– В верхний город! – ярл не очень надеялся, что его услышат. – Кривой, крикни «Во внутренний замок,» ладно?
– В верхний замок, ладно? – крикнул тролль.
Его услышали (а те, что были в непосредственной близости, только что не попадали наземь). Горм принялся пробиваться к воротам внутренней стены, расположенным под углом от внешних ворот. Часть беженцев не последовала приказу спрятаться в замке перед началом переговоров, то ли боясь, что последние жалкие остатки их барахла будут украдены, если их оставить без присмотра, то ли по еще какой законченно тупой причине. Так или иначе, достаточное их количество решило вдруг все-таки отправиться в замок, создав шумную давку у входа в верхний город, вдоль главного пути к его воротам – Ряда Медоваров, и в путанице близлежавших улочек. Ярлу совершенно не хотелось прорубать путь через толпу, хотя с этим нежеланием боролось мрачное знание, что больше народа погибнет, если он этого не сделает. Горм попытался протолкнуться вперед, но далеко не продвинулся. Хуже того, какой-то старец, сослепу приняв его за одного из нападающих, кинулся на старшего Хёрдакнутссона с вилами, кои пришлось уполовинить.
– Кривой, иди сюда! – решил ярл. – Снимай шлем!
Горм наскоро обтер окровавленный меч о гриву, сунул его в ножны, спрыгнул с лошади, заодно наступив на ногу зловредному старцу, и одной рукой крепко взял кобылку под уздцы.
– Хан! – ярл похлопал по седлу и той же рукой прикрыл кобылке глаз. – Прыгай!
После некоторого раздумья, пес догадался, что от него требуется, прыгнул лошади на спину с того бока, где ее поле зрения было благоразумно ограничено Гормовой ладонью, и кое-как удержался наверху, перебирая всеми четырьмя лапами. Кобыла не понимала, что происходило, но на всякий случай решила побрыкаться. Пес чуть не слетел. Горм принялся успокоительно нашептывать в дергавшееся грязное ухо: «Спокойно, лошадка, все будет хорошо, скоро мы из тебя сварим замечательный клей, а шкурку пустим на коврик…» Услышав про клей, лошадь стала вести себя чуть приличнее.
От зрелища тролля и собаки верхом на лошади, толпа расступилась.
– Кривой, кричи что-нибудь!
– Что-нибудь! – гаркнул Кривой.
– Нет, лучше кричи «Жаба!»
– Жаба! Жаба! Жаба! Жаба, да! – внял совету тролль, обдав всех примерно в саженном полукруге перед ним слюной.
– Дорогу! Дор-ро-о-огу заготовщикам черни и варщикам шубного лоскута из Тролльхейма! – придумать ничего лучше Горму не удалось – помимо боли в боках, теперь его еще и мутило.
Ярл пошел быстрым шагом, ведя кобылу с одетым в кольчугу псом на спине в поводу. За ними косолапил простоволосый тролль с шлемом в одной руке и молотом в другой, продолжая выкрикивать «Жаба!» От невиданного зрелища, беженцы раздались по обе стороны Ряда Медоваров. К шествию сообразило примкнуть и несколько Гормовых дружинников. За Родульфом, вдобавок к переваленному через плечо молоту где-то раздобывшим копье с насаженной на него головой, толпа снова сомкнулась.
– Что с этими горюнами делать будем? – за раскрытыми створками внутренних ворот, с Гормом, помогавшим Хану спуститься с лошади, поравнялся Кнур.
С дальнего конца Ряда Медоваров раздались вопли, давление немытых тел увеличилось. Йормунрековы карлы, похоже, наконец заметили, что город за стенами не исчерпывается одной заваленной мусором и трупами площадью перед воротной башней. Из одной из улочек, примыкавших к главной, снова показался злокозненно упертый всадник в красном плаще, на этот раз, в сопровождении трех пеших дроттаров, немилосердно лупивших окружавших беженцев посохами.
– Ничего, – угрюмо отрезал Горм. – Арнгрим, Рунвид, затворяйте ворота!
На створки из тисовых брусьев с железными заклепками пришлось налечь не двум, а дюжине дружинников, но и тогда поток беженцев только сократился с четверых-пятерых в ряд до одного-двух. Ворота действительно начали закрываться, только когда дружинникам на подмогу пришли Кривой справа и Родульф слева.
– Хоть котеночка спасите! – скорее выдохнула, чем крикнула, прижатая толпой к одной из створок девочка, протянув внутрь ворот ручонку, державшую за шкирку маленькое, жалобно пищавшее существо. Кнур схватил девчонку повыше запястья и втащил ее вовнутрь вместе с котенком, заметив:
– Поди, последняя несъеденная кошка в нижнем городе.
Внутренние ворота наконец закрылись, и как нельзя вовремя – створки зажали пару копий и с тошнотворным – Горма вправду едва не вырвало – мокрым хрустом передавили руку с топором. Сверху, Арнгрим Белый и Снари опустили на крючья укрепленный сталью дубовый засов.
– Лучников на стену! – полным голосом отдавать приказы ярлу тоже было больно, но что поделаешь. – Соберите беженцев, кто покрепче, в цепочку, разбирать мостовую и подавать камни наверх!
Горм прикинул численный перевес нападавших – два к одному, если не больше. Впрочем, получись у скиллеборгской и остатков гафлудиборгской и йеллингской дружин достаточно долго удержать внутреннюю стену и не дать Йормунреку отрезать путь к гавани, этот перевес не давал нападавшим никакого очевидного и немедленного преимущества, хотя следовало вспомнить, что у братоубийцы из Свитьи всегда была в запасе пара-тройка каких-нибудь йотунских вывертов…
– А ну, посмотри на меня! – Щеня остановил уже собравшегося было лезть на стену Хёрдакнутссона.
Сам знахарь находился далеко не в лучшем виде – что-то оставило множество прорех в его свите, ее рукава, как и Щенины руки, были перемазаны кровью, шлем потерян, рыжие лохмы посыпаны не то пеплом, не то известкой.
– Зачем это?
– Зрачки вроде одинаковые. Не тошно?
– Конечно, тошно, лопоухая твоя морда! Только что пол-крепости потеряли! – ответил Горм по-венедски. – Ну что, жить буду?
– Будешь, и препохабно, – знахарь удовлетворился ответом. – Знаешь, как говорят – что тебя не убьет, до полусмерти точно замучает.
С такими словами, Щеня сунул Горму какой-то длинный предмет, завернутый в кожу, и уже пошел было призревать следующего болящего, но ярл потянул его за мокрый и липкий рукав:
– Что с конунгом и другими у ворот?
– У конунга разбита голова, череп треснут, и сломаны ребра. Аббе, Гримульф, Бьорн, Торир – всех навья сила взяла, – Щеня сплюнул через плечо. – Аббе и Бьорн прикрыли Бейнира, как почуяли черную волшбу.
– Конунг в себе?
Знахарь отрицательно покачал головой.
– А когда очнется?
Щеня задумался.
– Скажем так. Может, Кром его призвал к красно-золотому чертогу, как водителя дружин, может, Яросвет к белому, как мудреца-родомысла и хранителя вежества, но если сами боги Бейнира не пошлют обратно, там в горней яви он и останется. Так что тебе осадой верховодить.
– Мало было печали, – пробормотал Горм и полез на стену по деревянной лестнице, в то время как Хан сел, высунув язык, у ее подножия.
Как и следовало ожидать, нижний город уже горел в нескольких местах, время от времени, из домов и с улиц раздавались ни о чем хорошем не извещавшие крики, но изрядная часть внешней стены по-прежнему держалась против Йормунрека, включая одну из южных башен с камнеметом. Ярл развернул кожу Щениного свертка и увидел зрительную трубу с оборванной цепочкой. Бронзовое кольцо с узкой стороны трубы было выщерблено, меньшее из стекол треснуто, но в прибор кое-как все-таки удалось разглядеть, как ватажники на башне вчетвером опустили в ложку камнемета бочонок со смолой и отступили. Пятый поджег фитиль из пеньки, вымоченной в растворе селитры и затем осторожно просушенной, и дернул за железное кольцо, освобождавшее ход рычага. Многократно свитые турьи или воловьи жилы повернули тисовый брус с ложкой на конце, он ударился о перекладину, и бочка описала дугу в небе, оставляя слабый дымный след. Горм не увидел ее приземления, но сильно надеялся, что она упала на голову какому-нибудь жрецу Одина.
В конце Ряда Медоваров, примыкавшем к воротам, валялась пара десятков трупов беженцев – эти отбегались, остальные, как и положено еще живым беженцам, разбежались. Один Йормунреков дружинник стоял, прислонившись к створкам, несмотря на недостачу примерно трети черепа, снесенной булыжником со стены. Ярлу вспомнились собственные и Кнуровы подозрения о беспокойных покойниках на службе у Йормунрека, потом Горм увидел руку, зажатую в воротах, и слегка успокоился: «Вот уж чей день вышел хуже, чем мой. Пока.» Серый жеребец и красный плащ виднелись на довольно почтительном расстоянии, на перекрестке с Восточной улицей, называвшейся так не по причине ее направления, а из-за нескольких лавок, где обычно продавались товары с востока.
Старший Хёрдакнутссон повернул кольцо зрительной трубы. Внутри прибора что-то жалобно скрипнуло, и перед взором ярла предстало (естественно, вверх ногами и с трещиной поперек) частично скрытое полузабралом шлема и тенью, но подозрительно полузнакомое, лицо всадника в стальных доспехах. Он что-то объяснял своим спутникам – дюжине отлично снаряженных пеших воинов и четырем дроттарам.
