Наталья Павлищева - Наталья Гончарова. Жизнь с Пушкиным и без

Но прошло совсем немного времени, и все переменилось. Нет, она не стала дурнушкой и не поглупела, она просто перестала выезжать, а муж продолжал вести легкий образ жизни, общаясь с друзьями, вечно у кого-то обедая или ужиная, кого-то посещая… Возвращался поздно, веселый и такой далекий… Теперь Наташа чувствовала себя одинокой и ненужной.

Она старалась как можно больше читать, а еще играла в шахматы сама с собой, больше не с кем.

В их новую квартиру на Фурштатской в доме Алымова приехала Идалия Полетика – кузина Наташи, незаконная дочь графа Строганова, а потому родственница Гончаровым. Глядя на Идалию, Наташа тихонько вздыхала: ей никогда не бывать вот такой – красивой, уверенной в себе, умеющей не показывать виду, даже если ей плохо, всегда веселой. У Полетики во время холеры разорилось имение, конечно, граф Строганов содержал свою дочь, но это же зависимость…

Голубоглазая красавица весело чмокнула Наташу в щечку, словно птичка пролетела по квартире:

– Сколько у вас комнат?

– Четырнадцать.

– К чему такая большая? Или ты собираешься разродиться тройней?

– Пушкин выбирал, я уже почти не хожу, мне совсем скоро…

– Боишься?

– Да.

– Чем это ты занимаешься? В шахматы играешь? – в голосе веселой гостьи почти презрение. – А Пушкин где, говорили, в Москву умчался?

– Да, уехал по делам.

– Ну да, по делам, небось снова волочится за кем-нибудь. Или в карты играет.

– Нет, нет, все говорят, что теперь он ведет себя примерно…

– Кто это все, в число всех входит только он сам!

– Полноте.

– Сколько раз за неделю он выходит без тебя? Пять или все семь? То обедает у друзей, то на приеме или балу, куда тебе с твоим пузом уж никак, да?

– Но как же иначе?

– Для Пушкина? Конечно, никак. А вот это слышала:

О ком это, не знаешь?

– О ком?

– Не о тебе, о графине Елене Завадовской. Волочится, как и прежде. Куда ты смотришь?

– А что я могу?

Идалия внимательно присмотрелась к Наташе, чуть подумала и махнула рукой:

– Ладно, родишь, я тебя кое-чему обучу. И думай ты больше о себе, а не о нем. Пушкин хорош, но никогда верностью не отличался и тебе тоже верен не будет, не надейся.

И Полетика защебетала о новой модной прическе, которая непременно пойдет к лицу Наташи. Та отвечала почти рассеянно, из головы не выходили строчки, прочитанные Идалией. Не удержалась, попросила повторить. Полетика поняла, что зерно упало в подготовленную почву. Ей было досадно, что некрасивый Пушкин так относится к своей красавице жене. Повторила, поговорили еще о чем-то, но Наташа была слишком занята своими мыслями, чтобы поддерживать нормальную беседу, Полетика еще посмеялась и уехала, снова расцеловав подругу в обе щеки.

Она сидела в карете и под легкое покачивание вспоминала родственницу. Нет, никогда Наташе не блистать так, как блещут другие, нрав иной. А ведь дала же природа такую красоту, что одним взглядом можно к своим ногам всех уложить. Пушкин внушил жене, что она должна быть во всем послушна, да говорят, строгая мать так же держала. Девочка совсем молодая, не резвушка, кроме подчинения, ни о чем и не мыслит.

Полетика слышала разговоры, что у Пушкина супруга красива, но не слишком умна, молчит и молчит. Тиха, нерешительна… Но ведь это поправимо. Саму Идалию с удовольствием принимали в самых разных гостиных и салонах, все же дочь Строганова, пусть и незаконная (смешно, родители меж собой давно женаты, мать Юлия – графиня Строганова, а дочь все равно внебрачная, потому как родилась раньше их венчания, правда, намного раньше). Болтовню очаровательной красавицы слушали, а все равно чувствовалось, что она в списке гостей последняя, что все равно на шаг позади фрейлин.

А рядом с Наташей Пушкиной Полетика чувствовала себя на шаг (и не один) впереди, она знала свет, умела быть приятной, хотя и слыла обладательницей весьма острого и даже злого язычка. Нет, Полетика не обладала обширными знаниями и не слишком увлекалась поэзией или умными беседами, потому ей было скучно в салонах вроде Карамзиных, но вот на светских раутах и балах, где разговоры шли ни о чем, она блистала. И потому откровенно считала, что женщине ни к чему умничать наравне с мужчинами, у нее свой ум и свои интересы. Но допускать увлечения мужа на стороне и тем более откровенную измену могут только дурочки.

Жена Пушкина, несомненно, глупенькая, но обучить ее кое-чему можно.

Полетика была права: Пушкин, затосковав, вдруг сорвался в Москву вовсе не по поэтическим делам, а действительно по картежным. Они весело провели время с Нащокиным, при этом Пушкин, как обычно, проигрался в пух. Впрочем, случаи, когда поэт выигрывал, вообще были крайне редки. Чаще всего он вставал из-за стола с очередным долгом, ладно, если небольшим.

Так и в этот раз. Очень хотелось отыграть деньги, чтобы вернуть прежние долги и сделать запас для жизни на некоторое время, потому что денег от закладной Болдина уже не осталось. Пушкин совершенно не умел эти деньги считать. Если появлялись какие-то свободные суммы, то им немедленно находилось не лучшее применение, то есть деньги просто утекали меж пальцев. Совсем юная жена не была помощницей ни в экономии (это позже жизнь приучит Наташу к экономии), ни в заработке. Писать категорически не получалось, требовалось уехать в деревню на осень, но стоило об этом заикнуться, как Наташа расплакалась. Она была беременна и совсем не желала оказаться осенью или зимой в глуши:

– Вот еще! Слушать вой волков и завыванье вьюги?

Пушкин только руками развел, мол, что с нее возьмешь, не понимая, как это жестоко: окунуть юную красавицу в блеск светской жизни, дать почувствовать ее прелесть, осознать свой успех и тут же предложить уехать в глушь…

Быстро растратив полученные от заклада Болдина деньги, Пушкин встал перед вопросом: где брать на жизнь? Ответ пришел в виде приглашения Нащокина приехать в Москву. Но Москва деньгами не снабдила, напротив, ввергла в новые долги.

Он занял 25 000 рублей на два года.

Наталья Николаевна родила Машу 19 мая 1832 года. Рожала очень тяжело и долго болела после. Смущенный Пушкин объяснял:

– Моя Мадонна имела неловкость разрешиться моей копией…

Маша действительно очень похожа на отца, но и на мать тоже, она оказалась, как и младшая ее сестра Наталья, красавицей. Младшенькая Наташа, рожденная в 1836-м, самом трудном для Пушкина году, более всего повторила его внешне, но «арапские» черты отца смягчились материнскими, и получилась на редкость красивая внешность.

Наталья Николаевна всех детей носила и рожала очень тяжело, долго болела потом. Особенно ее мучили отеки второй половины беременности и грудница после родов. Кроме четверых детей, у Натальи Николаевны был еще выкидыш… Болели дети, болела сама, болел Пушкин…

Какие уж тут балы и светские развлечения? Разве что урывками… Зато когда оказывалась на балу да еще и без отеков ног… вот тогда и пококетничать не грех!

Хотя кокетничать тоже начала не сразу.

У Натальи Николаевны в свете быстро появилось прозвище: Поэтша. Нет, она не протестовала, понимая, что ее воспринимают в первую очередь как супругу Пушкина, в то же время поражаясь ее собственной красоте. Среди огромного количества отзывов у самых разных людей, любивших Пушкина, презиравших и даже ненавидевших его, первые слова о его супруге всегда одни – редкая красавица. А уж дальше каждый видел свое, кто-то писал о приветливости и влюбленности в мужа, а кто-то о небольшом уме.

Толстенькую крикливую Машу любили все, сравнивали с ангелочком, возились с ней, как с живой игрушкой. В том числе и Наташин дед Афанасий Николаевич.

Гончаров приехал в Петербург не ради правнучки, просто так совпало. Ему были нужны деньги – либо получить ссуду на восстановление имения, либо разрешение продать его. Ссуду не получил, продать Полотняный Завод не позволил старший внук Дмитрий. Имение было майоратным, то есть обязанным неделимым переходить к старшему из сыновей, а поскольку Николай Афанасьевич, Наташин отец, был душевно болен, то внуку. Вот внук Дмитрий Николаевич и воспротивился продаже имения, прекрасно понимая, что деньги дед так же быстро спустит на своих фавориток, как спустил и все предыдущие, и останется семья ни с чем.

Внук продавать не разрешил, дед очень расстроился. В Петербурге он крестил правнучку, подарил ей на зубок 500 рублей, но долго после этого не прожил, уже осенью того же года Афанасия Николаевича не стало… Наследникам осталось полтора миллиона (совершенно сумасшедшая сумма!) долга. Эти долги Дмитрий Николаевич выплачивал всю жизнь.

– Я на два дня в Кронштадт.

Пушкин весел и чем-то доволен.

– Зачем, Саша?

– Наденьку Соллогуб провожу до корабля, прощусь. Уезжает на лето за границу.