоящей на кухонном столе, и пытается дотянуться тем, что осталось от съеденного кислотой тела, до навороченной системы Habitrail, чтобы попить из поилки, которую утром я наполнил отравленной минеральной водой Evian. Сцена кажется мне то ли слишком жалкой, то ли не слишком жалкой. Не могу решить. Опять звонит телефон, и этот звук выводит меня из бездумного бреда. Я прошу Ван Паттена и Макдермотта подождать.
Я включаюсь, выдерживаю паузу, потом произношу:
— Вы звоните домой Патрику Бэйтмену. Пожалуйста, оставьте сообщение после….
— О господи, Патрик, когда ты станешь взрослым, — стонет Эвелин. — Прекрати же. Ну зачем обязательно это делать? Ты действительно думаешь, что тебе это пройдет?
— Пройдет что? — простодушно интересуюсь я. — Моя самозащита?
— Что ты мучаешь меня, — дуется она.
— Милая, — говорю я.
— Да, — шмыгает она носом.
— Ты не знаешь, что такое мучения. Не знаешь, о чем говоришь, — толкую я ей. — Ты правда не знаешь, о чем говоришь.
— Я не хочу говорить об этом, — произносит она. — Где ты ужинаешь сегодня? — Ее голос смягчается. — Не поужинать ли нам в «TDK», скажем часиков в девять?
—Я ужинаю сегодня в «Harvard Club» один, — отвечаю я.
— Хватит дурачиться, — говорит Эвелин. — Я знаю, что ты ужинаешь в «Kaktus» с Хэмлином и Макдермоттом.
— А тебе это откуда известно? — спрашиваю я, не беспокоясь, что меня уличат во лжи. — И потом, это «Zeus Bar», а не «Kaktus».
— Я только что разговаривала с Синди, — говорит она.
— Я думал, что Синди собиралась на какое-то мероприятие насчет деревьев или кустов, — говорю я.
— Нет, нет, нет, — произносит Эвелин. — Оно на следующей неделе. Так ты не хочешь пойти?
— Погоди, — прошу я.
И возвращаюсь на линию к Крэйгу с Ван Паттеном.
— Бэйтмен? — спрашивает Ван Паттен. — Чем ты, блядь, занимаешься?
— Откуда, черт побери, Синди знает, что мы собираемся ужинать в «Kaktus»? — желаю я знать.
— Может, Хэмлин ей рассказал?, — гадает Макдермотт. — Не знаю. А что?
— Потому что теперь знает Эвелин, — говорю я.
— Когда, блядь, Вольфганг Пак собирается открыть ресторан в этом проклятом городе? — спрашивает нас Ван Паттен.
— Ван Паттен уже начал пить третью упаковку Forster's или все еще первую? — спрашиваю я Макдермотта.
— Тебя интересует, — начинает Макдермотт, — следует ли брать женщин или нет? Правильно?
— Нечто весьма быстро превращается в ничто, — предостерегаю я. — Вот все, что я имею в виду.
— Приглашать ли тебе Эвелин? — спрашивает Макдермотт. — Это ты желаешь узнать?