Гриманд оглянулся и посмотрел на Карлу.
– Дверь! – крикнула та.
Она повернулась, подошла к Алис, поцеловала Ампаро, которая все еще плакала, и, пересилив себя, отдала ребенка старухе. Потом графиня поспешила к двери. В животе опять начались спазмы, но Карла не обращала внимания на боль. На лестнице было темно, и лишь снизу пробивался желтоватый свет. Ноги не слушались, и итальянке пришлось опираться о стену. В самом низу она поскользнулась и последние несколько ступенек проехала на ягодицах. Потом женщина с трудом поднялась и нетвердым шагом прошла на кухню. Там Эстель разглядывала карты, все еще лежавшие на столе.
– Гриманд вернулся, – сказала ей Карла. – Помоги открыть дверь.
Снаружи раздались выстрелы – уже не залп, а разрозненные. Девочка бросилась к двери и отодвинула нижний засов. Вдвоем они подняли тяжелый брус. Удивляясь, как ребенок смог задвинуть этот брус один, графиня распахнула дверь. Гриманд ввалился в дом, а посланная ему вслед пуля ударила в косяк, так что щепки впились ему в шею. Карла стала закрывать дверь, но Пепин просунул плечо в щель и тоже протиснулся в кухню. Король Кокейна поставил на место брус и задвинул оба засова.
– Я не нашел Матиаса, – сказал он Карле. – Только мертвецов, которых он после себя оставил. Я слишком поздно узнал об этом. – Потом он повернулся к девочке. – Ля Росса? Боже, какой ты стала красавицей!
– Я не Иуда, – сказала Эстель.
– Разве ты можешь быть Иудой? Ты – крылья дракона.
Младенец улыбнулся и погладил девочку по голове. Та просияла.
– Тогда ты вернешь мне нож? – спросила она вкрадчиво.
Гриманд отдал ей маленький нож, который она спрятала на поясе.
– А теперь на крышу, все! Пепин, тут есть кувалда – возьми ее. – Предводитель воров снял с крючка торбу, достал кошелек и сунул его туда, встряхнув, чтобы звякнули монеты. – Пепин, перестань дрожать. Постыдись девочек! Неси кувалду на крышу.
– Как ты сбежал, Пепин? – спросила Эстель.
– От одного сержанта? – усмехнулся молодой человек. – Легко! А ты?
– Хватит болтать, – шикнул на них Гриманд. – За дело!
Пепин схватил кувалду и побежал вверх по лестнице.
– Эстель, – сказала Карла, – попроси Алис потуже запеленать Ампаро.
Девочка бросилась вслед за Пепином, а Инфант Кокейна сунул в торбу рог с порохом. Потом он взял итальянку под руку и повел к лестнице. У стола он остановился и взглянул на карты.
– «Пилигримы святого Иакова» пришли вас спасти, – сказал Гриманд Карле. – Другой причины у этих фанатиков нет. Будь они одни, я бы вас отпустил, но с ними Кристьен. А я выяснил, что это он нанял меня, чтобы вас убить.
– Зачем?
– Не знаю. А еще он нанял пять головорезов – не повезло беднягам! – чтобы захватить или убить Матиаса. Если Кристьен или его хозяин хотели вашей смерти сегодня утром, их намерения вряд ли изменились. Так что идите на крышу.
Король Кокейна смахнул разложенные на столе карты вместе с остальной колодой.
– Алис не сможет подняться на крышу, – сказала графиня. – Думаю, она даже не будет пытаться.
– Скажите, – спросил Гриманд, – какой была первая карта в предыдущем раскладе?
– Повешенный, перевернутая. Алис называла его Предателем.
– Дракон кусает свой хвост. – Гриманд кивнул. – Я уничтожил Кокейн. А карта вопрошающего?
– Смерть.
– Вы правы, маман никуда не пойдет. Оставьте ее.
Оконные стекла за ставнями разлетелись на куски. Послышались удары кулаков в дверь и голоса, требовавшие открыть именем короля. Карла стала подниматься по лестнице. Внутри ее словно что-то сместилось. Придерживаясь обеими руками за стены, она добралась до верхней площадки и почувствовала, как что-то течет у нее по ноге. В родильной комнате Алис сидела на кровати с Ампаро на коленях, а Эстель стояла рядом и изучала, как ребенка пеленают в платок. Когда Карла подошла, старуха протянула ей дочь.
– Можно мне ее подержать? – спросила Эстель. – Я теперь чистая.
Карла передала Ампаро ей в руки. Алис одобрительно прищелкнула языком, а рыжеволосая девочка охнула, и ее дерзкие серые глаза наполнились бесконечным удивлением. Возможно, она ощутила необъятность и тайну собственной судьбы, своего появления на свет и своего будущего. Они с Ампаро словно растворились друг в друге, объединенные безграничной любовью, не имеющей ни причины, ни цели, которые могли бы объяснить ее существование. Карла знала, что от этой связи дочь Гриманда никогда не отречется, поскольку у нее еще никогда не было того, что полностью и без остатка принадлежало только ей. Эстель подняла голову, и взгляд ее был печальным.
– Я была плохой сегодня утром, – призналась она. – Сказала, что убью вашего ребенка. Простите меня, Карла.
– Ты просто боялась, – улыбнулась итальянка. – Я и сама боялась. Не думай больше об этом.
– Она такая легкая, – удивилась Эстель.
– Ты тоже родилась в этой комнате, – сказала Карла. – Как Ампаро.
– Я?
– Да, – подтвердила Алис. – Ты была маленьким чертенком, с самого начала.
Девочка задумалась:
– Значит, я одна из нас?
– Одна из нас? Конечно. Без тебя мы были бы очень бедными. – Старуха обняла ее. – Зато теперь все дочери вместе. Сядь сюда, Карла, любовь моя.
Графиня села на кровать рядом с Алис и обхватила ее руками. Она ощущала тепло старого, грузного тела, его печаль, его радость, его силу. Чувства переполняли ее.
– Говорят, жить труднее, чем умирать, и в этом есть своя правда, – сказала пожилая женщина. – Но не тогда, когда жизнь так хороша, а?
Она рассмеялась хриплым смехом колдуньи, и Карла с Эстель присоединились к ней.
В дверях появился Гриманд. Он посмотрел на них, нахмурив лоб, но войти не решился.
– Нужно торопиться, – сказал он.
– Тут не торопятся, – возразила Алис. – Подожди снаружи.
Ее сын, не возражая, отступил в темноту коридора.
– Карла? – позвала вдруг итальянку хозяйка дома.
Графиня повернулась к ней. Их лбы почти соприкасались, и она не видела страха в глазах старой женщины.
Только умиротворение.
– Ты перенесла великий ужас, чтобы попасть в этот дом, – сказала Алис. – Ты принесла с собой красоту. Ты принесла жизнь. Ты принесла любовь. Ты даже поселила доброту в душе моего сына – подвиг, который еще не удавался никому.
Старуха повернула голову и посмотрела на худенькую девочку, баюкавшую ребенка Карлы.
– Никому, кроме Эстель, – уточнила она, а затем снова повернулась к Карле. – Женщина благословляет тебя от всего сердца.
– Алис…
– Могу я называть тебя сестрой?
– Вы моя сестра. Моя мать. Мой ангел, – прошептала итальянка.
– Твой ангел по имени Ампаро с тобой. Она присматривает за тезкой. Но я знаю, что могу сделать. Ты все вытерпишь. Верь мне и не отчаивайся. Матиас тебя найдет. Ты призвала бледного всадника. И он явится.
– Я вас люблю.
Карла поцеловала Алис в губы.
Потом старуха повернулась к Эстель:
– А от тебя старая женщина получит поцелуй?
Девочка колебалась. Наверное, она не привыкла к поцелуям или испугалась нависшего над ней лица, с лиловыми пятнами и складками обвисшей кожи.
– Давай, маленький чертенок! – подбодрила ее хозяйка.
Она вытянула губы, и Эстель поцеловала ее.
– А теперь вам лучше идти с его величеством, – Алис снова обняла Карлу. – Беги к Огню.
Итальянка взяла Ампаро у Эстель. За дверью они обнаружили Гриманда, который стоял у стены, уткнувшись лбом в локоть поднятой руки. За спиной у него был лук Алтана Саваса и колчан со стрелами. Инфант Кокейна слышал их шаги, но не пошевелился.
– Шабаш закончился? – поинтересовался он.
– Что мы должны делать? – спросила Карла.
Гриманд вытащил из-за пояса двуствольный пистолет и взвел один из курков, а потом опустил назад. Он посмотрел на графиню, и в его прекрасных карих глазах она увидела боль и растерянность.
– Вы умеете с ним обращаться? – спросил у нее Младенец.
– Я не стану убивать с ребенком на руках, – покачала головой женщина.
– Я умею, – вызвалась Эстель. – Ты мне показывал.
Гриманд отдал ей пистолет. Девочка взяла его двумя руками и прижала к груди. Ее отец снял с шеи шнурок с ключом для завода пружины, повесил на шею Эстель и спрятал ей под платье.
Входная дверь затряслась от ударов – похоже, ее рубили топором.
– Отведешь Карлу в монастырь Филь-Дье, – сказал Гриманд дочери.
Эстель кивнула.
– Мне нужен поцелуй и от тебя тоже, – окликнула его из комнаты старая мать.
– Алис пойдет с нами? – спросила Эстель.
– Мы встретимся с ней позже, – ответил король Кокейна. – Ждите меня на крыше.
Гриманд пошел к матери, раскрывшей объятия.
Подъем по двум темным лестничным пролетам отнял больше сил, чем думала Карла. Ее суставы утратили гибкость после родов, растянутые мышцы болели. Каждый шаг – неуклюжий, неуверенный – давался женщине с огромным трудом. Эстель шла сзади. Наверху была дверь, через которую пробивались последние отблески заката. Графиня прислонилась к косяку. Голова у нее кружилась. Закрыв глаза, она крепче прижала к себе Ампаро. Живот был одним комком тупой боли. Боль она вытерпит, но все остальное не подвластно ее воле. Она открыла глаза.
