в шлемах и кольчугах, с красными щитами. В стане Люта началось замешательство. Нападавшие и рассчитывали на это: в несколько минут окружили Мстишу, полностью отрезав от его людей.
— Кто вы? Что вам нужно? — крикнул он, обнажая меч.
— Я — Олег, князь земли Древлянской, — выехал вперёд гордый витязь. — Твой вопрос обращаю к тебе же: что вы делаете в моих пределах?
— Мы предупреждали тебя: выдай нам княгиню и Милонега, и войны не будет. Ты отверг это предложение. По велению киевского князя мы пришли выполнить угрозу.
— Но у вас ничего не выйдет. Вы окружены. Двинетесь вперёд — и моя дружина перебьёт всех до одного. Я прошу по-хорошему: дай приказ повернуть назад. С миром отпущу и сопровожу до Малина. А иначе — смерть.
Лют, гарцуя на лошади, гневно произнёс:
— Нет, Клерконичи не сдаются без боя. Если ты не трус, станем биться: ты и я, вдвоём. Кто из нас победит, тот и будет править.
Князь слегка помедлил: он учился военному искусству у Мстислава Свенельдича и прекрасно знал, что противник суровый. Но в глазах дружины проявлять слабость не годилось. И Олег ответил:
— Хорошо, согласен.
Оба спешились. Взяли по щиту и мечу. Стали друг против друга: крепкий и высокий Лют, жилистый и злобный; Святославлевич — хоть и ниже ростом, но проворнее и моложе. Чья возьмёт? И какое качество верх одержит? Поручиться никто не мог...
Лют пошёл в атаку. Он теснил противника, не давая ему опомниться, — меч свистел, рассекая воздух. Если бы не щит, то Олег был бы поражён в первое мгновение. Мстиша наступал. Изрыгая проклятия, он рубил сплеча, и казалось, что его рука устали не знает. Вот удар пришёлся по шлему, и Олег упал, полностью раскрывшись. Злющая улыбка искривила губы Клерконича. Лют сказал:
— Ну, молись, князёк. Быть тебе покойником, — и с размаху вонзил в него меч.
Но Олег успел увернуться — остриё ткнулось в землю — и ударил по ногам Мстислава. Мстиша охнул и сел в траву А Олег вскочил и приставил клинок к голой шее Свенельдича.
— Ну, сдаёшься? — даже в эту минуту князь давал ему шанс не погибнуть.
— Чтоб ты сдох, подлец! — Лют не принял благородства соперника; его душил гнев.
— Видят боги: я не жаждал крови, — и Олег надавил на меч.
Захрипев, Лют свалился мёртвый.
Это было сигналом для остальных: началось побоище. Из Древлянской земли ноги унесли человек четыреста киевлян. Раненого Тучко вынес на себе раненый же Блуд. Киев был напуган случившимся.
Византия, осень 975 — зима 976 года
Евнух Василий отдыхал, сидя у окна, а Игрун, изогнувшийся на его коленях, сладостно мурлыкал. Паракимомен изменился мало: только волосы слегка поредели, выпало несколько зубов и спина стала чуть сутулее. Крупные морщины прорезали его лицо. Нос едва не касался подбородка. Узловатые пальцы плавно скользили по приятной на ощупь шёрстке... В государстве и в жизни первого министра всё было прекрасно: покорённая Болгария не сопротивлялась и жила спокойно; Русь решала свои дела, сыновья покойного Святослава о походах на юг и не помышляли; не грозила Германия: император Отгон умер два года назад, править стал Отгон II, нашедший счастье с Феофано-младшей, и германские интересы были в Италии, а не на Босфоре; беспокоили только сарацины, снова поглотив Палестину и север Африки, — но Цимисхий отдохнул от северной кампании и, возглавив многочисленные войска, вместе с Вардой Склером разгромил арабов на всём побережье Средиземного моря... А обильные поместья Нофа приносили ему миллионы золотников... Председатель сената не задумывался над тем, для чего ему иметь такие богатства, — сам он вёл довольно скромную жизнь, не был ни гурманом, ни пьяницей, не имел наследников... Просто сам процесс получения денег доставлял ему удовольствие. Деньги — это власть. Деньги — независимость. И благополучие в старости... Евнух гладил дорогого кота и шептал ему с нежностью: «Мы с тобой, дружочек, — главные в империи. Даже сам василевс — и беднее, и глупее, и менее могуществен. Он в моих руках. Правлю фактически я. И никто мне противиться не может!..»
Вдруг открылась дверь, и вошёл дворецкий. Поклонившись, сказал:
— Ваша светлость, прибыл стратилат Варда Склер. Прост его принять.
Ноф от удивления раскрыл рог:
— Варда? С фронта? Что случилось?
— Не могу знать, — ответил дворецкий. — Но лицо у него очень злое. Может, и беда.
— Чёрт возьми... Пусть скорей войдёт. Но на всякий случай подними гвардейцев. И поставь их за дверью. Если я призову на помощь, защитить меня должны в любую минуту.
— Понял. Слушаюсь. Будет сделано.
Варда Склер изменился мало: двухметровый гигант, чёрная курчавая борода до самых бровей, крупный нос, губы — как у негра. Шпорами звеня по мозаике пола, вошёл в зал, поклонился небрежно.
— Здравствуй, Ноф. Я к тебе по приказу Цимисхия.
— Что произошло? — и лицо председателя сената стало серым.
— У меня ордер на твой арест.
Евнух приподнялся, и Игрун спрыгнул на пол. Паракимомен задрожат:
— Почему? Это что — измена?
— Василевс на обратном пути проезжал земли Аназарбы и Друзиона и спросил, чьи это владения. Оказалось, что владения незаконно присвоены тобой. Ярости Цимисхия не было границ. Он послал меня заковать тебя в цепи и держать в тюрьме до его возвращения. А поместья вернуть их законным владельцам.
— Негодяй! — рухнул в кресло Василий. — Сам награбил в походах, обогатился, а другим нельзя?.. — Он взглянул на зловещего посланника и заискивающе спросил: — Варда, дорогой, неужели ты выполнишь приказ этого ничтожества? Или ты забыл, как Цимисхий тебя унизил — обещал назначить военным министром, а услал к чёрту на рога? Разве так поступают с другом, родственником, сподвижником? Вы равны по крови. Почему Иоанн носит диадему? Только потому, что спал с Феофано? Разве не абсурд? Ты мудрее и мужественнее его. Он — предатель, низкий человек и неблагодарная тварь. С ним пора кончать. Сядь, обсудим...
Склер подвинул второе кресло, опустился в него и сказал спокойно:
— Рад, что ты это понимаешь. Будем говорить откровенно. Иоанн — подонок. Он идёт по трупам. Если бы врагов — это полбеды; он идёт по трупам своих друзей. Я давно хотел ему отомстить, но мешало многое. А теперь пора... Между нами, Василий, были трения... Но несчастье объединяет...
Водянистые глаза первого
