— Положение отца будет ещё хуже, если вышеупомянутый господин узнает, что у его зятя есть такая сестра, как ваше высочество!
— Нет. Напротив, у нас дома будет новая сестрица — невестка…
Камаля устроил ответ, хотя он и не ожидал такого. Он успокоился от того, что его любимый «сказочник», рассказами и анекдотами которого он так наслаждался, останется с ними. Однако тут же задал ещё один вопрос:
Мать ответила, что по обычаю невеста переезжает в дом к жениху, а не наоборот. Камаль не знал, кто установил такой обычай, но ему очень уж хотелось, чтобы было принято как раз наоборот, пусть даже ему придётся пожертвовать Ясином и его анекдотами. Но он не мог заявить всем о своём желании и выразил его красноречивым взглядом, предназначенным матери. Из-за этой новости загрустил один только Фахми, но не потому, что он не разделял радости Ясина, а потому, что история с женитьбой вскрыла его застарелую рану, из которой засочилась грусть… Словно в момент всеобщей победы мать горюет по павшему сыну…
43
Коляска, в которой сидели мать, Хадиджа и Камаль, тронулась и пустилась в путь на улицу Суккарийя. Возвещало ли замужество Аиши о новом этапе — этапе свободы? Смогут ли они наконец видеть свет этого мира, хотя бы время от времени и дышать свежим воздухом?!.. Но Амина не сдалась в плен оптимизму и не склонна была торопить события. Тот, кто часто запрещал ей навещать мать, вполне был способен также запретить навещать и дочь. Она не забыла, что прошло уже много дней с момента замужества Аиши, когда её навещали и отец, и Ясин и Фахми и даже Умм Ханафи. Однако ей, матери, не разрешалось навещать дочь. Да и храбрость не была её спутницей, чтобы попросить разрешения для визита. Амина остерегалась упомянуть в присутствии мужа о том, что у неё есть дочь в Суккарийе, и она должна её увидеть. Вместо этого она хранила молчание, но образ дочери не покидал её мыслей, и грудь сжималась от боли в терпении и покорности. Наконец она собрала волю в кулак и спросила его:
— Иншалла, господин мой скоро навестит Аишу, так что мы удостоверимся, что у неё всё хорошо..?
Ахмад понял, какое желание скрывается за её вопросом, и разозлился на неё, так как решил не разрешать ей посещать Аишу. Однако поскольку в подобных случаях он любил давать своё соизволение вне всякой связи с её просьбами, чтобы у неё самой не закралось подозрение, что её просьба могла хоть как-то повлиять на его разрешение, и ненавидел, когда она старалась напомнить ему об этом своими наводящими вопросами, он с досадой подумал над этим и разгневался, ибо понял, что эта потребность неизбежно возникнет у Амины, и закричал на неё:
— Аиша живёт в доме у своего мужа и ей не нужен никто из нас. Я уже сам навещал её, как и её братья. Так что ты за неё переживаешь?!
Сердце сжалось в её груди, и горло пересохло от отчаяния и негодования. Муж же её намеренно хранил теперь молчание, словно теперь разговор на эту тему прекращён ей в наказание за такое непростительную, по его мнению, хитрость, что она придумала. Затем надолго он и вовсе перестал обращать на неё внимание, хотя украдкой следил за её печальным лицом, пока наконец однажды, собираясь идти по своим делам, у него вдруг не вырвалось сухая и лаконичная фраза:
— Иди завтра навестить её..!
От радости кровь прилила к её лицу, которое больше не держало ликование в секрете: Амина радовалась как ребёнок, и потому он тут же в гневе выпалил:
— После этого ты её больше не увидишь, разве что её муж позволит тебе навещать её…!
Он не прибавил больше не слова к тому, что сказал, однако Амина не забыла данное ей обещание и решила посоветоваться с Хадиджей о своём разговоре с ним. После некоторого колебания и опасений она спросила его:
— Господин мой позволит мне взять с собой Хадиджу?
Он кивнул головой, словно говоря: «Машалла…», затем сердито произнёс:
— Ну да…, конечно! Раз уж я согласился выдать замуж свою дочь, то моя семья должна показывать себя всякому уличному сброду!.. Бери её… Да заберёт вас всех Господь наш…
Радость её была беспредельной, так что она даже не обратила внимание на последние его слова, к которым уже привыкла… Более того, когда он действительно был в гневе или только делал вид, что сердится, не важно, — ей было хорошо известно, что всё это только слова, весьма далёкие от того, что на самом деле у него на душе, — её супруг напоминал кошку, которая носит во чреве котят и потом сама же пожирает их. Её мечта сбывалась, и вот они вместе ехали в коляске на улицу Суккарийя.
Камаль, выходя из дома в сопровождении матери и сестры и садясь в экипаж, выглядел самым счастливым из всех — он не мог сдержать своей радости и хотел заявить о ней всему миру, а может, ему хотелось привлечь к собственной персоне взгляды окружающих, чтобы все видели, как он садится в коляску между матерью и сестрой.
Едва коляска проехала мимо лавки дядюшки Хусейна-парикмахера, как вдруг Камаль встал и закричал:
— Эй, дядюшка Хусейн!.. Гляди!
Мужчина уставился на него, но обнаружив, что мальчик не один, быстро опустил глаза и улыбнулся, а Амина покрылась краской стыда и смущения. Она схватила Камаля за край его пиджака, чтобы он больше не высовывался наружу перед каждой лавкой, и сделала ему выговор за подобную «безумную» выходку.
Дом на улице Суккарийя, в
