Янычары, кинувшиеся спасать знамя, отброшены выстрелом.
— Заряжай! — кричит Добо пушкарю Файриху. — Четверо оставайтесь здесь. Тащите камни и бревна.
И огненный вихрь с новой силой бушует на башнях.
Эва осталась с мертвецом одна.
Сперва она в раздумье смотрела на него, потом поднялась с места, надела шлем, нагрудник и поручи.
Погибший юноша был почти одного с нею роста. Она надела его платье. Сабля Балажа показалась ей короткой. Она вошла в комнату Добо и сняла со стены длинную, прямую итальянскую шпагу. Ремень, привязанный к эфесу, надела на запястье, ножны оставила в комнате.
С обнаженной шпагой выбежала Эва из дверей, сама не зная куда. Она помнила только одно: муж ее вместе с Золтаи защищает наружные укрепления. А в какую сторону надо идти от дворца, она не знала.
Солнце уже заходило и сквозь клубящийся дым казалось раскаленным пушечным ядром, повисшим в воздухе.
По чертежу крепости Эва запомнила, что наружные укрепления серпом охватывают «черепаху» с востока.
Солнце закатывалось справа — стало быть, ей надо идти налево.
Навстречу ей, бряцая оружием, бегом бежали десять грязных, измазанных копотью солдат, держа копье на плече. Впереди бежал младший сержант. Они мчались к Казематной башне. Затем, пошатываясь, прошел еще один солдат. По лицу его струилась кровь. Должно быть, он хотел добрести до цирюльников, но, сделав несколько неровных шагов, упал и вытянулся на земле.
Эва подошла, намереваясь поднять его. Но тут же рядом лежали и второй, и третий солдаты. Нельзя было разобрать, мертвы ли они или просто впали в беспамятство. Один из них был старшим сыном эгерского старосты. Эва не раз видела его из окна. В груди юноши торчала стрела.
Со стороны погребов, запыхавшись, бежали женщины, неся на голове деревянные кувшины, а в руках — подойники или ушаты. Они тоже спешили на восточную сторону. Эва направилась вслед за ними.
Пробежав мимо конюшен, женщины исчезли в маленьком, спускавшемся книзу подземелье, где горели два фонаря.
Это были Темные ворота. Они связывали наружные укрепления с внутренней крепостной стеной.
Эва бросилась вдогонку за женщинами.
Пыль и зловонный дым становились все гуще. Все неистовее орали и метались турки и венгры. На валу, на лестницах и помостах — повсюду лежали трупы, по большей части лицом к земле. В одном из мертвецов Эва узнала отца Балинта. Он упал навзничь. Шлема на голове у него не было. Длинная белая борода покраснела от крови. Но рука все еще сжимала саблю.
Эва споткнулась о булаву с длинной рукояткой, схватила ее и ринулась вверх по лестнице. Бой уже переходил в рукопашную схватку. Солдаты, стоя на стенах, сталкивали вниз турок. Какая-то женщина кинула сверху бревно, горящее с одного конца. Другая, размахнувшись, швырнула в турка пылающую крестовину.
С башни выстрелили две пушки подряд.
Эва посмотрела в ту сторону и увидела мужа. Гергей держал в руке дымящийся фитиль и глядел вниз, стараясь установить, куда попало ядро.
На гребне стены осталось пять или шесть турок. Их сшибли оттуда. На мгновение наступило затишье. Солдаты обернулись и крикнули что есть силы:
— Воды! Воды!
Рядом с Эвой громко требовал воды старый воин в шлеме, стоявший на выступе полуразрушенной стены. По лицу его струился кровавый пот, кровь слепила ему глаза.
Эва узнала отца.
Она выхватила кувшин у прибежавшей женщины, протянула ему, помогла держать. Старик жадно припал к кувшину: в нем было старое эгерское вино, а не вода.
Он пил не отрываясь, и вино текло у него по усам. Наконец он отнял кувшин ото рта и глубоко вздохнул.
Эва увидела, что рука у него тлеет и дымится. Да и не удивительно — ведь кисть руки по самое запястье была деревянная. Вероятно, зажглась она от горящей просмоленной соломы, а старик и не заметил этого.
Эва швырнула на землю кубок, булаву и схватила отца за руку. Она знала, где прикреплялась деревяшка. Ловкими пальцами расстегнула она пряжку и бросила деревянную руку на головы туркам.
А старик схватил саблю левой рукой и, высунувшись из башни, стукнул по тростниковому щиту, украшенному медным полумесяцем.
Эва помчалась дальше, к мужу, перескакивая через мертвые тела. То горящий сноп соломы пролетал перед ее глазами, то за спиной ее пули ударялись о стену. А солдаты все пили и пили. Они просили только воды. Даже вода была для них нектаром. Что же говорить о вине! С каждым глотком в них точно вливалась божественная сила.
Среди шума и воплей турок, копошившихся внизу, раздался громкий голос Золтаи:
— Идите, собаки! Идите! В раю Мохамеду привет передавайте!
А в следующий миг он крикнул:
— Спокойной ночи!
Но турок, к которому были обращены эти слова, верно, забыл ответить.
— Илери! Илери! — надрывались ясаулы. — Мы победили! Мы победили!
Новые толпы, новые лестницы, новые вереницы живых взбирались по грудам мертвецов.
— Аллах! Аллах!
Эва нашла наконец Гергея. Он поджег фитиль бочонка, начиненного порохом, и сбросил бочонок с высоты. Затем швырнул наземь шлем, подскочил к какой-то женщине, выхватил у нее кувшин и стал пить так жадно и торопливо, что красное вино стекало по уголкам его губ.
Эва протянула свой жбан какому-то солдату и повернулась, чтобы поднять шлем Гергея. Но только она нагнулась, как вдруг глаза у нее защипало от дыма горящей смолы. Она выпрямилась, протерла глаза, но уже не увидела Гергея.
Оглянулась направо, налево — все солдаты внезапно опустились на корточки.
Снизу, саженях в десяти от стены, раздался залп. Пуля ударила в шлем Эвы, и он треснул.
Эва пошатнулась и не сразу пришла в себя.
Внизу гремела адская музыка, слышался барабанный бой, треск, завыванье труб.
Под стеной какой-то долговязый ясаул пронзительно вопил:
— Я аюха![93]
Внизу стояли смешанные войска. Вместо янычар пригнали асабов в кожаных шапках и акынджи в красных колпаках.
Окруженный десятью пожилыми янычарами с воплями «Илери! Илери!» на стену кинулся дервиш с флагом в руке. Он был в белой власянице. Голову его вместо колпака из верблюжьей шерсти прикрывал шлем.
Венгры обычно не стреляли в дервишей, но так как этот дервиш был в шлеме и с саблей в руке, по нему дали залп. Эва тоже обратила на него внимание.
Ветер на миг развеял дым, и в руке дервиша заколыхался бунчук с тремя хвостами. Когда дервиш обернулся к крепости, Эва увидела, что один глаз у него завязан.
— Юмурджак! — крикнула она с яростью тигрицы и желтой молнией метнула с высоты булаву.
Булава перелетела через голову дервиша и попала в грудь какого-то янычара. Услышав крик, дервиш взглянул наверх. Но в тот же миг с башни выпалила пушка, и облако дыма и пламя скрыли от глаз Эвы дервиша и его сотоварищей. А когда дым во рву рассеялся, дервиша уже не было и в помине, но на стены взбирались другие солдаты.
Они поднимались теперь не только по лестницам. Какой-то янычар в белом колпаке полез без лестницы — прямо по разрушенной стене крепости. Он ступал с камня на камень. Ведь руки всегда найдут за что уцепиться, да и ноги нащупают щель, куда бы поставить ступню. А по бревнам и вовсе легко взбираться.
За первым янычаром полез второй, третий. И наконец стену облепили десять… двадцать… сотня предприимчивых людей, как облепляют по весне божьи коровки солнечную сторону зданий. Турки, запыхавшись, карабкались, лезли по стенам наружных укреплений. Глаза их сверкали. Некоторые тащили с собой веревочную лестницу, зацепляли ее за камень, и турки, стоявшие внизу, немедленно взбирались по ней.
Гергей сбежал с башни и бросился к пролому. Шлема на голове у него не было, лицо почернело от пороха, в руке он держал копье.
— Шукан! — крикнул он старику, который сражался окровавленным копьем. — Смола еще есть в погребе?
Гергей охрип и поэтому говорил почти на ухо старику.
— Нет! — ответил Шукан. — Там есть бочка древесной смолы.
— Прикажите немедленно прикатить ее к пушке Перени.
Рядом со стариком сражался дьяк Имре. Он положил копье и умчался.
— Витязи! — крикнул Гергей. — Соберемся с силами!
С другой стороны, точно эхо, зазвучал голос Золтаи:
— Если мы отгоним их сейчас, они больше не пойдут на приступ.
— Огонь! Огонь! — послышалось с другого конца.
Продев шесты в ушки котлов, женщины таскали на стены расплавленный свинец, кипящее масло и кипяток.
Тетушка Ваш взбежала на стену с большой лопатой раскаленных углей и высыпала их на турок. Но лопата тут же выпала у нее из рук: камень, отбитый ядром, ударил ее по виску. Она привалилась спиной к столбу и упала.
К ней наклонилась другая, дородная и вся измазанная копотью женщина. Она сразу поняла, что тетушка Ваш испустила дух, и приметила камень, который лежал у тела погибшей. Схватила его, кинулась к стене. И тут попала ей в грудь пуля. Женщина упала.
