Зажав в руке бутылку, Коротышка Рыбалка в Америке вкатывался в них, как в стаю голубей, и начинал громко ругаться на фальшивом итальянском.
— Тра–ла–ла–ла–ла–ла–Спа–гет–тиии!
Помню, как Коротышка Рыбалка в Америке валялся в отключке на площади Вашингтона прямо перед памятником Бенджамину Франклину. Он выпал из коляски лицом вниз и так лежал, не двигаясь.
Громко храпя.
Над ним, словно башенные часы, возвышалось со шляпой в руке железное воплощение Бенджамина Франклина.
Коротышка Рыбалка в Америке лежал у его ног и пускал по траве волну, как мощный вентилятор.
Как–то мы с друзьями завели разговор о Коротышке Рыбалке в Америке. Мы решили: самое лучшее, что с ним можно сделать, — это запаковать в большой посылочный ящик, сунуть туда пару коробок вина и отправить Нельсону Олгрену.
Не зря же Нельсон Олгрен писал о Железнодорожном Коротышке — это герой «Неоновой Пустыни» (который в главе «Лицо на полу бара») — и истребителе Дова Линкорна в «Прогулке по дикой земле».
Мы решили, что Нельсон Олгрен найдет Коротышке Рыбалке в Америке подходящее применение. Например, построит музей. Коротышка Рыбалка в Америке станет первым экспонатом знаменитой на весь мир коллекции.
Мы заколотим его в посылочный ящик и прилепим этикетку.
Содержимое:
Коротышка Рыбалка в Америке
Специальность:
Алкаш
Адрес:
Д/В Нельсону Олгрену
Чикаго
На каждой стороне ящика будут таблички с надписями: «СТЕКЛО / ОСТОРОЖНО / НЕ КАНТОВАТЬ / НЕ ПЕРЕВОРАЧИВАТЬ / ВЕРХ / С АЛКАШОМ ОБРАЩАТЬСЯ КАК С АНГЕЛОМ»
И Коротышка Рыбалка в Америке, сипя, блюя и матерясь, полетит в своем ящике через всю Америку — из Сан–Франциско в Чикаго.
И Коротышка Рыбалка в Америке будет орать, не понимая, что происходит:
— Где я, черт подери? Я не вижу как бутылку открыть! Кто выключил свет? Ебал я ваш мотель! Я хочу ссать! Где ключи?
Нам нравилась эта идея.
Через несколько дней после того, как мы строили планы насчет Коротышки Рыбалки в Америке, в Сан–Франциско пошел сильный дождь. Ливень вывернул улицы, словно пересохшие трахеи, а на работу я бежал, перебираясь через раздутые канавы, в которые превратились перекрестки.
За стеклом филиппинской прачечной я заметил Коротышку Рыбалку в Америке. Он сидел в своей коляске и таращился в окно сквозь закрытые веки.
На лице его застыло умиротворенное выражение. Он выглядел почти как человек. Наверное он спал, а мозги в это время полоскались в стиральной машине.
Шли дни, и мы больше не заговаривали о том, чтобы отправить Коротышку Рыбалку в Америке Нельсону Олгрену. Было не до того. То одно, то другое. Так мы и упустили эту блестящую возможность, потому что Коротышка Рыбалка в Америке вскоре исчез.
Возможно, несчастного пердуна подобрали на улице и, в наказание за какой–то грех, отправили в тюрьму — или в дурку, чтобы слегка подлечить от алкоголизма.
А может Коротышка Рыбалка в Америке покатился на своей коляске в Сан–Хосе, громыхая по дороге железом со скоростью четверть мили в час.
Я так и не узнал, что с ним стало. Но придет время, и он вернется в Сан–Франциско умирать — почему–то я в этом уверен.
Коротышку Рыбалку в Америке похоронят на площади Вашингтона рядом с памятником Бенджамину Франклину. Мы поставим его коляску на высокий серый камень и напишем:
Коротышка Рыбалка в Америке
Стирка 20с
Сушка 10с
Вечная память
ГУБЕРНАТОР
ДВАДЦАТОГО ВЕКА
Лондон. 1 декабря 1887 года; 7 июля, 8 августа, 30 сентября, один из октябрьских дней и 9 ноября 1888–го; 1 июня, 17 июля и 10 сентября 1889–го…
Маскировка была превосходной.
Его никто никогда не видел, кроме, естественно, жертв. Они видели.
Кто мог предположить?
Он надевал костюм рыбалки в Америке. Он носил горы на рукавах и синиц на воротнике рубашки. Чистая вода омывала лилии, оплетавшие шнурки его ботинок. В кармане его жилета квакали лягушки, а воздух вокруг наполнялся сладким запахом спелой малины.
Он одевался в костюм рыбалки в Америке, чтобы скрывать от мира свою истинную наружность и совершать по ночам убийства.
Кто мог предположить?
Никто!
Скотланд–Ярд?
(Пф!)
Они копались в дорожной пыли за сто миль от нужного места, нарядившись в шляпы ловцов камбалы.
Никто никогда ничего не узнал.
О, зато теперь он губернатор двадцатого века!
Бритва, нож и гавайская гитара — его любимые инструменты.
Конечно — обязательно гавайская гитара. Кому придет в голову, что ею, словно плугом, можно пропахивать кишки.
«Кстати о дефекации: в своем послании, столь подробном, когда дело касается любых других тем, ты обходишь этот вопрос молчанием при том, что достаточно живо описываешь процедуру мочеиспускания под открытым небом. Я считаю это серьезным упущением с твоей стороны, поскольку уверен, ты не забыл, какой глубокий интерес я питаю к процессу испражнения на свежем воздухе. При первой же возможности, будь добр, меня интересуют многие детали. Глубина траншеи, распорки, рогатины, скорость падения, количество (если имеются) отверстий, удаленность ягодиц от паразитов и/или вкладов предыдущих клиентов.»
Из письма друга.
Овцы. Все пропахло овцами у Райского ручья, но самих овец я не видел. Я ловил рыбу недалеко от лесничества, у огромной статуи, возведенной в честь Общества Охраны Природы.
Двенадцатифутовый мраморный юноша направлялся по утреннему холодку к нужнику, над дверью которого имелась классическая прорезь в форме полумесяца.
Никогда уже не вернутся 30–е годы, но башмаки юноши промокли от росы. Такими они и останутся в мраморе.
Я сделал шаг в сторону и влез в топь. Мягкий ручей размазывался по траве, как медвежий понос. Ловить рыбу оказалось трудно. Утки подпрыгивали и взлетали в воздух. Взрослые кряквы и их отпрыски, похожие на бутылки эля «Райнер».
Кажется, я видел вальдшнепа. Клюв у этой твари был такой формы, как если бы кто–то сунул пожарный кран в точилку для карандашей, потом приделал его птице и отправил ее летать — с единственной целью произвести на меня впечатление.
Я медленно пробирался сквозь топь, и через некоторое время ручей вновь обрел мускулатуру — самый сильный Райский ручей в мире. Я ушел так далеко, что теперь видел овец. Сотни.
Все пропахло овцами. Одуванчики стали теперь больше овцами, чем цветами: лепестки отражали густую шерсть, а колокольчики звенели желтым цветом. Но сильнее всего пахло овцами солнце. Когда оно пряталось за облака, запах утихал, словно кто–то подкручивал регулятор стариковского слухового аппарата, но стоило солнцу выглянуть опять, запах гремел, как грозовые раскаты в чашке кофе.
Вечером овцы переходили ручей неподалеку от того места, где болтался мой поплавок. Они шли так близко, что тени закрывали наживку. Я, можно сказать, ловил рыбу из–под их задов.
КАБИНЕТ
ДОКТОРА КАЛИГАРИ[22]
Когда–то я изучал водяных клопов. Я хорошо помню тот детский ручей, у берегов которого я исследовал грязные лужи, оставленные зиме Тихим океаном. Это была моя курсовая.
Учебниками мне служила пара грубых кожаных башмаков с зелеными резиновыми страницами. Аудитории располагались на берегу ручья. Там происходили важные события; хорошие события происходили там же.
Иногда я экспериментировал с разложенными по грязи досками, которые давали мне возможность заглянуть в глубину, но вода в ней всегда оказывалась гораздо хуже, чем у берега.
Водяные клопы были так малы, что мне приходилось погружать свое зрение в лужу, словно утонувший апельсин. Есть какая–то романтика в плывущих по воде плодах — в яблоках и грушах на поверхности рек и озер. Первые несколько минут я не видел вообще ничего, но постепенно водяные клопы оживали.
Белый клоп, зажимая подмышкой газеты, удирал от зубастого черного; двое других белых играли у окна в карты; четвертый белый смотрел куда–то вдаль, держа у рта губную гармошку.
Мое школярство продолжалось до тех пор, пока не пересохли лужи, и тогда я нанялся собирать вишни по два с половиной цента за фунт в старом саду, росшем вдоль горячей пыльной дороги.
Вишневым начальством у нас была женщина средних лет, настоящая оки[23] Ее звали Ребел Смит, она носила дурацкий комбинезон, а у себя в Оклахоме когда–то гуляла с красавчиком Флойдом[24] «Помню, однажды вечером красавчик подрулил ко мне на машине. Я тогда выбежала на крыльцо.»
Ребел Смит курила, показывала работникам, что надо делать, расставляла их у деревьев и записывала все в тонкий блокнот, который доставала из кармана рубашки. Сигареты она докуривала только до половины, а бычки бросала на землю.
