связан водным путем через Великий канал, который тянется до самого Пекина. Мы часто видели грузовые суда, которые начинали свой путь в Нанкине. Возникло чувство, будто повстанцы уже почти у нас на пороге.
Никто не верил, что тайпины смогут взять Нанкин, огромный город, защищенный крепкими стенами. Однако он пал почти сразу, и тайпины перебили там почти всех маньчжуров.
И теперь старая столица империи Мин, священный город Пурпурной горы, контролировавший всю долину Янцзы и половину речной торговли Китая, оказалась в руках лохматых бродяг, которые рассказали миру, что это столица их Небесного царства, и император ничего не мог с этим поделать.
Интересно, как бы отнесся к этому Старший Брат Дедушки при всей его безмятежности? Сохранил бы свой философский подход? Вот что я имею в виду, когда говорю, что он умер в нужное время.
Итак, устроив свое Небесное царство, тайпины задержались на какое-то время, а я продолжал жить своей жизнью.
Мне было пятнадцать, поэтому, естественно, я очень хотел найти постоянную работу. Я с радостью научился бы какому-нибудь ремеслу, но в нашей деревне было всего несколько мастеров, и у них были собственные сыновья. Кроме того, они не хотели нанимать меня, потому что не очень уважали моего отца.
На помощь пришла мать. Она дружила с одной женщиной в деревне, где жила та сапожница, ее приятельница была замужем за довольно важным человеком, который изготавливал лаковые изделия. Они продавались в самом Пекине и иностранным торговцам дальше на побережье. Мать велела мне пойти к этой женщине и ее мужу, возможно, из этого что-нибудь выйдет.
Я не захотел. По крайней мере, сначала.
Такое случалось на каждом шагу: знакомых просят нанять молодого работника, в котором они на самом деле не нуждаются или не хотят его брать. Им нужно придумать тактичный способ отказать, никого не обижая. Поэтому я выбрал другой план.
Сначала я сказал маме, что мне это неинтересно. Она очень расстроилась, но тут ничего не поделаешь. Затем через несколько дней я отправился в соседнюю деревню, чтобы взглянуть на лаковую мастерскую.
Территория мастерской состояла из широкого двора с открытыми навесами с одной стороны и закрытыми сараями – с другой. Открытые навесы были оснащены бамбуковыми жалюзи, которые можно было опустить, если ветер приносил слишком много пыли. Но в тот день не было ветра, и мужчины сидели за длинным столом под навесом, так как большинство мастеров предпочитают работать при естественном освещении. Во двор можно было пройти беспрепятственно, поэтому я вошел, выбрал место напротив худого грустного человека с редеющими волосами, который, казалось, был занят простейшей задачей – наносил слой лака на деревянный поднос. Я стал наблюдать.
Я не просто праздно пялился, а подмечал мелочи. Я сразу заметил, что поднос сделан из двух кусков дерева, склеенных друг с другом. Я предположил, что это нужно, чтобы поднос получился более жестким и не деформировался. С помощью небольшой кисти мастер покрыл поднос красным лаком. Я обращал внимание на мельчайшие детали: как он держит кисть, как двигает ею. Я наблюдал за работой в течение получаса, когда из одного закрытого сарая вышел крупный мужчина средних лет и подошел ко мне. У него была широкая голова с глубоко посаженными глазами и выступающий лоб, отчего он напоминал каменного истукана. Наверняка это был владелец.
– Что это ты тут делаешь? – спросил он.
– Наблюдаю за работой мастера, господин, – ответил я с низким поклоном. – Просто смотрю, как это делается.
Хозяин с подозрением окинул меня взглядом. Наверное, он решил, что я хочу что-то украсть. Он обратился к мастеру:
– Мальчишка тебе досаждает? – (Тощий мастер покачал головой.) – Если он станет тебе доставлять неприятности, просто выстави его. – С этими словами хозяин вышел на улицу.
Закончив наносить слой лака, мастер отнес поднос в другой сарай, тоже закрытый. Но когда он входил в двери, я увидел, что там над лампой висит горшок и из него поднимается пар. Так как стоял теплый день, а на улице было довольно сухо, я предположил, что это приспособление увеличивает влажность. Я принял это к сведению, но не стал задавать вопросов.
Затем худой взялся за другое изделие. На него уже был нанесен лак. Но мастер начал наносить на него новый слой точно таким же образом, и я понял, что каждое изделие покрывали лаком в несколько слоев.
Я все еще торчал там два часа спустя, когда вернулся хозяин. Он выглядел очень удивленным, на что я и рассчитывал. На мгновение я подумал, что он может вышвырнуть меня вон, но он решил сделать вид, что не заметил меня, и снова исчез в закрытом сарае. Я пробыл во дворе мастерской еще час, а затем ушел.
К этому времени я запомнил каждое движение руки мастера. Вернувшись домой, я вынул тушь, кисти и несколько сохраненных обрывков бумаги и стал повторять его движения, снова и снова, пока мне не стало казаться, что я прочувствовал каждый мазок.
На следующий день я взял с собой письменные принадлежности и на этот раз расположился напротив другого мастера, спокойного толстяка, немного моложе первого.
Он делал кое-что другое. На лаковой шкатулке, над которой он работал, были изображены две фигурки в бамбуковой рощице, а лак нанесен настолько густо, что я интуитивно понял, что на шкатулке, должно быть, несколько десятков слоев лака, возможно больше ста. С бесконечной осторожностью он вырезал прямо по лаковому покрытию, используя несколько инструментов: острые как бритва ножи, тонкое как игла сверло и другие любопытные инструменты, каких я никогда раньше не видел. Это была такая филигранная работа, что на ее выполнение могли уйти недели. Зрелище настолько меня заворожило, что я почти забыл о цели своего визита.
В конце утра я сел на землю и, вынув кисти, тушь и крошечную бутылку воды, начал воспроизводить рисунок, который только что видел, на одном из клочков бумаги. Затем я попытался проделать тот же процесс, но в обратную сторону: сначала нанес слой туши, подождал, пока она высохнет, что происходит довольно быстро, а затем добавил еще один слой. Получилось довольно неуклюже, конечно, но это помогло мне прочувствовать процесс. Я продолжал в том же духе, изредка поднимаясь, чтобы взглянуть на работу толстого мастера, а затем снова садился и весь день забавлялся с кистью и тушью. В тот день хозяин мастерской не появился. Но в конце дня толстый мастер жестом подозвал меня к себе. Он вложил мне кисть в руку и показал, как держать ее для работы с лаком; несмотря на мои наблюдения, я все еще не совсем правильно уловил. Я очень низко поклонился, поблагодарил его и отправился домой.
На следующий день
