– Я понимаю, о чем ты. На самом деле, так не бывает, да?
– Я знаю, как это делается.
– Сама разобралась?
– Ага. На самом деле, ничего сложного. Здесь главное – цвет. Я пока не очень умею работать в цвете, но я учусь.
– Ты постоянно чему-то учишься.
– А ты – нет?
– Ну, я знаю только, что почти ничего не знаю.
– Это высшая форма знания.
– Мне важнее профессия.
– И то правда…
Я обожаю, когда она употребляет в речи американские выражения и словечки.
Кроме красного кресла, журнального столика и маленького картотечного шкафчика, в комнате больше ничего нет. Только – ковры и подушки, разбросанные по полу. Я сажусь на ковер, привалившись спиной к стене.
– Хорошо тут у тебя.
– Ты такой милый любезный гость.
– Вполне подходящая пусковая установка для нашего приключения.
– Ты уже думал над предложением?
– Не, пока нет.
– Ты не думал?!
Она выходит в соседнюю комнату. Мне видно через перегородку, что она роется в какой-то сумке.
– Ну, то есть, не то чтобы я не думал совсем. Есть у меня пара мыслей. Но по-настоящему я буду думать потом. А пока что я просто радуюсь. Это так хорошо, когда… есть, чем заняться. Я знаю, у нас получится. В смысле, работы. И отдохнем тоже неплохо, правда? Это как чудо…
– Правда? Я тоже об этом думала. – Она возвращается и садится в кресло. – Как будто он – Господь Бог. Который явился к нам и создал нам все условия для самовыражения… если, конечно, у нас получится. Если мы справимся. Я даже думаю, может, он с нами играет. Как с шахматными фигурками. – Она аккуратно высыпает кокаин из крошечной темно коричневой баночки на обложку книги по композиции.
– На самом деле, его побуждения меня мало интересуют. Мне кажется, ты от него в восторге, а я отношусь к нему ровно, без всяких эмоций.
– Это вполне предсказуемо.
– Что именно: что мне так кажется, или что ты от него в восторге?
– И то, и другое.
– Я не хочу сейчас спорить.
– Я тоже.
Она предлагает мне книгу и обрезанную соломинку для питья. Я вдыхаю пары от желтовато-белых дорожек. Они слегка отдают кошачьей мочой – от одного только запаха у меня начинается учащенное сердцебиение. Я кладу книгу на пол, наклоняюсь над ней и занюхиваю половину дорожки в одну ноздрю, и половину дорожки – в другую.
– Ух ты, чистый… а можно воды?
Она кивает в сторону кухни, я отдаю ей книгу, поднимаюсь на ноги, иду на кухню, набираю из-под крана холодной воды, возвращаюсь в гостиную и опять сажусь на пол. Достаю сигареты, закуриваю. Вторая дорожка осталась нетронутой.
– Знаешь, Крисса, когда я думаю об этом деле, я себя чувствую обновленным. Во мне все бурлит от избытка сил. Причин много, но главная – это ты… – Я смотрю ей в глаза, и она не отводит взгляд. – Это такая вещь, о которой, наверное, лучше вообще не задумываться, но знаешь… у меня ощущение… как будто мы – глина в руках у скульптора. Даже не так… не глина… я не знаю, как это объяснить. Мы, какие мы есть, и какие-то внешние обстоятельства, и Джек с его предложением, со своими задумками… все это соединилось, и получилось вот это… что-то волшебное. Да, волшебное. Преображение. Новое сотворение. Обоюдный процесс. Джек творит нас, мы – его. Как химическая реакция, как вулкан или что-то подобное – все элементы воздействуют друг на друга, и вдруг получается что-то новое. Что-то новое в мире, и от этого мир обновляется. Он уже не такой, как раньше. Все это изначально предназначалось для нас. Потому что мы – это мы. Это все не случайно. Ты понимаешь, о чем я?
В носу все онемело от кокаина, и я чувствую его привкус на задней части языка, где он как будто заледенел. Я себя чувствую великолепно. Я неуязвим. Я быстр и прозрачен, как горный ручей.
– Ты сама-то как думаешь, мы теперь сможем начать все по-новой? Мы справимся с этим заданием? Вместе?
Брр. Вот как она на меня влияет. Честно сказать, я не думал, что смогу об этом заговорить.
– Ну, во-первых, придется справиться. Мы оба – взрослые люди, и уважаем друг друга, и мы оба заинтересованы в том, чтобы у нас получилось, правильно?
Сердце сжимается у меня в груди. Скручивается в трубочку. Но вот кровь приливает горячим потоком, и сердце снова в порядке.
– Крисса, скажу тебе честно: я тебя люблю. – Блядь, это еще с какого перепугу? Сердце колотится, как сумасшедшее; в горле – ком, как бывает, когда выскажешь вслух самую сокровенную правду, и я вдруг себя чувствую, как идиот. Как один из моих фанатов, которых мне всегда было жалко. – Всегда любил. – Мир застыл в тишине. Мир замер. – Ну, может быть, не всегда… я знаю, считается только то, что ты делаешь. А говорить можно все, что угодно. Но и когда тебя не было рядом, ты всегда была со мной. Была и есть. Даже когда я забываю об этом. И это не важно, что происходит на внешнем уровне: вместе мы или нет. Потому что я тебя встретил, потому что ты есть, потому что ты всегда со мной – и никто, даже ты, тебя у меня не отнимет. Это неприкосновенно. Это останется навсегда. Насовсем. Я… я не знаю, как это сказать… Я живу. Я живой. И ты – со мной. Во мне. Может быть, это обычное совпадение, что это случилось с тобой – с тем человеком, который сидит сейчас рядом со мной и выслушивает мои излияния… а может, это вообще не относится к делу. Но я согласен на все. Я без понятия, что происходит, я не знаю, что это значит, я понимаю, что все, что я говорю -полный бред, совершенно бессмысленный… я не знаю, чем все это закончится и к чему приведет, но я за это возьмусь. Потому что другого мне просто не нужно. Черт. – Надо заткнуться, пока не поздно. Лучше не углубляться в опасную зону. Тем более, что в глазах у нее дрожат слезы, а я даже не знаю, правду я говорил или гнал, но в любом случае, это был монолог клинического дебила.
Я встаю, подхожу к ней, поднимаю ее с кресла и прижимаю к себе. Она не отпихивает меня. Она замирает в моих объятиях, словно все это – по-настоящему. И это действительно по-настоящему. Потому, что она принимает все как настоящее. Может быть, я за это ее и люблю. Так люблю… Ведь люблю же? Знать бы еще, что это значит – «любить».
– Прости меня, – шепчу я ей на ухо, отчаянно пытаясь понять, правду я говорю или нет, и убедиться, что все-таки правду. – Я не хотел врать и обманывать, но у меня ощущение, что я сделал что-то не то. Я не собирался тебя грузить… давить на какие-то чувства… слушай, может быть, мы приляжем?
Она дает мне уложить себя на ковер. Мы лежим на полу, тесно прижавшись друг к другу. Она уткнулась лицом мне в грудь, я обнимаю ее за плечо. Мы оба молчим, и в этой пронзительной тишине мне вдруг хочется плакать, но слез нет, все слезы давно уже высохли – и крик рвется из горла, беззвучный крик, который заперт во мне на всегда, но я замечаю его только в такие редкие моменты, как бы выхваченные из времени, и мы вроде бы вместе, но нас разделяет невидимая преграда, и это уже – очень много, но все равно этого мало. Я целую ее, и она отвечает на поцелуй. Все это длится буквально секунду, безумный миг. А потом – обрывается. Она садится и отпивает воды из стакана, который стоит на полу. Вид у нее усталый.
– Билли, давай не сейчас… нельзя превращать эту поездку в банальный любовный роман. Может быть, я люблю тебя. Может быть, не люблю. А может, и разницы никакой нет. – Она смеется, и я тоже смеюсь. Потому что все это похоже на какой-то дурацкий фильм. – Я тебя знаю. И знаю, что ты никогда своего не упустишь. Я не имею в виду, что ты – обманщик или притворщик. Но ты такой, какой есть. И просто не можешь с собой совладать. Мне иногда даже кажется, что Джек все это предусмотрел. Знаешь, в нем есть что-то дьявольское.
Я сажусь, привалившись спиной к стене.
– Джек идет на хуй. Ну ладно. Согласен. Ты во многом права. Я, кстати, пытался сказать то же самое. Но даю тебе слово: теперь все изменится… А может, и нет. Может быть, это я размечтался от полноты чувств. Но мне надоело так жить, я устал от себя… от того, что я делаю… и это правда…
– Хорошо, я тебе верю. А то, что ты делаешь… я же знаю, что ты готов соблазнить любого, с кем ты хотя бы на полминуты сможешь забыть о том, как ты себя ненавидишь.
– Ты же знаешь, что с тобой все иначе. То, что сейчас между нами произошло – это совсем другое. Хотя бы это ты у меня не отнимай.– Не надо мне было этого говорить. Такой жалобный голос – самому противно.
– То, что сейчас между нами произошло, не должно занимать наше внимание. У нас есть другие дела.
В данный момент мое внимание занято дорожкой порошка, которая так и осталась на книге на столе. Я себя чувствую, как шалопай-школьник, которого выбранила учительница, что – как это чаще всего и бывает, – не способствует исправлению моего далеко не примерного поведения, а, наоборот, толкает меня на очередную хулиганскую выходку.
Я говорю:
– Может быть, уберешь этот кокс? Чтобы глаза не мозолил.
Похоже, мы оба удивлены.
– Ладно, как скажешь.
Я, честно, не знаю, что меня дернуло. Наверное, хотелось произвести на нее впечатление. Но – не знаю.
