В саду авгур поставил на землю клетку с тремя цыплятами, трижды обошел вокруг нее, призывая богов и предков Тиберия Гракха, разбросал по земле, налево и направо от клетки, зерно и открыл дверцу. Гадание производилось по тому, как поведут себя птицы: двинутся вместе или по одной и в каком направлении. Движение направо считалось благоприятным знаком благоволения богов, движение налево – дурным предзнаменованием.
Но цыплята вообще не пожелали покидать клетку: толкались в ней, кудахтали и словно не замечали открытой дверцы. Авгур топнул ногой, замахал руками, крикнул «кыш» и, наконец, хорошенько встряхнул клетку. Один цыпленок выбрался наружу, но, не обратив на рассыпанное зерно ни малейшего внимания, взмахнул левым крылом и убрался назад, в клетку.
Авгур явно пребывал в замешательстве.
– Гадание… не дало определенных результатов, – пробормотал он.
Корнелия нахмурилась.
– Левое крыло, – прошептала она, вдруг ощутив укол пугающего предчувствия.
– К сожалению, – промолвил Тиберий, – наука гадания не слишком точна. Порой будущее скрыто от нас непроницаемой завесой. Но оно все равно наступит.
Мать и сын переглянулись. От Корнелии не укрылось, что Тиберию так же не по себе, как и ей самой, но она ничего не сказала.
Тиберий проследовал в прихожую, помедлил там перед бюстами предков, прикоснулся к челу великого Сципиона Африканского и кивнул рабу, чтобы тот открыл дверь.
На улице его поджидала толпа сторонников. Многие провели ночь перед его домом, спали и караулили у дверей по очереди.
На завершающем этапе избирательной кампании риторика обеих сторон пробрела такую остроту, а уличные стычки их сторонников сделались столь ожесточенными, что многие опасались за безопасность Тиберия. Ходили слухи, что враги задумали убить его, чтобы не допустить до выборов. Правда, противники уверяли, что Гракх сам распускает подобные слухи, дабы сплотить своих сторонников.
Как бы то ни было, на улице его поджидала немалая толпа, разразившаяся с его появлением аплодисментами и приветственными возгласами.
Широко улыбаясь, Тиберий шагнул, но споткнулся о порог и потерял равновесие. Падая вперед, он угодил большим пальцем левой ноги между плитами мостовой и почувствовал, так ему показалось, треск ломающейся кости. Кость не кость, но ноготь на большом пальце действительно сломался. Из поврежденного пальца потекла кровь, Тиберий побледнел и ощутил подступающую тошноту. Потянувшись вслепую за поддержкой, он схватил Блоссия за руку и крепко в нее вцепился.
– Ты поранился? – прошептал Блоссий.
– Они заметили?
Тиберий опустил глаза, глядя на прищемленный палец. Блоссий оглядел приветствующую вождя толпу.
– Нет. Похоже, никто ничего не заметил.
– Хорошо. Тогда идем, будто ничего и не было.
– А ты можешь идти?
– Могу, опираясь на твою руку. Но сначала надо сказать им несколько слов. Некоторые из них ждали этого момента всю ночь.
Тиберий воззрился на собравшихся, выдавил улыбку и поднял руки, призывая к молчанию.
– Верные мои соратники, дорогие друзья, истинные римляне. Долгая ночь прошла, и, что бы ни злоумышляли наши враги, все мы по-прежнему живы.
Слушатели откликнулись радостными возгласами, рукоплесканиями и смехом.
– Вы прождали меня всю ночь, и я благодарю вас за это. В благодарность во второй год своего трибуната обещаю вам наилучшим образом позаботиться о ваших нуждах. Хочу вернуть вам земли, которые по праву ваши, защитить вас от жадных земельных рвачей и их злобных шаек и сделать Рим, в котором ваши дети будут жить справедливее и богаче, лучшим местом для жизни трудящегося человека! Но чтобы добиться этого, мне необходимо выиграть сегодня выборы. А чтобы выиграть выборы, мне необходимо остаться в живых. Угроза со стороны врагов вполне реальна: на меня могут напасть в любое время, в любом месте. Я не боюсь схватки, ибо повидал их немало. Первым взобрался на стену Карфагена и был награжден «стенным венцом». Сражался в Испании рядом со многими храбрецами из числа присутствующих. Но здесь Рим. Я больше не солдат, а гражданин и не ношу оружия. Вы должны стать моими телохранителями, ибо без вас я беззащитен.
– Мы не дадим тебя в обиду! – закричал кто-то из толпы. – Если понадобится, умрем за тебя, Тиберий Гракх.
Его возглас подхватили многие другие.
– Молю Юпитера о том, чтобы до этого не дошло. Но если возникнет непосредственная угроза и понадобится, чтобы меня окружило кольцо смелых людей, я, возможно, не смогу до вас докричаться. Я охрип, да и шум может стоять такой, что голосом его не перекроешь. Поэтому ждите от меня такого сигнала.
Тиберий воздел обе руки к небу, а потом согнул в локтях так, что их пальцы указывали на голову. Жест был понятен – «собраться вокруг главы».
Толпа снова принялась хлопать в ладоши и скандировать его имя. Тиберий, держась одной рукой за руку Блоссия, другой помахал людям и шагнул вперед, стараясь не кривиться от боли.
– Возможно, это хорошо, что я споткнулся, – шепнул он Блоссию. – Гадание предсказывало дурное начало. Теперь можно сказать, что предсказание сбылось и дурное уже позади.
Слегка прихрамывая, несмотря на поддержку Блоссия, Тиберий направился на Капитолий, к месту голосования. Пока он спускался с Палатина, число сопровождавших его людей выросло, а еще больше сторонников дожидалось на Форуме. Они расступились, давая ему пройти, шумно приветствовали его, а потом, сомкнувшись за его спиной, последовали за ним.
На ступенях, ведущих на Капитолий, Тиберий помедлил перед аркой Сципиона Африканского, украшенной рельефными изображениями, воспевающими победы его деда в Африке и Азии. Эту остановку все восприняли как молчаливую дань уважения предку, однако на самом деле прищемленный палец так разболелся, что Тиберию просто пришлось сделать передышку. Однако он дал себе клятву подняться к месту голосования не хромая, не опираясь на Блоссия и не морщась от боли.
Пройдя под аркой и сделав всего несколько шагов, Тиберий услышал над головой шум. На крыше одного из ближних домов, по левую сторону от дороги, каркая и хлопая крыльями, дрались два ворона.
Птичья возня повредила черепицу крыши, и оторвавшаяся плитка, грохнувшись прямо перед Тиберием, разлетелась вдребезги. Тиберий поморщился.
– Сначала гадание, потом палец… теперь еще и это, – прошептал он. – Один дурной знак за другим…
– Чушь! – шепнул ему в ухо Блоссий. – Цыплята вели себя, как положено цыплятам. Пальцы люди защемляют ежедневно, а вороны – очень драчливые птицы. Тиберий, если ты начнешь во всем, что творится вокруг, усматривать знамения, тебе и вправду впору стать царем – только тираны воображают, будто мир вращается вокруг них. Птица сбросила с крыши плохо закрепленную черепицу – только и всего!
Тиберий кивнул, поправил тогу и продолжил подъем.
Когда он вместе с Блоссием поднялся на холм, пространство перед храмом Юпитера уже было заполнено людьми. Выбирать народных трибунов имели право только плебеи, и делали они это по избирательным округам, называемым трибами. Даже в самые спокойные избирательные дни порядок на площади поддерживали служители, вооруженные древками копий без металлических наконечников. Появление Тиберия было встречено оглушительным ревом, бранью и насмешками противников. Поскольку его сторонники прибывали и прибывали, на площади началась толчея. То здесь, то там стали вспыхивать потасовки. Служители расчищали себе путь к очагам стычек, чтобы восстановить порядок, а новоприбывшие старались протолкаться в центр площади, где их ждали товарищи.
На протяжении столетий место собраний оставалось неизменным, но за это время число имеющих право голоса настолько возросло, а на площади появилось столько гробниц и статуй, что разделение избирателей по трибам стало серьезной проблемой. Выборы считались выигранными тем кандидатом, которому удавалось собрать на площади больше сторонников. Прибывшие заранее, еще ночью, и занявшие удобные места избиратели Тиберия старались расчистить путь своим единомышленникам и объединиться с ними. Если бы Тиберию и его людям удалось удержать своих противников на периферии зоны голосования, а то и вовсе вытеснить за ее пределы, это обеспечило бы им преимущество.
Преданные сторонники провели Тиберия с Блоссием сквозь толпу, и, когда он взошел на ступени храма, толпа, занимавшая середину площади, разразилась приветственными возгласами, тогда как с ее краев неслись свист и улюлюканье.
Тиберий надеялся, что ему удастся произнести речь, но поднявшийся шум делал это невозможным. Такого накала страстей на избирательном собрании он не помнил. Все собравшиеся пребывали в беспрерывном движении, кричали и жестикулировали. То здесь, то там, особенно по краям площади или вокруг статуй и гробниц, затруднявших движение, вновь завязывались потасовки, грозившие превратить площадку для выборов в поле боя.
