— Нельзя. Я видел солдат по дороге. Они приближаются. Много копий и флажков.
Чжан Вэнь-чжи инстинктивно понюхал воздух:
— Пожалуй, ты прав. Надо уходить в обратную сторону, на Синьшань, а оттуда к реке. Ступай вперед. На переправе сговоримся насчет дележа.
— Напополам?
— Пожалуй, так… Ступай!
Прорицатель сделал несколько шагов крадучись. Но путешествие его продолжалось недолго. Не успел он достичь ограды, как острый нож ударил его два раза в спину. Он упал без крика.
Чжан Вэнь-чжи вытащил у него из-за пазухи несколько бесформенных слитков серебра, взвесил их на руке и спрятал под куртку.
— Напополам! — сказал он со смешком. — Через минуту его не было в усадьбе.
В то же время длинная процессия покидала деревню. Мычали буйволы. На повозках ехали женщины. Торчали мотыги, плуги, бороны, грубая мебель и посуда. Вооруженные мужчины шли пешком.
Их провожали остающиеся. Среди них был Ван Ань, бывший кабальный арендатор. Он не мог уйти. Он любовно оглядывал крошечный клочок земли на склоне горы, который Ван Чао-ли когда-то забрал у его отца. Этот клочок был тщательно разработан мотыгой. Это снова была его собственная земля! Не было больше ни долга, ни аренды!
Процессия скрылась в горах. Оставшиеся вернулись в деревню и зажгли курительные свечи в кумирне. Вдруг в кумирню вбежал учитель и стал гасить свечи.
— На колени! — раздался его дикий голос. — На колени! Помолимся спасителю, старшему небесному брату!
Издали долетел отдаленный крик. Кто-то бежал с холмов, отчаянно размахивая руками.
В наступившей тишине ясно прозвучало:
— Спасайтесь! Солдаты!
И еще раз:
— Маньчжуры! Бегите!
На холмах клубилась пыль. Слышался хорошо знакомый боевой клич. Запестрели флажки. Сабли сверкали молниями.
— К протоку! Бегите!
Но и у протока взлетала пыль. Деревня была окружена.
Еще через минуту деревенская улица затряслась от топота лошадиных копыт.
Всадники в шапках с лисьими хвостами рубили направо и налево без разбора. Императорский флаг с изображением извивающегося дракона прыгал над побоищем. Лошади дыбились. Ужасные крики рвали накаленный воздух. Некоторые пробовали сопротивляться, но их старые мечи и бамбуковые пики натыкались на щиты с изображениями чудовищ и ломались, как солома. Одинокие фигуры метались по улице, тщетно прикрывая головы руками. Солдаты врывались в дома и тащили визжащих женщин. Начальник с золотым шариком на шапке стоял на холмике и хладнокровно глядел на все это своими бесстрастными, прищуренными глазами. В руках у него был веер.
К нему привели трех связанных, окровавленных крестьян и учителя и заставили их встать на колени.
— Кто научил вас поджечь усадьбу «отца»? — спросил начальник.
Связанные молчали. Удары бамбуковыми палками и мечами плашмя не заставили их заговорить. Учитель что-то бормотал, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Не было ли здесь человека с рассеченной щекой?
Крестьяне молчали. Учитель стонал сквозь зубы.
Начальник подождал с минуту и сделал знак веером. Связанных оттащили в сторону и отрубили им головы. Сделано это было быстро и ловко.
Начальник не смотрел на казнь. Он разглядывал деревню. Потом он еще раз взмахнул веером.
— Детей не оставлять, — спокойно приказал он, и его приказание было передано палачам.
Впрочем, не было особой надобности приказывать. Маньчжуры и без приказания начальника знали, что мятежную китайскую деревню надо уничтожить.
Поэтому-то Долины Долгих Удовольствий больше не существует. Напрасно было бы искать хоть камешек на месте бывшей деревни. Двадцать две семьи, оставшиеся на восточной стороне Люйхэ, бесследно исчезли в один день вместе с имуществом и скотом. Уходя, солдаты подожгли деревню.
Словно для того, чтобы замыть следы резни, небо на другой день разразилось дождем. Ливни на среднем течении Янцзы не уступают силой тропическим. Молнии сверкали одна за другой в разных сторонах неба. Сверху лились сплошные потоки воды, будто кто-то там опоражнивал тысячи бочек. Вода неслась с гор. Река вышла из берегов. Так продолжалось четверо суток. И, когда засияло солнце, на склонах снова зазеленела трава.
На переправе в Цзэйцзинь всегда толпилось множество народу. Это было очень оживленное место. В харчевне, под красивой вывеской «Заведение трех добродетелей», торговали пирожками, сделанными на пару, похлебкой из бобов, жареной свининой, нарезанной длинными полосками, и рисовой водкой. Бродячие фокусники звенели ярко сверкающими металлическими трезубцами. За особой оградой можно было увидеть бой сверчков или сыграть в кости со случайными спутниками. На берегу стояли ротозеи и глядели на большую джонку, по-праздничному разукрашенную. На корме сидел человек с трубочкой в шелковой кофте и юбке.
— Фу уезжает, — кивнул кто-то головой. — У него шелк и серебро. Говорят, много серебра.
— А что с ним будет за мысом?
— Ничего с ним не будет. Он сделал подарок начальнику заставы.
— А генерал?
— Он сделал подарок и генералу.
— А разбойники?
— Он откупился и от разбойников. Купец везде пролезет.
— А если попытаться?..
Собеседник выразительно провел рукой по шее.
— И не пробуй! «Вежливый тигр» взял с него что полагается и никому не даст спуску. Уж если он взял деньги — кончено!
«Вежливым тигром» в этих местах называли вожака разбойничьей шайки, которая действовала на Янцзы уже восемь лет.
— Жаль! А этот Фу уезжает вовремя.
— Почему?
— Собака и торговец чуют погоду по воздуху. Пройдет еще три — четыре луны, и весь округ поднимется. Во всех деревнях на Янцзы, где ткут шелк, этого Фу встречают бранью. Он привозит с низовьев все то, что когда-то делали руками. Нынче хорошему мастеру ничего не остается делать, как уйти в разбойники. Не умирать же с голоду!.. Эй, мальчик, почему ты плачешь? Тебя назвали черепахой?
Раздался хохот. Плачущий мальчик ничего не ответил. Его окликнули с другой стороны:
— Плачешь, а еще хотел быть воином!
Ю оглянулся. Это были грузчики, которые тянули лодку Фу на верховья. Они сидели на корточках и быстро орудовали палочками, уничтожая соленую репу.
— Ты куда?
— Меня послали к уважаемому господину Фу.
— Ну и что ж? Уважаемый господин сидит вон там, на палубе.
— Я не знаю, как мне вернуться домой. Я видел солдат…
Грузчик отложил палочки и вытер рот:
— Айя! Ты видел солдат?
— Да, они ехали к нам в деревню.
Грузчик покачал головой:
— Знаю. Мы здесь всё знаем.
— Как я теперь попаду домой?.. — беспомощно протянул Ю.
Грузчик подал ему палочки и репу.
— Оставайся пока у нас, — сказал он, — но завтра мы уедем.
— Куда?
— На низовья.
— Вы будете тащить лодку?
— Дурень! Лодка будет тащить нас.
— А я что буду делать?
Грузчик задумчиво посмотрел в западном направлении. Ю тоже смотрел туда. Он вспомнил ночь, проведенную под камнем, и голоса духов и снова всхлипнул.
— Ведь ты хотел быть воином, — проговорил грузчик, — а воин должен быть мужчиной… Знаешь что? Отправляйся-ка с нами.
— А отец? А мать? А Гань-цзы?
— Твоя деревня сгорела, — сказал грузчик, — мы видели зарево вчера ночью. Хорошо, если твой почтенный отец еще жив. Ступай к господину Фу и передай ему то, что тебе велели. Кто-то вызвал солдат в Долину Долгих Удовольствий. Хотел бы я знать, кто это был…
Через несколько минут Ю робко предстал перед Фу. Купец, попыхивая трубочкой, рассеянно выслушал просьбу Ван Чао-ли.
— Подойти поближе к деревне? — переспросил он. — Пожалуй, это уже не имеет смысла. Наоборот, мы отойдем подальше от этой деревни. Так ты говоришь, что она сгорела?
— Все видели зарево…
— Ты, говоришь, встретил солдат на дороге?
Ю подтвердил.
— Бедняга! — сочувственно сказал купец. — А сколько ты можешь идти не останавливаясь?
— С полудня до сумерек, — сказал Ю.
— Это хорошо, — заметил купец. — Что ты делал у Ван Чао-ли?
— Я очищал и набивал трубки.
Фу протянул ему свою трубку и коробку с табаком:
— Сделай это.
Ю выполнил привычную работу за две — три минуты.
— И это хорошо, — сказал Фу. — Хочешь поехать со мной на низовья?
— Я хочу быть воином, — объяснил Ю.
Купец усмехнулся:
— Это мы еще увидим. Я беру тебя с собой.
— А отец? — пробормотал Ю с последней надеждой.
— Дурак! — сухо отвечал купец. — Твой отец умер так же, как умер твой хозяин Ван Чао-ли… Эй, возьмите его! Терпеть не могу слез.
Через час джонка уходила вниз по Янцзы. Течение несло ее быстро. Рулевой, налегая на балку руля, посматривал на Ю, который все еще плакал, скорчившись в три погибели на корме.
