«Погоня! Не с твоей ухваткой, живоглот, ловить меня», – усмехнулся он, вспоминая обо всем происшедшем.
Вскоре после возвращения деда Фишки в партизанский лагерь Матвея Строгова пришли балагачевцы, петровцы, каюровцы, сергевцы, ежихинцы, романовцы, подосиновцы, жировцы. Осторожные, осмотрительные мужики Ломовицких хуторов прислали своих делегатов. Те поговорили с Матвеем, походили по берегам Светлого озера, посмотрели и, решив, что задумано верное дело, отправились за своими односельчанами.
Количество партизан увеличивалось настолько быстро, что Матвей начал побаиваться, сумеет ли он управлять такой массой людей. Дед Фишка, которому он как-то высказал свои опасения, посоветовал:
– А ты, Матюша, помощников себе побольше толковых найди. Знамо дело, где одному за всем уследить! И построже, Матюша, будь. Мужик – он строгость любит. Если по справедливости, так он еще спасибо тебе скажет. Эх, вот кого бы тебе в помощники-то: Тараса Семеныча Беляева да Антоху Топилкина! Их бы на этот час сюда.
Матвей мечтательно вскинул глаза, тихо проговорил:
– Я бы, дядя, сам к таким в помощники пошел с радостью!
В часы раздумий, когда его терзали мысли о том, как лучше, как правильнее управлять людьми, он не раз вспоминал Беляева, Соколовскую, Топилкина. Такие люди были очень нужны партизанской армии.
Мужиков надо было поднимать, сплачивать, просвещать, разъяснять им великие цели социалистической революции, вселять в них веру в победу, по делать все это было некому.
Матвей пробовал выступать сам. Люди внимательно слушали его, но зажечь их, взволновать так, как это сделал когда-то Беляев в балагане на полях Строговых, Матвей не мог.
«Язык, что ли, у меня плохо привешен? Да нет, не в языке дело. Знаю мало. Много ли я больше их знаю?» – нередко рассуждал Матвей сам с собой, и в голове его все чаще и чаще возникала мысль о посылке людей в город для связи с рабочими-большевиками. «Подмогу надо просить. Без нее туго нам придется», – думал он.
Но осуществить это не удавалось. Большевистские организации работали в глубоком подполье. Будь у Матвея крепкий помощник, он отправился бы в город сам, рискнул бы своей головой, а подпольный большевистский комитет нашел бы. Но отлучиться ему, хотя бы на один день, нельзя, а послать некого. Тут даже дед Фишка помочь не мог.
Правда, остро тоскуя по человеку беляевского склада, Матвей не сидел сложа руки. Готовясь к серьезным боям с карательными отрядами белых, он твердо насаждал воинский порядок: заставлял командиров взводов регулярно заниматься строем, заставлял партизан в точности выполнять все обязанности в нарядах, следил за состоянием оружия, высылал в ближайшие деревни разведку.
Однажды вечером в землянку к Матвею вбежал запыхавшийся Тимофей Залетный.
– Товарищ командир! В трех верстах от нас, в Еловой пади, горят костры.
Матвей сидел за столом и пил чай с брусникой. Дед Фишка лежал на нарах и в полудремоте тихонько бормотал что-то, не то песню, не то молитву.
Матвей, отодвинув кружку, быстро поднялся. Дед Фишка вскочил и, схватив висевшие на шесте над печкой портянки, стал торопливо обуваться.
– Ну, что ты думаешь, Тимофей? – спросил, подпоясываясь, Матвей.
– Думаю, что Ерунда пожаловал.
– А может, охотники заплутались?
– Едва ли кто сейчас пойдет сюда.
– Надо, Тимофей, разведчиков выслать туда, чтоб пробрались поближе, узнали, какие силы, а партизан я сейчас по тревоге подыму, – сказал Матвей и шагнул к выходу.
– Матюша, дозволь мне туда сходить! Я там, в Еловой-то пади, каждый кустик знаю. Так проползу, что ни одна пташка не вспорхнет.
Дед Фишка просяще смотрел на Матвея, поспешно натягивая на себя свой старый, в заплатках, зипун.
Матвей взглянул на Тимофея Залетного.
– Как, Тимофей?
– Я сам хотел пойти, товарищ командир.
– Нет, тебе нельзя. Надо вооруженных разведчиков на заставы выставить.
– Понятно.
– Я готов, Матюша! – Дед Фишка стоял в зипуне, в шапке, с ружьем на плече, готовый сию же секунду ринуться на любое дело.
Матвей сердито посмотрел на него, но не мог сдержать улыбки.
– Ладно уж… Иди! Но только знай: попадешься – и себя и нас погубишь.
Дед Фишка встряхнул ружье на плече, недовольно пробормотал:
– Ты тоже скажешь… Когда я попадался?
Они вышли. В раскрытуй дверь землянки ворвался порыв холодного ветра и загасил тускло мерцавший ночник.
Дед Фишка юркнул куда-то в темноту за высокие кедры и бесшумно исчез. Изумленный его поспешностью и ловкостью, Тимофей сказал:
– Что он, в темноте видит, что ли?
Матвей отозвался тихо:
– Кто его знает? Нам-то не суметь так. Шаримся вот, как щенята.
Они добрели до кухни, возле которой на сучке кедра висела железина, принесенная сюда кем-то из партизан-кузнецов, и Матвей ударил в нее деревянной колотушкой.
Люди еще не спали. С визгом и скрипом распахнулись двери землянок. С тревожным говором, в страшной суете партизаны бежали к месту сбора – на поляну.
Матвей прислушался, покачал головой:
– Орут-то как! Всех до единого из пулеметов покосить можно.
– Это всегда бывает так, необстрелянные, – спокойно проговорил Залетный. – По фронту знаю.
Матвеи промолчал. По тому, как под его ногами похрустывали сосновые шишки, собранные на растопку печей и костров, чувствовалось, что командир топчется, нервничает.
– Давай, Тимофей, высылай дозоры по всему кругу, – отдал он приказание глуховатым, слегка дрожащим голосом.
– Будет сделано, товарищ командир! – тотчас же отозвался Тимофей и скрылся в темноте.
Матвей постоял, послушал. Теперь говор людей переместился за лагерь, к поляне, на которой выстроились партизаны.
Матвей направился туда, стараясь думать спокойно и трезво: «Ну что ж, посмотрим, что выйдет. Когда-то должно же это случиться. По-хорошему-то нам бы надо первым начать. Опередили, гады…»
Выйдя на поляну, Матвей остановился. Говор не умолкал. Встревоженный, разноголосый, он струился неудержимо. Матвей насторожил слух. В одном месте кто-то крыл матерно такую жизнь, поминая царя и бога. В другом месте жалобный голос твердил:
– Сгинем, ребятушки, ни за понюх табаку сгинем!
От всего этого у Матвея защемило сердце.
«Войско! Еще никто ничего не знает, а умирать собрались!»
– Ну-ка, давай тише! Чего разгалделись?! – строго крикнул он, подходя ближе.
Партизаны узнали голос Матвея, притихли.
– Командиры взводов, ко мне! – уже спокойнее сказал он, чувствуя, что никто не выходит из его подчинения.
Командиры быстро собрались вокруг него. Матвей вполголоса сообщил им о кострах, пылающих в Еловой пади.
– Если это каратели, – сказал он, – надо на рассвете ждать нападения. Сейчас я послал узнать, что там за силы. Но велики ли, малы ли они, а уклоняться от боя нам нельзя. Как только разведка вернется, мы продвинемся дальше и, чуть посветлеет, начнем первые.
Командиры взводов одобрили план Матвея. Только один Калистрат Зотов робковато сказал:
– А стоит ли нам, Захарыч, самим на рожон лезть?
– Стоит, Калистрат. Они в тайге как слепые, а мы тут знаем все ходы и выходы. В этом главный наш козырь. Мы покружим их тут и будем бить там, где они нас не ждут. И оружие достанем! Ясно?
Командиры дали единодушный отпор Калистрату.
– Ну, все, – сказал Матвей, – разводите людей по своим местам, готовьте их к бою и ждите. В случае чего – я буду у своей землянки.
Он пошел берегом озера. Тут до землянки было немножко дальше, но зато дорога тянулась по гладкой, обтоптанной равнине и была ему хорошо знакома. Тайга шумела тягучим, ни на минуту не умолкающим шумом. Где-то поскрипывали качаемые ветром деревья. Темнота, сгустившаяся с вечера, начала понемногу рассеиваться, и на небе появились светлые пятна, озаренные холодным блеском далеких звезд.
Матвей шагал широко, быстро, беспокойные мысли теснились в его голове. Теперь, за какой-нибудь час до боя, когда многое было уже невозможно исправить, он с болью увидел, как еще плохо подготовлены партизаны к вооруженной борьбе.
«Надо б взводным сказать, чтоб связных послали. Потребуется что-нибудь передать – хоть сам беги», – думал Матвей.
Но едва заканчивалась одна мысль, как появлялась другая: «А будут раненые – что делать с ними? Куда девать их?»
Матвей дошел до штабной землянки и, занятый своими мыслями, присел на толстую кедровую колодину у входа.
В темноте раздались быстрые шаги. Подошел Тимофей Залетный, доложил:
– Людей расставил, товарищ командир. Теперь не то что человек – бурундук к нам не проскочит.
– Будем ждать. Садись, покурим, – предложил Матвей.
Они закурили и долго сидели молча.
Вдруг послышался хруст. Кто-то шел к ним, топча ногами осыпавшуюся сухую хвою. Они насторожились, взялись за ружья.
– Не дед ли Фишка? – прошептал Залетный.
Матвей ничего не ответил. Шагал кто-то неосторожно, тяжело. Старик ходил по-другому: легко, неслышно. Матвей знал его походку.
