Из «Энциклопедического словаря»
Изд. Брокгауза и Ефрона,
т. XIX, СПб., 1900
зяслав (Димитрий) Ярославич, великий князь киевский — старший сын Ярослава I, великий князь киевский; род. в 1024 г. При жизни отца княжил в Турове. По завещанию Ярослава ему достался киевский стол и старшинство между князьями. По-видимому, И. не был любим киевлянами. В 1068 г. половцы стали грабить Южную Русь; киевляне обратились к И. с просьбой выдать им оружие. И., вероятно, не доверяя киевлянам, отказал им. Тогда они возмутились, освободили из темницы пленного полоцкого князя Всеслава и провозгласили его своим князем. И. бежал в Польшу и через семь месяцев с польским войском, под предводительством Болеслава, вернулся. Всеслав вышел против него с киевским ополчением, но с дороги тайно от войска бежал в Полоцк. Тогда киевляне обратились к братьям И., Святославу и Всеволоду, с просьбой помирить их с князем. И., хотя и послушался братьев, но послал в Киев сына Мстислава, который виновников изгнания И. перебил, частью ослепил. Неудивительно, что когда И. поссорился с братом Святославом Черниговским, и последний вместе с Всеволодом пошёл на него, киевляне не оказали поддержки вёл. князю. И. должен был вторично бежать. На этот раз ему пришлось искать пристанища в Германии у имп. Генриха IV, но император не мог оказать ему поддержки, не помог и папа Григорий VII, к которому И. посылал сына. Только в 1076 г., когда умер княживший в Киеве Святослав, и его место занял Всеволод, И. с польскими войсками пошёл на Киев. Всеволод добровольно вступил с ним в соглашение, отдал ему Киев, а себе взял Чернигов. И. погиб в борьбе с изгоями. Сын Святослава, Олег, и сын Вячеслава смоленского, Борис, не получившие от дядей уделов, бежали в Тмуторокань, а в 1078 г. привели половцев и выгнали из Чернигова Всеволода. Тот обратился за помощью к И. Недалеко от Чернигова на Нежатиной Ниве встретились войска И. и Всеволода с войсками изгоев. Произошла битва, в которой и был убит И. (3 окт. 1078 г.). Тело его погребено в церкви пресвятой Богородицы.
Росоховатский Игорь
Изгнание Изяслава
"...Людье кыевскии прибегоша
Кыеву, и створиша вече на
торговищи, и решл, пославшеся ко
князю: "Се половци росулися по
земли; дай, княже, оружье и кони,
и ещё вьёмся с ними." Изяслав же
сего не послуша..."
"Повесть временных лет" под 6576 годом (1068 год)
а полном скаку всадник вылетел на гребень холма и резко натянул поводья. Конь вздыбился.
Всадник смотрел из-под ладони на лежащий в долине город, на расписные терема, на крыши домов, на отвоёванные у степи зелёные полоски полей. Вся эта жизнь была не понятна ему, кочевнику и воину. Зачем людям строить города? Зачем целыми днями гнуть спины под палящим солнцем, заботясь о пропитании? Сын степей, он любил простор и пустоши, где много дарового корма для коня, где можно промчаться разрушительным ураганом, убить чужака, схватить добычу и спустя мгновение растаять в бескрайности.
Раскосые рысьи глаза воина жадно ощупывали раскрывшуюся перед ним картину. Он знал: там, за каменными стенами, много сытной пищи, блестящих звякающих вещиц, женщин и выносливых мужчин, которых можно сделать рабами. Они будут пасти табуны, исполнять всю работу. И люди его племени смогут отдыхать и веселиться, их пальцы не будут успевать очищаться от жира.
Пьянящ кумыс великих надежд, и горька полынь разочарования. Воин помнит, как умеют сражаться непонятные русичи. Они подобны трудолюбивым муравьям, когда спокойны. Они напоминают бушующую реку, когда разгневаны.
Но старые и мудрые воины говорят, что иногда в их князей вселяются боги безумия и раздоров. Тогда воины-русичи уничтожают друг друга, оставляя свои дома и своих женщин без защиты. И степь надвигается на города и селения, копыта коней вытаптывают полоски полей, ковыль прорастает на развалинах храмов.
Степь ждёт этого часа...
ПУСТЬ НЕ ДОЖДЁТСЯ!
Шесть человек продирались сквозь густые приднепровские заросли. Двое передних прокладывали дорогу, один из них держал наготове копьё для метания - сулицу. Его мягкая поступь напоминала поступь крадущегося барса. То и дело он подавал знак ватажникам - замрите! - опускался на землю, прижимался к ней ухом, слушал... Мошкара садилась на его лицо, и он досадливо отмахивался.
Здесь, у Днепра, от самого Подолия раскинулось киевское перевесище[1]. Между деревьями развешаны сети-перевесы для ловли птиц - тонкие, но прочные, сплетённые из конского волоса. На них ловчие разложили веточки с вкусными ягодами, насыпали зерно на листья.
Ветер не мог пробиться сквозь зелёные стены. Здесь было душно, тепло, сыро, над прелью трав и прошлогодней листвы стлался туман. Тонкие лучи света были подобны стрелам, застрявшим в зарослях.
Деревья стояли недвижно, и недвижно висели сети: скоро ли добыча?
Старый ворон на ветке склонил набок голову и с любопытством наблюдал за людьми. Кого поразит копьё? Жертва невидима, и некого предупредить об опасности хриплым карканьем.
Ещё шевелились ветви на том месте, где скрылись ватажники, а из-за столетнего дуба показался парень в лаптях-лыченицах. Был он сухощав, ростом невысок. Глаза зеленоваты, любопытны, длинный нос слегка свернут набок. В руке парень держал сыромятный ремень с гирькой на конце.
Он уже давно наблюдал за ватажниками и спрашивал себя: кто такие? Может быть, тайно охотятся в княжьих владениях? Но на дереве мелькнул рыжий хвост белки, в кусты шмыгнула лиса, а они не обращали на дичь никакого внимания. И оружие у них - не только луки и копья, но дубины и мечи. С таким не охотятся ни на зайца, ни на вепря.
Так они двигались ещё с полверсты: впереди - шесть незнакомцев, за ними - парень. Заросли кончились, началось редколесье. Внезапно головной ватажник подал знак, и все шестеро укрылись в кустах. Впереди послышался шум. Между деревьями замелькали зелёные шапочки ловчих, а затем показался и сам киевский князь в сопровождении бояр. На Изяславе, сыне Ярослава Мудрого[2], был простой зелёный плащ, застёгнутый на правом плече серебряной фибулой[3] в виде розы. Ближайший к князю боярин нёс колчан с костяными накладками, из которого выглядывали стрелы: острые - на вепря и волка, тупые - чтобы не попортить пушистого меха - на белку и бобра.
- Княже, здесь головники[4]! - послышался крик, и парень в два прыжка очутился рядом с князем. Он успел толкнуть Ярославича в сторону. И стрела, выпущенная вожаком ватаги, хищно просвистела в воздухе, но не нашла добычи.
Тут только бояре и ловчие опомнились, одни бросились к князю, другие - преследовать нападавших. Но ватажники успели скрыться в лесу.
Князь опустил свою руку на плечо спасителю.
- Кто ты? - спросил Ярославич.
Парень весь напрягся под княжьей рукой, молвил несмело:
- Называют Пустодвором, княже-господине. В уноках[5] я у кожемяки Славяты.
- Чего хочешь? Проси.
У парня дыхание перехватило от неожиданной радости, в памяти, как сполохи, возникли видения. Неужели свершится давняя детская мечта и оденут его в яркие, украшенные серебряными застёжками одежды, а сам великий киевский князь одарит его милостью? Значит, и вправду настал чудесный день! Он едва справился с волнением и проговорил:
- Дозволь, господине, называться не Пустодвором, а тёзкой твоим, Изяславом. Будут враги грозить твоей жизни - отдам взамен свою.
Растрогала князя восторженная любовь, которую он почувствовал в словах Пустодвора. "Видать, правду монахи молвят. Любит меня люд, простая чадь". Радостно стало Изяславу, привлёк он парня к себе:
- Будет так, как просишь. Пойдёшь на мой двор? Воином станешь, отроком[6].
Парень опустился на колени, схватил руку Ярославича, положил её себе на голову:
- Володей моей жизнью, господине!
Он так смотрел на князя, что Ярославичу подумалось: "А ведь скажи ему: на смерть пойди! - и пойдёт не раздумывая. Молодой, горячий. И я таким же был..."
И вспомнилось невесть что, как однажды играл с братьями во дворе, а к ним с лаем помчался огромный лохматый волкодав, которого боялись и взрослые.
Тогда он, Изяслав, схватил палку и бросился братьев защищать. Они стояли ни живы ни мертвы: на лицах - ни кровиночки, - да и он сам, верно, выглядел не лучше. Оттого и подбежавшая мать озабоченно спросила:
