В этот момент на тропинке показался долговязый солдат с лицом, поросшим густой щетиной.
— Чего тебе, Гирций? — недовольным голосом спросил Скавр.
— Прибыл посыльный от декуриона Аврункулея, — отвечал солдат. — Он сообщил, что сражение началось. Наши пошли в наступление.
— Передай всем, чтобы они укрыли лошадей в этом саду, — приказал Скавр. — А ты, Гирций, возьми двух всадников и обследуй дорогу со стороны Калатии.
— Будет исполнено, — ответил солдат и удалился.
— Вот видишь, я не обманул тебя — произошло именно так, как я говорил, — с веселым видом обратился Скавр к Ювентине, которой не терпелось уйти вслед за солдатом. — Постой-ка, — сказал он и снова притянул ее к себе, властно поцеловав напоследок.
Через минуту Ювентина вернулась под навес столовой, где за длинным широким столом сидели встревоженные Геродор и Эватл.
Она рассказала им о том, что под Капуей уже идет сражение и что Мемнону, если его не предупредить о римской засаде, грозит опасность. О том, что вместе с ним, вероятно, будет и Минуций, она умолчала. Теперь она догадывалась, почему Мемнон не стал ей ничего объяснять…
В это время солдаты, выполняя приказ командира, стали отводить лошадей в заднюю часть двора, чтобы со стороны дороги, ведущей на Калатию, могло казаться, что все подворье совершенно безлюдно.
— Я уговорила римлянина, чтобы один из вас отправился в Капую, чтобы снять комнату в гостинице — сказала Ювентина Геродору и Эватлу. — Поедешь ты, Геродор. Если кто-нибудь из солдат попытается тебя остановить, скажешь, что едешь в Капую с разрешения начальника отряда. Поторопись, пока римлянин не передумал…
— Попробую, — коротко ответил Геродор и направился к стоявшим у коновязи лошадям.
Ювентина и Эватл напряженно следили, как Геродор не спеша отвязал и взнуздал своего коня, потом с такой же медлительностью вывел его поближе к воротам.
Солдаты, занятые своими лошадьми, не обращали на него внимания.
Геродор взобрался на коня, который ровным шагом вышел за ворота, после чего всадник пустил его легкой рысью.
Ювентина с сильно бьющимся сердцем взглянула в сторону сада.
В просветах между деревьями мелькали фигуры солдат и их лошади. Скавра не было видно, слышен был только его голос, отдающий приказания.
Между тем Геродор продолжал скакать по пыльной дороге. Впереди была небольшая рощица. Всадник нырнул в нее и через некоторое время вновь появился на подъеме дороги, опять исчез и еще раз показался ненадолго, четко вырисовываясь на гребне холма.
— Хвала богам, — прошептала Ювентина.
— Неужели наши не выдержат и не отстоят лагерь? — тихо проговорил Эватл, переживавший за исход сражения.
Ему было неловко перед Ювентиной за то, что он, такой большой и сильный, сидит в безопасности далеко от того места, где геройски бьются его товарищи.
Ювентина не ответила. Она только сейчас почувствовала, что у нее припухли губы от хищных поцелуев молодого волокиты, и невольно вспомнила, как еще в Кайете торжественно поклялась самой себе не отдавать поцелуя никому, кроме Мемнона. Ей оставалось утешать себя тем, что она нарушила свою клятву ради спасения Мемнона, подчиняясь суровой необходимости.
Эватл кликнул хозяина трактира и потребовал кружку вина — у него пересохло в горле от переживаний за Геродора, которому вопреки его ожиданиям удалось беспрепятственно выскользнуть из заезжего двора.
Ювентина попросила принести ей какого-нибудь фруктового напитка.
В это время в столовую вошли Скавр и двое декурионов.
Они тоже заказали себе вина. Скавр и Ювентина обменялись друг с другом быстрыми заговорщицкими взглядами.
Молодой патриций был весел и разговорчив. Как только на столе появилось вино, он предложил всем выпить за богов — покровителей Рима и за победу римского оружия в битве с варварами.
Ювентина и Эватл молча поднесли свои кружки к губам и сделали вид, что пьют.
Остальные, в том числе и хозяин трактира, совершили возлияния по всем правилам, славя богов и проклиная мятежников.
От внимания Ювентины не ускользнуло, что Скавр и его подчиненные расположились за столом лицом к дороге, уходящей в сторону Калатии, куда ускакали разведчики во главе с Гирцием и откуда должен был, по расчетам римлян, появиться Минуций со спутниками, спасающийся бегством после своего поражения.
Ювентина и Эватл, скрывая тревогу, чаще поглядывали в сторону Капуи, под стенами которой в это время шло сражение.
Из болтовни Скавра с декур ионами было ясно, что именно оттуда придет весть об исходе борьбы — с этой вестью должен был появиться некий Аврункулей, оставленный по распоряжению Скавра близ Капуи для наблюдения за ходом битвы.
Ювентина и Эватл с трепетом ожидали самого худшего, но в сердцах их еще теплилась слабая надежда…
Ювентина первая увидела всадников, несущихся во весь опор со стороны рощи, за которой около часа назад скрылся Геродор. От волнения ей стало трудно дышать.
— А вот и вестники победы! — воскликнул Скавр, выскакивая из-за стола.
Вместе с декурионами он поспешил к воротам.
Спустя немного времени туда примчались на разгоряченных конях восемь или девять всадников.
Скавр бросился к декуриону, начальнику отряда, с нетерпением спрашивая:
— Ну что, Аврункулей? Как идет сражение?
— Рабы одолели! Мы разбиты! — прерывистым голосом выкрикнул в ответ декурион.
Розовые щеки Скавра побелели.
— Возможно ли? — всплеснул он руками. — Что ты такое говоришь, Аврункулей?
— Да, наши обратились в бегство!.. Полное поражение!.. Много людей побито! — зашумели прибывшие всадники.
Ювентина вцепилась в руку Эватла, с трудом сдерживая радость.
Во дворе началась суматоха.
К воротам заезжего двора сбегались солдаты. Слышались горестные восклицания, сердитая ругань.
Декурион Аврункулей кричал со злобой:
— Это капуанцы, да будут они прокляты! Трусливое племя! Это они первыми показали тыл!..
Что касается Скавра, то он долго не мог прийти в себя, пораженный страшным известием. Декурионы говорили ему, что теперь путь на Капую закрыт, поэтому ничего не остается, как уходить в один из близлежащих городов.
Скавр, растерянный и подавленный, приказал солдатам садиться на коней, решив укрыться в хорошо укрепленную Свессулу. Это ему посоветовал один из оптионов, родом из Кампании. Перед тем как покинуть подворье, Скавр вспомнил о Гирции и двух всадниках, посланных им в разведку. Тот же оптион вызвался разыскать их и, получив разрешение, поскакал по дороге на Калатию.
Остальные всадники во главе со Скавром галопом понеслись в сторону Свессулы.
Под впечатлением случившегося несчастья Скавр напрочь забыл о прелестной Веттии, не попрощавшись с ней даже взглядом. Ее образ всплыл перед ним некоторое время спустя. Он вспомнил о ней со вздохом большого сожаления.
Ювентина, как только римские всадники скрылись из виду, подозвала к себе трактирщика и расплатилась с ним за угощение и корм лошадям.
Тем временем Эватл взнуздал Адаманта и своего коня.
Ювентина уселась в двуколку и погнала лошадь следом за Эватлом, который поскакал впереди, потому что хорошо знал окружающую местность.
Менее чем за час быстрой езды лошади домчали их до разоренной и полусожженной виллы известного капуанского богача Пакувиана.
С высоты холма, через который шла дорога, перед ними открылась равнина между Капуей и горой Тифатой.
На всем видимом пространстве царило оживление. Повсюду двигались фигурки людей — это победители возвращались в свой лагерь, закончив преследование неприятеля. Видно было, как всадники гнали перед собой толпы безоружных пленников. Влево от холма, на котором стоял лагерь восставших, примерно в трех милях от него, темнели высокие стены и башни Капуи. Выше лагеря, на склоне Тифаты, утопал в зелени дубовой рощи храм Юпитера.
На священном пути, соединявшем храм с Юпитеровыми воротами кампанской столицы, Ювентина и Эватл увидели двух всадников, скакавших во весь опор.
Ювентина со своим острым зрением первая узнала в них Мемнона и Геродора. Она остановила повозку и, вскочив на ноги, замахала им руками.
Оба всадника свернули с мощеной дороги и поскакали навстречу по тропинке, извивавшейся среди низкорослых зеленых кустарников.
Вскоре Мемнон и Геродор были рядом. Они резко осадили своих коней. Ювентина выпрыгнула из двуколки и бросилась к Мемнону, который с темным от пыли и грязи лицом прижал подругу к груди.
— Будь осторожна, — смеясь, сказал Мемнон и слегка отстранил ее от себя. — Ты вся перепачкаешься. Мне пришлось побывать во рву римского лагеря. Там после дождя набралось воды почти по пояс. Клянусь Гераклом, никогда прежде я не видел такого количества лягушек и головастиков!.. Да что же ты плачешь, солнышко мое?