Сухоборец рассказал, что по городу гуляют разные слухи. Одни утверждают, что султан Мурад скончался вчера вечером, во время пира, а другие говорят, что он умер ночью от внезапного приступа неизвестной болезни. На базаре какой-то дервиш кричал, что Мурада зарезали, но старика этого схватили стражники и увели. Никто толком ничего не знает, власти молчат, и люди высказывают самые невероятные предположения — от отравления вином до сказок о слетевшем с неба ангеле смерти Азраиле, утащившем в ад великого грешника, постоянно нарушавшего законы шариата.
Куприян вяло жевал, размышляя над тем, что последует за воцарением Ибрагима. Не секрет, что к власти пришла хитрая и коварная валиде Кезем, которая будет из гарема руководить сыном. Долго ли усидит на троне Ибрагим? Какие решения он примет в отношении Азова, захочет ли войны с русскими? Кого приблизят к трону — Фасих-бея или Гуссейна? Кажется, задумка столкнуть их лбами дала некоторые результаты. Бажен узнал, что Сулейман, старший сын Гуссейн-паши, вертелся вокруг людишек евнуха, смущая их подачками и посулами: не иначе, выведывал что-то об их хозяине. Но самое интересное, что старый Фасих завел дружбу с молодым красивым итальянцем и даже подарил ему дом. Хотя для обладавшего огромными богатствами евнуха подарить кому-то один из своих многочисленных домов не составит особого убытка.
Сухоборец обратил внимание на необычную дружбу и начал исподволь собирать сведения о венецианце. Вскоре выяснилось, что Джакомо дель Белометти прибыл в Константинополь из Рима и первое время жил у португальского негоцианта Вейги Рибейры, тесно связанного с Ватиканом. Это заставило внимательнее приглядеться к красавцу Джакомо и его дружку Рибейре. Если португалец довольно прибыльно торговал, то Белометти вел праздный образ жизни: посещал базары, любил развлечения, заводил новые знакомства, часто бывал во дворце Фасих-бея и часами беседовал с ним наедине. О чем могли так долго говорить приехавший из Рима итальянец и старый евнух, мечтавший о власти?
Бажен и Куприян почти до хрипоты спорили, пока не сошлись на том, что Джакомо может быть тайным агентом Папы, посланным в Константинополь, чтобы прощупать возможные варианты сговора с османами против русских. За домом итальянца установили наблюдение, следили за Рибейрой и приехавшим с Белометти человеком, но тот вдруг исчез. Это сильно обеспокоило Сухоборца, особенно когда ему удалось выяснить, что к исчезновению спутника Джакомо имеют отношение подручные старого евнуха — толстый Джафар и албанец Али.
Недавно жирный Джафар вернулся и привез во дворец Фасиха новую рабыню. Бажен узнал в порту, что это была русская невольница, и самое удивительное — евнух подарил ее Белометти, который увез рабыню в свой дом на окраине Константинополя. Вместе с рабыней Фасих подарил итальянцу двух старух.
А вскоре появилась и третья, умелая массажистка и банщица Айша. Бажен сразу повеселел: один из его надежных людей дружил с сыном Айши, кузнецом Бахиром…
— Сегодня я снова спрашивал о девушке, — сообщил Сухоборец. — Айша пыталась поговорить с ней, но та не знает турецкого и вообще очень замкнута. Айша за свою жизнь повидала в банях множество женщин, но, по ее мнению, невольница итальянца — редкая красавица.
— Как ее зовут? — поинтересовался Куприян.
— Никто не знает ее имени и откуда она родом. Известно только, что русская.
— Она может быть и полячкой.
— Может, — кивнул Сухоборец. — Ее могли украсть на Украине, в Польше или на Руси. Айша слышала, старухи прислужницы шептались, что эта невольница приносит несчастье своим хозяевам. Сначала ее купил татарский мурза — и тут же потерял сына. Два корабля, на одном из которых везли ее сюда, попали в страшный шторм, и второй разбился на скалах. А в тот день, когда Джакомо привез к себе полонянку, она чуть не убила его. Сорвала со стены ятаган и пригрозила перерезать ему горло, если он к ней приблизится.
— Как пригрозила? — недоверчиво прищурился Куприян. — Она же не знает турецкого. Или она говорила на латинском?
— Пригрозить можно и без слов. Иногда жесты даже красноречивей.
— Ее избили за это?
— Нет, — задумчиво пощипывая бороду, отозвался Бажен. — Как ни странно, Джакомо не велел отнимать у нее ятаган. Она ходит с ним даже в баню.
Куприян захохотал, хлопая себя ладонями по ляжкам. Сухо борец недоуменно уставился на него.
— Что тебя развеселило?
— Она русская, точно! — вытирая выступившие от смеха слезы, сказал Куприян. — Наверняка казачка или родом с окраин Дикого поля. Только там такие девки, что самого черта не боятся.
— Итальянец, по всей вероятности, решил обольстить рабыню, а не брать ее силой, — продолжил Важен. — Сейчас она нам очень нужна. Если мы с ней договоримся, то более надежного человека рядом с Белометти не найти. Понимаешь?
— Пока не очень.
— Фасих имеет доступ к валиде Кезем, — начал развивать свою мысль Сухоборец. — И если он вступил в сговор с итальянцем, то непременно сообщит ему, что решил султан в отношении Азова. Пожалуй, это не самый простой, но зато самый короткий путь узнать то, что станет известно Джакомо. Девушка свободно перемещается по дому.
— Но она не знает языка, на котором говорит Белометти, и не знает турецкого, — немедленно возразил Куприян.
— А вдруг знает? То, что она упорно молчит, еще ничего не доказывает. — Бажен встал и зажег свечи.
На улице темнело, в комнате стало сумрачно. Суматошный, полный неожиданностей день потихоньку угасал.
Конечно, Куприян прав: неизвестная невольница может не знать ни турецкого, ни татарского, ни тем более латинского языка. Но как все-таки заманчиво договориться с ней и из первых уст слышать о том, что предпринимает Белометти. Естественно, существуют иные пути — достаточно извилистые и опасные, — чтобы узнавать о решениях нового султана. Но эта девушка отчего-то никак не шла из головы.
— Попробуй послать ей записку, — посоветовал Куприян. — Или давай я сам попытаюсь с ней переговорить.
— Записку я уже передавал, — бледно улыбнулся Важен. — Она бросила ее в огонь, не читая. А где ты хочешь с ней говорить? В женской бане? Это невозможно, а дом охраняется слугами.
— Может, и родной грамоты не разумеет? — крякнул Куприян. — Вот незадача!
— Гуссейн заранее знал, что произойдет: два дня назад он отправил старшего сына из города, — переменил тему Сухоборец.
Не в его правилах было вертеться в разговоре вокруг одного и того же. Коль скоро не нашел решения, подожди, оно может родиться чуть позже. Так уже не раз бывало, и не стоит жевать словесную жвачку.
— Думаешь, как узнать о решении нового султана через Гуссейна? — тут же подхватил Куприян.
— Я думаю о другом, — признался Бажен. — Поверит Джакомо слову Фасиха или нет?
— Он наверняка хитер и недоверчив, иначе его не послали бы сюда. Но какие подтверждения своему слову даст ему евнух? Не принесет же он фирман султана?
— А вдруг? Если не сам фирман, то его копию. Белометти не повезет в Рим пустые звуки, он должен показать бумаги — без них ему не будет веры.
— Но это петля на шее Фасих-бея!
— Почему петля? — не согласился Важен. — Они могут составить тайный договор, особенно если евнух станет великим визирем.
— Это страшная война, — помрачнел Куприян.
— Да, если султан Ибрагим, валиде Кезем и ее приближенные согласятся на тайный союз с Папой. Фасих-бей будет за этот союз, но станет ли он великим визирем? — Сухоборец помолчал. Мысленно он пытался предугадать, как поведут себя турецкие вельможи, окружающие трон султана. — Сам Ибрагим, валиде Кезем, Гуссейн и другие спят и видят Балканы под своей безраздельной властью. Папа тоже хочет взять их под свою руку. Уступят ли ему османы такой лакомый кусок за обещание ударить по Руси с Запада?
— Папа может предложить им что-то другое.
— Что? — иронично усмехнулся Бажен. — То, что им и так принадлежит? А воевать за интересы Ватикана турки не станут. Фасих тоже не попрет рогом против всей империи: пока ему нужно взобраться по ступенькам трона, он будет обещать, что заключит договор, и даже подпишет его, а потом — разорвет… Ладно, давай отдыхать. Утро вечера мудренее.
Ни он, ни Куприян еще не знали, какие новые неожиданности принесет им грядущий день…
* * *
В Константинополь въехали ранним утром. Накануне Тимофей устроил ночевку неподалеку от столицы османов, чтобы изменить внешность своих спутников. Помня о метках на стенах караван-сараев и предупреждении отца Доната, он прикинул, что предателю, если он рядом, не удастся сообщить туркам, как теперь выглядят разыскиваемые ими люди. Пусть продолжают искать янычара, мальчика и гуребов. Под благовидным предлогом он оставил товарищей и купил новую одежду. Ночью, у костра, началось очередное переодевание. Казак превратился в небогатого дерибея — помещика, путешествующего в сопровождении верных слуг, вооруженных на случай встречи с разбойниками. Злату нарядили в женский турецкий костюм и закрыли ей лицо, как положено по обычаю: темный яшмак позволял увидеть только озорные глаза.
