Валерий Воскобойников - Великий врачеватель

О тех, кто первым ступил на неизведанные земли. О мужественных людях — революционерах,

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.

О тех, кто проторил пути в науке и искусстве,

Кто с детства был настойчивым в стремленьях И беззаветно к цели шел своей.

Валерий Воскобойников

■ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Тысячу лет назад в Бухаре жил гениальный человек по имени Абу Али Хусайн ибн-Абдаллах ибн-Хасан ибн-Али ибн-Сина.

Это длинное имя кажется странным, как и многие восточные имена того времени,, хотя на самом деле все в этих именах просто. Немного позже станет ясен смысл его имени.

Кто он — Ибн-Сина? Врачи говорят, что он великий врач.

Нет, он известный астроном, математик, — скажут математики.

И большой поэт, писатель, — скажут литераторы,

Он ведь теоретик геологии, — скажут геологи,

И теоретик музыки, — скажут музыканты.

И философ, — скажут философы.

И все они будут правы.

Кто же он — вечный скиталец, то главный министр, везир, то брошенный в заключение, в замок?

Почему через сто с небольшим лет после его смерти по приказу религиозных фанатиков в Багдаде на главной площади горят философские книги Ибн-Сины?

А еще через несколько сотен лет в Европе после изобретения

печатного станка сразу после Библии печатают огромные пять томов «Канона врачебной науки». И автор их — Ибн-Сина. «Авиценна» — так в Европе произносят его имя.

Мусульманские библиотеки бережно сохраняют его книги, и редким людям разрешено прикасаться к ним. О многих книгах мы знаем лишь понаслышке. Переписчики старательно переписывали книги Ибн-Сины. На печатных станках множили их в разных странах Европы, переводили на разные языки.

В Средней Азии рассказывают и поют о нем легенды.

В 1980 году все люди на земле празднуют тысячелетие со дня его рождения.

Кто же он — этот человек, Ибн-Сина?

Детство и юность

«А когда родится у тебя сын, то первое — это дай ему хорошее имя», — учили в то время все книги о воспитании.

Молодому Абдаллаху нравилось имя Хусаин. И жене его Ситоре-бану тоже нравилось это имя. И давно уже было решено — первого сына назвать Хусаин.

А можно дать и кунью — почетное прозвание. Так поступали в благородных домах. «У моего мальчика обязательно будет свой сын! — смеялся Абдаллах. — Так пусть же не мучается мой мальчик Хусайн. Я уже дал имя его будущему сыну — Али». А про себя думал: «Ну, конечно же, в честь праведного халифа Али». Кунья сына будет Абу Али, что значит отец Али. А потом пойдет само «исм» — имя Хусайн, а потом, присоединенное через арабское «ибн» — сын, имя отца, а потом имя деда, прадеда, прапрадеда.

И новорожденного ребенка, отважного крикуна, радость семьи, уже звали так: отец Али, Хусайн сын Абдаллаха, сына Хасана (так звали деда), сына Али, сына Сины.

Радовался молодой Абдаллах. По десять раз в день бегал он на женскую половину, где лежала счастливая жена его Ситора (что значит «Звезда»), где познавал первые приметы мира маленький Хусайн.

И как ему, Абдаллаху, было знать, что напрасно он выдумал эту затею со вторым именем. Не будет у Хусайна сына. И семьи у него своей не будет. А станет скитаться он всю жизнь по караванным путям от города к городу, от правителя к правителю.

Но это потом. А пока улыбается радостный Абдаллах.

И было это в сентябре девятьсот восьмидесятого года.

Маленький Хусайн родился накануне самого большого праздника — Михраджана. Этот древний праздник наступал осенью, когда сухая пыльная жара постепенно слабела. Все дарили друг другу подарки, двор и армия получали зимнюю одежду. Народ выбрасывал в этот день старые, засалившиеся ковры, подстилки, разную ветхую утварь. Надевали новое, красивое, купленное заранее, сбереженное в сундуках.

«Как обновляется все вокруг, так обновилась и жизнь моя, — думал Абдаллах. — Только человек, произведший на свет сына, может считаться по-настоящему взрослым, зрелым. Теперь у меня начнется новая жизнь».

Это удивительно, как много может запомнить маленький человек, если он умеет уже говорить и думать.

В женской половине у матери пахло тонкими душистыми маслами. А в мужской половине — кожами и потной лошадью, это когда возвращавшийся из поездок отец обнимал сына, прижимал его крепко.

Если тихий ветер пролетит сквозь куст джуды, который растет во дворе, проскользнет в дом, то ветер этот

будет пахнуть остро и сладко, почти как душистые масла которые привозит отец в подарок маме из Бухары.

Отец часто уезжает по делам. Он важный человек. Он управляет селением Рамитан. Это одно из самых больших бухарских селений. Отец еще молодой, и в его годы мало кому доверяют управлять такими селениями.

...Однажды Абдаллах проезжал через маленькое сельцо Афшана. Оно было близко от Рамитана. Афшану окружали сухие голодные земли, отданные в надел студентам высшей духовной школы. Это селение Афшана давно бы могло заглохнуть, если бы не «святая» соборная мечеть, построенная когда-то полководцем арабских завоевателей Кутайбой.

Каждое большое село мечтало о соборной мечети. Если есть мечеть, село может называться городом. Но редкому селу разрешали строить мечеть. А вот Афшане повезло. В Афшану приходили молиться даже из Бухары.

Проезжая через это село, Абдаллах слез с коня для какой-то мелкой надобности. Внезапно он услышал красивый голос девушки. Он даже слов почти не слушал в тот первый раз, только голос. Потом, когда он ехал на коне своем дальше, он вспомнил и слова и удивился, какие они были разумные.

На другой день Абдаллах снова поехал через село, хотя дел особых у него не было. В том же месте он слез с коня, но голоса девушки не услышал. «А может, и не девушка это вовсе, а женщина-мать, жена или — еще того хуже — рабыня. Да и неприлично человеку моего звания торчать около чужих домов», — подумал Абдаллах и сел снова на коня. Он бы уехал так и, может быть, навсегда забыл и голос и слова, если бы вдруг прямо из этого двора не выехал знакомый молодой купец Райхан. Купец этот был не очень богат, но весьма образован.

Здравствуй, — обрадовался Райхан, — как хорошо, что аллах даровал мне возможность тебя увидеть сегодня. Ты мне нужен по важному делу.

Райхан уговорил Абдаллаха зайти к нему в дом. Райхан был не женат, это Абдаллах знал.

Мальчик принял лошадей, увел их в глубину двора. Абдаллах вошел в дом Райхана.

Служанка принесла угощение. Вошла, громко шаркая ногами, и голос был у нее старый.

Слова Райхана словно плавали вокруг Абдаллаха. Абдаллах же вслушивался в разные звуки. Вот звякнуло ведро. Вот кто-то засмеялся. Да-да, это тот самый голос. Вот эта девушка что-то сказала снова, вот она пропела какие-то слова, снова засмеялась, снова пропела. Ого! Да это же из Рудаки, которого Абдаллах любил и почитал больше всех поэтов.

Тебя отвлекают разговоры моей сестры. — И Райхан поднялся. — Сейчас я скажу, чтобы она замолчала.

Нет-нет, не надо, прошу тебя. Я внимательно слушаю.

Райхан советовался с Абдаллахом, пытался разузнать у него как у опытного человека, не поднимутся ли в этом году цены, каков урожай...

Ситора, сестра моя, — сказал как бы между прочим Райхан, прощаясь, — как раз достигла возраста, когда пора выходить замуж. Все некогда заняться ее делами, да и человека хочется найти ей приличного. Она все-таки из хорошей семьи и воспитание получила хорошее. И, я тебе по секрету скажу, очень она красива и добра, о начитанности ее говорят все в нашем селении. Вот только застенчива уж слишком. Даже со мной стала стесняться разговаривать. Узнала бы, что ты, мой гость, слышал ее голос, убежала бы к себе и до вечера не показалась. Жаль, отец наш умер. А у меня столько дел, сам понимаешь!

...Через несколько месяцев Ситора стала женой Абдаллаха. Он и дом купил в Афшане, и первый его сын, радость отца, маленький Хусайн, родился здесь. Вот он, сынок, ползает по ковру, слушает разговоры старших и все запоминает. Старшие только удивляются и вспоминают аллаха. Не знают они такого, чтобы ребенок, не научась еще ходить, уже умел бы разговаривать. Да так разумно, что и парню другому поучиться бы в пору.

Сначала маленькие дети не умеют говорить. Они понимают многие слова, но сказать их не могут.

Маленький Хусайн был очень любопытным мальчиком. Как только научился он поднимать голову, так стал вертеть ею во все стороны, оглядывая разные предметы. Потом он понял, что для каждой вещи люди придумали имя. Если при нем произносили «ухо», он хватался за ухо. Говорили «стена», он хлопал рукой по стенке. Однажды он держал глиняную игрушку и неожиданно ее уронил. Игрушка, конечно, разбилась. И тогда маленький Хусайн сказал первое слово. Он спросил: