графом.
— Да уж, постарайтесь, — весьма многозначительно сказал кавалер.
И бургомистр понял эту многозначительность.
Кавалер едва ответил госпоже Ланге, когда та сказала, что устала и едет в дом Кёршнеров спать. Он кивнул ей, продолжая слушать очередного гостя на стуле возле себя. Едва понял, что она говорит.
А когда уже спохватился, то Кёршнер сказал, что Бригитт ушла, когда ещё темно не было. А сейчас на улице уже стояла ночь. Волков встал и откланялся. Поехал с Кёршнерами к ним в дом, думая, что надобно уже подумать и о своём доме в городе.
Время было позднее, ему хотелось пойти и лечь в одну постель с Бригитт да обнять её, но сначала он поговорил с Кёршнером, и тот убедил его сейчас же позвать юристов для консультаций, не дай Бог завтра граф согласится передать поместье, а из-за какой-то мелочи бумажной дело сорвётся. Такого никак нельзя было допустить. Заодно позвали одного из трёх городских нотариусов и, уже дождавшись всех, стали обговаривать дело. С этими господами, пока всё разъяснили да всё выяснили, просидели едва ли не до двух часов ночи. И лишь тогда он пошёл спать к своей Бригитт.
Дорого обошёлся кавалеру епископ, очень дорого. Но уже теперь начал он приносить пользу. Не осмелился Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, ослушаться просьбы епископа прибыть в город. Конечно, в дорогу он взял с собой целую свиту, два десятка людей из своих друзей и родственников. Верхом ехали и в каретах. Понимали люди семьи Мален, что не так просто звали графа в город как раз в тот момент, когда там был прославленный родственник и враг их дома. И сначала кавалькада из прекрасных молодых господ и родственников графа поехала во дворец графский. Но около их дома процессию встречали горожане. Лучшие представители города тут же просили аудиенции.
Удивлённый юноша смотрел на них:
— И что же, господа, вы все ко мне?
— Видимо, все, — за всех отвечал бургомистр Гайзенберг, оглядывая присутствующих. — И все нижайше просят вас принять их немедля.
— Я только с дороги, — неуверенно говорил молодой человек, всё ещё надеясь, что взрослые вопросы, которые ему предстоит решать, как-нибудь растают сами.
— Мы не задержим вас долго, господин граф, — с поклоном вступал в разговор банкир, — уделите нам всего минуту.
Граф смотрел на них сверху вниз, сидя на своём прекрасном коне, и очень ему хотелось послать всех этих наглых бюргеров к чёрту. Но господин фон Эдель, разглядев в его лице гримасу неприязни, подъехал сзади и сказал ему негромко:
— Их придётся принять, граф, нельзя всем вот так просто отказать, бюргеры обидчивы и злопамятны. Не стоит сразу настраивать их против себя.
— Я приму вас сейчас же, господа, — нехотя произнёс граф.
«Сейчас же…» продлилось пару часов, которые важным горожанам пришлось провести в душной приёмной графского дворца.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург, десятый граф фон Мален, стал принимать просителей, сидя в кресле, а просителям стульев не предлагая. За креслом графа стояли сухая и старая Гертруда фон Рахт, урождённая Мален, тётка его, мать двух его двоюродных братьев, и господин фон Эдель, давний советник двух предшествующих графов.
И каждый раз, когда просители начинали говорить о мире между домами Мален и Эшбахт, фон Эдель недовольно фыркал:
— Пойти на поклон к этому разбойнику? Чушь!
— Что же вы нам советуете, господа горожане, отдать этому раубриттеру поместье? — шипела тётка графа и просила делегацию уйти.
Но как только уходила одна делегация, приходила следующая и просила о том же, что стало бесить тётку и раздражать фон Эделя.
— Извольте уйти, господа! — кричала Гертруда фон Рахт. — Вы просьбами своими только докучаете графу!
— Ах, как хитёр этот мерзавец, кажется, он весь город в свои сторонники призвал! — негодовал фон Эдель.
— Они все сговорились против нас! — говорила тётка с уверенностью в голосе и даже с заносчивостью. — Но ничего у них не выйдет, мы, Малены, перед всякими выскочками отступать не приучены.
Вот только граф сидел насторожённый и молчаливый, всё его молодое веселье и беззаботность, всё от него ушло, и ему не нравилось то, что тут происходило, и желал он быстрее это закончить. Не для того он стал графом, чтобы во всяком подобном унылом деле участие принимать, и просьбы горожан ему не нравились, и поведение близких его людей его тяготило, а думал он лишь о том, как всё это быстрее закончить.
И потому юношу никак не удивило, а скорее порадовало то письмо, что пришло от епископа, в котором святой отец просил его быть у себя в резиденции, которая находилась в доме купца Кёршнера.
— Ещё чего! — воскликнула тётка, выхватив у него письмо, прочитав и передав его советнику. — Недостойно графа у всякого купчишки бывать!
— Конечно, — поддержал её фон Эдель, дочитывая письмо. — Коли попу надо, так примем его тут. Пусть сюда едет. Скорее всего, там и сам разбойник Эшбахт нас ждать будет.
— Истинно! — согласилась Гертруда фон Рахт. — Пусть епископ сам сюда едет.
А сам граф чуть подумал и сказал:
— Нет, это я поеду к епископу.
И на все уговоры родственников лишь качал головой. Может, молодой граф и не был семи пядей во лбу, но он-то понимал, что зовёт его совсем не епископ, а зовёт его тот страшный человек, по желанию которого можно ненароком упасть с лошади, да и помереть вдруг. И к такому человеку, коли он тебя ещё добром зовёт, нужно ехать.
Все, кто приехал с графом, поехали и в дом Кёршнеров. И там их прямо во дворе встретил сам радушный хозяин. Он был так доволен визитом графа, что не обращал внимания на раздражённые лица его близких и говорил со всей возможной почтительностью:
— Я так рад, так рад, господин граф, что вы оказали мне милость своим посещением, и вам, господа, тоже рад.
И он не врал, он действительно был польщён. Ещё бы, в дому у себя он принимал знаменитого генерала, епископа графства и самого графа.
— Прошу вас, прошу вас пройти в залу, — купец указывал гостям дорогу на лестницу, — немедленно распоряжусь об обеде, а пока прикажу подать вина.
Граф и его свита, хоть и с недовольными физиономиями, рассаживались за длинный стол, быстроногие лакеи несли вина в красивых графинах, тарелки с сырами и иными закусками. Тётка графа и фон Эдель сели подле молодого графа, так близко, словно думали его оберегать от покушений.
Да только не уберегли. Едва Гюнтер Дирк фон Гебенбург,
