полковник! Он не может говорить о вас спокойно! — Миссис Бленнерхассет сказали, что я на острове, и она поспешила на пристань приветствовать меня. Я собирался было сразу двинуться дальше, но она настояла, чтобы я с нею пообедал.
— Мистер Бленнерхассет в отъезде, но, если я вас так отпущу, он мне не простит, не будет со мной разговаривать — а это страшное испытание для человека, который не замолкает ни на минуту. Оставайтесь обедать.
Пришлось остаться; еда была вкусная, общество сносное, миссис Бленнерхассет забавна, хотя и жаждала непрестанной болтовни. Конечно же, она отнюдь не мечтала окончить свои дни на острове посреди реки Огайо. Уже за полночь я наконец вырвался от этой Цирцеи и мне было позволено отплыть. Я обещал вернуться.
Одиннадцатого мая я прибыл в Цинциннати, прелестный город примерно с полуторатысячным населением, и тут со мной тоже носились. Я посетил нового сенатора Соединенных Штатов от Огайо — Джона Смита. Милейший человек владел большой гастрономической лавкой, и там, в задней комнате, меня ждал Джонатан Дейтон, чей срок на посту сенатора Соединенных Штатов от Нью-Джерси истек в марте. Мы все трое были причастны к проекту строительства канала в Индиане (его построили позже — не мы). Участвовали мы и в движении за освобождение Мексики.
Среди огромных сыров, под копчеными окороками мы склонились над картами.
— Вам поможет каждый мужчина и даже юноша, если у него найдется ружье и он ищет приключений вдали от дома. — У сенатора Смита был весьма несенаторский вид: большой и светловолосый, он поверх костюма надел еще балахон, чтобы не пачкаться.
Дейтон был остер и изобретателен, как всегда. Из всей этой группы он был мне ближе всех и часто выступал посредником, когда мне приходилось иметь дело с испанскими и английскими властями. Среди прочих моих соратников были сенатор от Кентукки Джон Браун и Джон Адэр, который вот-вот собирался стать сенатором. Браун мечтал о военных авантюрах еще со времени того обеда у Джефферсона на лужайке у причала Грейс, когда нам впервые сказали про план Джефферсона спровоцировать войну с Испанией.
Джон Адэр, герой Революции, знаменитый каратель индейцев, не мог вынести мирную — тем более сенаторскую — жизнь. Подобно многим искателям приключений с Запада, он мечтал о завоевании Нового Орлеана. Когда Джефферсон купил Новый Орлеан, его мечты перекинулись на Юг, в Мехико.
Мы выработали такой план: войско в 5000 человек, собранное со всех Соединенных Штатов, сгруппируется небольшими отрядами в разных пунктах по Миссисипи. Если начнется война с Испанией, эти отряды тотчас превратятся в американскую пограничную армию. Под моим командованием мы переправимся через реку Сабин и при поддержке американского флота у Веракруса освободим Техас и Мексику.
Если же войны с Испанией не будет, английский флот заменит американский и мы соберем нашу армию у Нового Орлеана. При поддержке богатых креолов мы выступим с моря и суши.
Дейтон поинтересовался, что произойдет, если правительство открыто выступит против нас. Сенатор Смит послал мощную струю табачной жвачки через всю комнату и точно попал в пустой кувшин для молока.
— Не посмеют! В конце концов, это наша война, наша страна, а не их.
— Ну, а если Джефферсон все же нас предаст? — Дейтон не любил Джефферсона даже больше, чем я, ибо почти не был с ним знаком и посему мог презирать его отвлеченно. Я всегда убеждался, что такая — стихийная — страсть самая сильная, она создает святых и завоевателей. — А не послать ли нам его ко всем чертям?
— Да что об этом думать? — Сенатор Смит впился зубами в брикет табака, чернее ила из Миссисипи. — До него два месяца езды, если, конечно, путешествовать, как я, в комфорте, хотя, убей, не знаю, зачем я туда езжу. Должен признаться, полковник Бэрр, не нравится мне этот ваш сенат средь дремучих лесов и, если бы не миссис Смит, я никуда бы отсюда не двинулся, а считал бы свои яблоки.
— Яблоки нам пригодятся. — Я перевел разговор на тему об армейском довольствии, намекнул на то, что Джефферсон одобряет освобождение Мексики, и почти не солгал. Я не стал говорить, что, если бы Джефферсону пришлось выбирать между мной и Наполеоном в Мехико, он выбрал бы Наполеона.
На следующий день я вернулся в ковчег и поплыл в Луисвилл, откуда верхом отправился в Лексингтон, штат Кентукки, где и встретился с сенатором Адэром. Он уже получил письмо от Уилкинсона, где говорилось, что я рассчитываю на его поддержку.
Адэр заверил меня в доброй воле Кентукки, ибо:
— Здешняя братия жадна, как римляне, коль скоро дело касается завоевания. Мы хотим Мексику.
— И получим ее.
— Но ведь нужна война с Испанией, чтобы сделать первый шаг…
— Сенатор, наш друг Уилкинсон выиграет нам эту войну за час. — Так я думал, все еще веря Джейми.
Из Лексингтона я верхом отправился в столицу штата, Франкфорт, где остановился у сенатора Брауна, который заверил меня, что «наш старый друг мистер Джефферсон нуждается лишь в маленьком толчке, чтобы начать войну. Только бы он знал, что таковы наши намерения».
— Мои, во всяком случае, таковы. — Миссис Браун была тверда. — Назло Сэлли Ирухо с ее испанским муженьком! Меня тошнит от этой воображалы, должна вам сказать! Подумать только, наша местная Сэлли Маккин взяла манеру говорить с акцентом, как будто она испанка.
Миссис Браун, одна из немногих жен политических деятелей, помогала своему мужу в работе. Многие считали, что из них двоих лучше бы ей быть сенатором. Ее очень любила моя дочь.
Хмельное гостеприимство Кентукки отражено в стишке, который сочинил Джон Маршалл, когда одна дама попросила его придумать строфу со словом «парадокс»:
Нам парадокс в Кентукки
Нежданный подвернулся:
Когда полки стянули,
Полковник натянулся. [86]
Из Франкфорта я проехал верхом через зеленые джунгли в Теннесси и прибыл туда 29 мая. Я направил послание генерал-майору Эндрю Джексону, командующему гражданской гвардией Теннесси, прося разрешения навестить его. И отправился отсыпаться в лучшей комнате нашвиллской гостиницы. Через час меня разбудила толпа, собравшаяся под моими окнами. Я вышел к толпе, и она бурно приветствовала меня. То, что я убил Александра Гамильтона, воспринимали здесь с явным одобрением. Здесь знали, что я пекусь о принятии штата в Союз. Кроме того, теннессийцы ненавидели Испанию, и у них, так же как и у кентуккцев, чесались руки пограбить.
Наутро меня разбудил громоподобный крик под окном. Я выглянул и увидел самого генерала Джексона на статной лошади, он ругал прогневившего его
