— Первосвященник Шомуэл открыто призывал людей ибрим собрать войско и идти против Саула, — продолжил Гист. — Он требовал уничтожить царя и вырезать весь его род. «Ягбе давно отвернулся от Саула, — пророчествуя на площадях, говорил Шомуэл. — Война против него угодна богу. Каждый верный и благочестивый эшраэлит должен принять участие в освобождении». Саул опять впал в тоску и отчаянье. Нужно было что-то срочно решать. Меня вызвал Абенир, брат Саула. «Я найду людей и возможность умертвить Шомуэла. Но мне нужно средство», — сказал Абенир. Я дал ему редкое и совершенно неотвратимое снадобье.
— О, ты, конечно, большой искусник в своём деле, — с поощрительной улыбкой сказал Рехмиу.
Лекарь слегка поклонился, приложив руку к груди.
— Шомуэл умер через три дня, — продолжал он. — И всё же Саул не мог успокоиться. Дурное настроение его не покидало. Он объявил, что не остановится ни перед чем, если его повелениям будут противиться. Народ стал роптать. Эшраэлиты со слезами вспоминали Шомуэла, собираясь на освящённых высотах. И тут царь Саул вызвал меня. Он спросил, в силах ли я найти колдуна, который может поднять на землю умершего. Зная, что бог Эшраэля жестоко наказывает за колдовство, заклинания и вопрошения мёртвых, я сделал смущённый вид. «Не бойся, мне это необходимо, — сказал царь. — Греховность содеянного я возьму на себя». Тогда я поехал в евуссейский город Ярусалем. В Ярусалеме скрывался прославившийся своими чудесами и преступлениями хананейский чародей Хаккеш. Я нашёл колдуна, объяснил, что от него требуется, и сказал, что он получит за труды большой кошель золотых колец. Хитрый хананей рассказал, как найти в горах селение, в котором живёт женщина, владеющая заклинательной силой. Ночью Саул, его слуга и я пришли пришли в горное селение. Там мы нашли колдунью. А в дороге на нас напал скимен…
— Кто это? — недоумённо поднял брови номарх. — Разбойник или злой дух?
— Ни то ни другое, превосходительный господин. Скимен — это редко встречающийся в горах Юдеи чешуйчатый ящер, похожий на крокодила. Мы отдали для него одного их двух заранее приготовленных козлят. Когда скимен уползал в свою пещеру, я заметил на его задней лапе толстую цепь.
— А, понятно, — проговорил сиятельный Нахт. — Сухопутного крокодила держали в пещере для запугиванья прибывших к колдунье просителей. Такое, мы знаем, случается и в некоторых святилищах Кеме… — Нахт спохватился, и его худое тонкогубое лицо слегка побледнело. На несколько мгновений в дворцовом зале повисла тишина. Жрец Хнумхотеп угрюмо смотрел в сторону.
— Пустяки, — небрежно произнёс номарх. — Всякое бывает. Среди заклинателей, прорицателей и жрецов встречаются разные люди. Одни обладатели высокой святости, удостоенные божественной силы. Другие обманщики и стяжатели. Хаккеш и его колдунья относятся ко вторым.
— Да, превосходительный господин. Скорее всего, именно так. И всё же мне было не всё понятно в их обмане. Ведь и я волей-неволей тоже принял участие в надувательстве простодушного царя Саула. Наверное, колдун Хаккеш договорился обо всём с этой коварной женщиной. Они устроили целое представление. Хаккеш в облике умершего Шомуэла предрёк Саулу близкую смерть и табель всего его рода. Саул упал, сражённый ужасным предсказанием. С трудом царя удалось возвратить в обычное состояние. Хлопотала об этом сама колдунья. Она же приготовила еду и уговорила его поесть. Подкрепившись, мы отправились обратно. Я надеялся ещё раз увидеть скимена, но чудовище не показалось при солнце. Саул был чрезвычайно расстроен. Он вытирал слёзы и бормотал проклятия.
— А как же кошель с золотыми кольцами, который приготовил Саул? — спросил насмешливо жрец Хнумхотеп.
— Я счёл справедливым, мудрейший, что целого кошеля им слишком много. За столь рискованные хлопоты мне тоже причиталось. Половину золотых колец я оставил себе.
Жизнерадостный толстяк Рехмиу захохотал, всплеснув полными руками и, как женщина, шлёпнул себя по коленям. Рассмеялись вместе с ним жрец и сиятельный Нахт. Оба человека, в военной одежде стоявшие у дверей, остались с неподвижными лицами. Они словно не понимали, о чём говорили номарх и его гости.
— Разумеется, превосходительный господин, я сказал это, чтобы тебя повеселить, — льстиво улыбаясь, произнёс Гист.
— Ну хорошо, Гист. Надеюсь, теперь ты закончил своё служебное сообщение о пребывании в Ханаане.
— Да, почти, превосходительный господин. Предсказание колдуна Хаккеша или всё-таки призрака Шомуэла полностью осуществилось. Саул погиб от рук пелиштимцев, его сыновья тоже.
— Уж тут ничего не возразишь. Дело сделано, кто бы его не предрекал, — рассудительно заключил номарх. — Гист, ты едешь в Ханаан? Что ж, езжай. И постоянно отсылай нам донесения. А мы будем думать, как собрать большое войско для захвата нашей прежней житницы.
— Да пребудут с тобой боги, — благожелательно проводил лекаря в лиловом кидаре жрец Хнумхотеп.
Гист «пал на лицо своё»[92], совершив земной поклон, поднялся и попятился к выходу из беседки.
Лекарь прошёл через великолепный сад номарха, раскинувшийся на обширной территории. От речной воды террасами поднимались аллеи финиковых пальм, раскидистых сикомор и ряды плодовых деревьев. Повсюду в клумбах и на пёстрых лужайках цвели благоухающие розы с вьющимися стеблями и множество редких растений, привезённых из отдалённых стран. На поверхности водоёмов неподвижно плавали белые лотосы.
Среди ухоженных садовых пространств располагались, кроме основного дворца, каменные дома жены правителя, госпожи Раннаи, жилища многочисленных наложниц, некоторых родственников и старших детей номарха. Отдельно прятались в тёмно-зелёных кустарниках служебные помещения.
Гист проследовал по одной из аллей к домику, в котором был приготовлен его ночлег.
Постепенно слабел дневной свет. Звёзды словно закачались над головой, среди пышных крон пальмовой рощи.
Покой был настолько полный, что ток времени, казалось, остановился. Издалека звучали струны лютни. Женский голос пел нежную прихотливую песню.
Гисту хотелось оказаться под крышей дома прежде, чем опустится ночной мрак. На землю уже легли длинные тени, но воздух был неподвижен. Ничто не шевелилось среди садов, кроме пламенно-красного солнца, которое опустилось в густые заросли нильской дельты.
Гиста встретила пожилая рабыня с алебастровым светильником-черепахой. Поклонившись странному человеку в полосатой одежде, женщина поставила перед ним блюдо с рыбой в кисло-сладком соусе и небольшой кувшин пива. Затем она подлила в светильник масло и неслышно прикрыла за собой дверь.
Гист ужинал в одиночестве. Долго сидел, сумрачно размышляя и просматривая письмена на табличках, находившихся в его сумке. Наконец он дунул на алебастровую черепаху. Огонёк померк и пропал.
Низенький человек с клинообразной бородой скинул одежду. На деревянном ложе была постлана мягкая циновка, сплетённая из листьев папируса, там же лежала круглая войлочная подушка.
Сквозь решётку оконного проёма мигали грустные звёзды. Тесную комнату наполнил мрак душной ночи. Зудели за окном насекомые. Вскрикивала ночная птица. Где-то раздался вопль неведомой жертвы, схваченной крокодилом. А совсем далеко, в приречных зарослях, заливался визгливыми руладами хор шакалов.
Гисту приснился сон, будто он в Гибе стоит посреди женской половины царского дома.
Вошла одетая в тёмные ткани жена Саула, царица Ахиноам. Её поддерживали с двух сторон рабыни. Они вытирали слёзы, катившиеся по их щекам крупными каплями. Царица тоже плакала и стонала, время от времени взмахивая рукой, словно призывая кого-то.
Неожиданно возникли, пройдя сквозь стену, Саул, Янахан и младшие царевичи Аминадаб и Малхиша. Младшие выглядели весёлыми, ухмылялись и подмигивали друг другу. А Саул и его старший сын хоть и сверкали медными доспехами, налокотниками и поножами, но были без шлемов, потому что держали в руках свои отрубленные головы. Удивительным казалось, что их головы шевелили губами и мигали глазами, а звук голосов исходил из отверстия между плеч, где должна находиться шея.
— О, муж мой Саул! — воскликнула Ахиноам, отстраняя рабынь и горестно ломая руки. — Зачем ты согласился на помазание и стал царём? Лучше бы ты пахал на волах поле и собирал урожай. А мне бы, как в молодости, лучше бы доить с дочками коров да прясть по вечерам пряжу… Зачем ты согласился, Саул? Вот теперь ты остался и без венца, и без головы… И нет никого из моих мальчиков… Горе мне! А-ах и ах!
— Мужчина всегда может быть пахарем, — замогильным голосом отозвалась голова Саула. Он поправил её руками, чтобы ей удобней было говорить. — Но мужчина часто становится воином и ему приходится погибать в сражении. А стать правителем народа дано только избранному богом. Поэтому не сетуй и не рыдай, жена. Будь благодарна, что по воле Ягбе ты будешь известна далёким потомкам, как супруга первого царя Эшраэля. Много царей ещё проживут свою жизнь на земле. И многие утратят её от рук предателей и преступников, хотя и нет ничего ужасней, чем пролить кровь помазанника. Погибнут у многих дети их, и не будет им утешения. Но я и сыновья мои испытали судьбу воинов, сражавшихся за свой народ. И нет для нас лучшей стези и прекраснее её завершения.
