Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко

у человека жизнь. В молодости никому об этом и в голову не приходит. Годы бегут будто наперегонки. И чем старше человек, тем быстрее, стремительно приближая старость. Время движется медленно, но года пробегают быстро. Как стремительно время летит! Одна из поразительных ошибок человеческого сознания, свидетельствующих о какой-то, просто потрясающей болезни, присутствующей в нас — это мы забываем решительно, что живём мы — миг.

Спросите 30-летнего, 50-летнего, 80-летнего, 100-летнего: «Как вы смотрите на прошедшую жизнь?» Все отвечают одинаково: «Всё прошло как сон».

Неужели трудно отсюда сделать вывод, что если так прошли наши 30, 50, сколько угодно лет, точно так же, как мы не увидели прошедших лет, проскочат и эти остальные. И что же дальше? Зачем же я живу? Всё пролетает как миг, как мгновение. Сейчас, кажется, я живу этим моментом. Но всё пролетает… Всё в реку забвения погружается, как говорили древние греки.

И самое удивительное, что нас настолько захлёстывает обыденная жизнь, непрерывные дела, суета, общение, события, что мы даже забываем о самом главном вопросе жизни: «Зачем я живу?» Единственный вопрос, который выпадает из сознания человека — он совсем забывает подумать: «А для чего я живу?», если эта жизнь пролетает как миг…

* * *

…После Победы многие, полные сил, фронтовики строили жильё своими руками. Зачастую напару с молодой женой. Самый распространённый вариант или самостроевский проект, так называемая «засыпнушка». Основу самодельной избушки составлял дощатый остов, наполненный утрамбованными опилками, смешанными со шлаком. У иных ветеранов такие жилища простояли по сорок и более лет. В самостроевских домишках рождались, вырастали и улетали из родного гнезда дети, протекали зрелые годы и наступала неотвратимая старость…

Обещанное государством улучшенное жильё оставалось пока только на бумаге.

«Доживёт ли бабка до тёплого с унитазом туалета?» — размышлял Василий, вспоминая, как бывал в гостях у Лиды. Она успела получить благоустроенную «однушку» перед самым закрытием комбината. И как всё цепляется одно за другим? Диву даёшься. Причём производство лопается одновременно в разных местах, а если и не лопается, то постепенно сходит на нет. Государственное племенное овцеводческое хозяйство в районе встало на колени. Некуда сбывать шерсть. Её цена теперь ниже цены пакли. Государству теперь не нужна шерсть. Сказалась и невостребованность сукна и шерстяных тканей для пошива шинелей для Российской армии. Она вдруг отказалась от этого вида зимнего форменного обмундирования. Шинели заменили холодными куртками на рыбьем меху.

Отсутствие средств на оплату государственного оборонного заказа больно ударило по камвольно-суконному комбинату, на котором трудилась Лида и одно время Юлька. Больно ударило — не то слово. Что называется, прямо под дых заполучил весь коллектив. Без разницы, кто передовик, а кто шаляй-валяй. Всем сполна выдана путёвка в безработицу. Как говорится, конец подкрался незаметно. Василий приезжал к Лиде и видел, что осталось от былого красавца-комбината — гордости всей области. Останки промышленных корпусов, частью разобранных, частью разграбленных, теперь пустых и никчемных, напоминали Сталинград 1942 года… «Это в мирное-то время? А в Великую Отечественную войну в чистом поле на Урале вырастали заводы оборонной промышленности» — Василий начинал ощущать осколок в груди. Одно время себя успокаивал, что, может быть, оно и к лучшему, что Лида не стала учительницей? Нищета образования, искажение фактов истории. Какие духовные ценности нести детям? Как сеять разумное, доброе, вечное? Двойные стандарты захлестнули страну. Учителям не платили по нескольку месяцев. Доходило до того, что местные торгаши-барыги договаривались с местной административной властью и та, довольная выходом из положения и тем, что учителя не забастуют и смирятся, расплачивались со школами в счёт долгов по зарплате просроченными продуктами…

Василий размышлял: «Хорошо, что Лида работает не в бюджетной сфере, а в производственной, где не должно быть задержек по зарплате».

Но время показало, что всё может быть в этой стране дерьмократии, как нередко называли её в некоторых смелых печатных изданиях горячие журналисты, которые сами вскоре оказывались не у дел, становясь неугодными для прикормленных коррупцией чиновников.

Одно хоть радовало отца, что Юлька держится на плаву. Может быть, верно сориентировалась в своё время, когда убежала из ткачих, ещё до развала комбината. Затем в её жизни появился Славик. Парень видный, правда, старше Юльки. Офицер. Служил в Германии, затем здесь, в Забайкалье. Хотя специальность военная не ахти какая — тыловик. И фамилия — специально искать, не сыщешь — Шмель. Ладно, любовь зла, хотя младшей дочери Василий зла никак не желал, просто присказка такая на ум пришла, когда речь замужества коснулась. Военная гордость сменилась меркантильными интересами. Нередко люди, носившие вчера погоны, становились обыкновенными барахольщиками, особенно те, кто служил за границей…

Когда со Славиком познакомились ближе, Василию понравился будущий зять. Много любопытного рассказывал о Германии. Василию, конечно же, интересно. Как там живут побеждённые? До Германии Василий ведь не дошёл. Закончился в Сталинграде боевой путь старшего сержанта Федотова.

Славик рассказывал, что немцы не пьют стаканами спиртное. Первые блюда — супы — там не распространены. Хлеб не кусают, а отщипывают рукой. Считая на пальцах, их не сгибают, а разгибают, предварительно сжав в кулак, по мере счёта.

Славик родом с запада. Там и срочную служил. В танковых войсках. Перед дембелем взял и поступил в высшее военное училище тыла. Окончил с отличием. Имея красный диплом, попросился служить в Группу советских войск в Германии. Так он рассказывал будущему тестю Василию за праздничным ужином, которым родители Юльки встретили будущего зятя. Впрочем, молодые уже полгода жили вместе. Дело оставалось за штампиком, как они сами сказали. Но то, что союз бракосочетания должен быть оформлен по всем правилам, они считали правильным, не признавая так называемого входящего в моду гражданского брака. Вот за это Василий даже зауважал Славика. Особого уважения, конечно, в глазах особенно бабы Анны, имели и капитанские погоны зятя. Офицер! Как это звучало гордо, когда она рассказывала о Юльке и её делах своим деревенским подругам. Соседка Дуся тогда восхищённо мечтала: «Вот Андрейка вырастет, тоже пойдёт в офицеры!»

— Теперь-то что? Где проживают? — допытывалась любопытная Дуся.

— Пока в его офицерском общежитии в гарнизоне. А потом квартиру-малосемейку обещали.

— А в каких чинах зять-то?

— В больших. Капитан.

— Это я знаю. Я спрашиваю, много людей-то у него в подчинении? Многими солдатами командует?

— Многими. Целый полк танкистов у него.

— Ой, батюшки! Только, кажись, полком полковники командуют…

— Ну, не совсем полк, но полк.

— Как это?

— Вячеслав заместитель полковника. Вот.

— А… Теперь понятно.

— А какая фамилия будет у Юльки-то?

— Шмель.

— Какая-какая?

— Шмель. Такая фамилия.

— Чего? А! — Дуся хотела хохотнуть, но вовремя одёрнула себя и потёрла, будто вспотела, лицо фартуком.

— Редкая фамилия.

— Западная. Родом из Саратовской области.